– Доброго времени суток, – обратился Буффон к женщинам.
Старушка подняла на них глаза, кивнула и продолжила свою работу. Она вся была одета в черное, волосы покрыты черным платком. На коленях у нее лежало огромное полотно, похожее на холстину, с изображением руны Юр – гусиной лапки, перевернутой вниз. Молодая женщина даже не повела ухом, будто не замечая гостей, полностью погрузившись в работу. Дама и Буффон решили подойти вплотную к письменному столу.
– Разрешите представиться, я Буффон, а это – моя спутница – Дама, – попытался он привлечь внимание писательницы.
Та посмотрела на них поверх очков в прозрачной оправе, практически незаметной на ее смуглом лице монголоидного типа с высокими скулами. Она была брюнеткой с короткими волосами и жестким взглядом феминистки.
– Доброго, – энергично произнесла она, протягивая руку Даме и затем Буффону. – Я фрау Селёдкина. Минутку, я должна закончить крайне важную мысль. Присаживайтесь, – махнула она в сторону рукой, указывая на низкий диванчик и небольшой столик со столешницей, украшенной китайским орнаментом. Вокруг столика на песке стопками громоздились книги.
Буффон с удовольствием уселся на диван и поднял первый попавшийся под руку фолиант. Книга оказалась на немецком языке, «Философия этики» – значилось на обложке. Дама присела рядом и налила в глиняную чашку зеленый чай из большого чайника, стоявшего на деревянной решетке. Повеяло ароматом жасмина. Буффон взял книгу из другой стопки и обнаружил в ней китайские иероглифы.
– Как вы здесь оказались? Кто вы такие? – наконец, повернулась к ним фрау.
– Мы Дазайнеры, – гордо произнесла Дама, – у нас есть своя точка Хроноса в этой Пустыне. Я так полагаю, мы коллеги.
– Да, и чем вы там занимаетесь?
– Ну, надо сказать, у нас очень важная миссия, мы фиксируем моменты Настоящего при помощи специального оборудования. Сейчас там на посту остался господин Пинкертон, а мы взяли небольшой выходной, – пояснила Дама.
– Интересно, какой в этом прок? – усмехнулась фрау.
– А вы чем занимаетесь, позвольте узнать? – спросил Буффон, не желая развивать эту тему, предвидя ненужный спор.
– Я занимаюсь научной работой. Видите ли, я сотрудничаю с университетом в Хайдельберге, работаю с лучшими учеными мирового уровня. Думаю, моя диссертация произведет фурор в научном мире.
– А как же вы оказались в Пустыне?
– О, здесь идеальное место для меня, меня привел сюда Кочубей. Это же просто мечта, моя Касталия! Я всегда ассоциировала себя с Йозефом Кнехтом, знаете ли, и теперь, чем я дальше и глубже погружаюсь в мир философии, аналитики и рационализма, тем острее я эту связь ощущаю.
– Какую связь? – переспросила Дама.
– Связь с Касталией, – важно повторила фрау Селёдкина. – Кочубей помог мне материализовать этот мир избранных, мир разума. Скажу по секрету, здесь находится самая богатая библиотека в мире, точнее сказать, библиотека всего мира. Все, что когда-либо было написано человеческими существами, можно найти здесь, не все в оригинале, естественно. На поверхности лишь крошечная часть тех запасов, которые находятся там, в подземных хранилищах, – она указала пальцем вниз. – Я пока наслаждаюсь немцами и китайцами, в общем, то, что мне близко.
– Значит, мсье Кочубей вам не рассказал о запуске Кродера? – восторжествовала Дама, прежде несколько обиженная словами Селёдкиной.
– Да, что-то он мне говорил об этом. Но у меня такое ощущение, что вся эта ваша Пустыня похожа на многослойный пирог из придуманных реальностей. Один персонаж вложен в другого, как матрешка, один придумывает другого или является частью другого.
– Как это? – не понял Буффон. – Я вас совсем не придумывал, понятия не имел о вашем существовании.
– Значит, нас всех вместе придумал кто-то другой, – хитро улыбнулась фрау. – Знаете китайскую притчу: Чжуан-Цзы приснилось, что он был бабочкой, а потом, проснувшись, он подумал, ему ли приснилось, что он был бабочкой, или это бабочке приснилось, что она Чжуан-Цзы.
Буффон и Дама молча переглянулись.
– Фортунатто, – вдруг сказала Дама. – Я знаю, это он все устроил. Это все обман, иллюзия. И дом его там, в Сфакионе, я помню, сплошная бутафория.
– А как же наше перемещение, оно же реальное, и заседание БоСХ, – недоумевал Буффон. – Нет, вы что-то все усложняете. Кочубей же реальный. И мы реальны.
– А что есть такое реальность? – фрау Селёдкина сняла очки и потерла переносицу. – Как вы можете доказать, что сейчас вы не спите, например, или не находитесь под гипнозом? В этом-то весь фокус.
– Ну, по крайней мере, лучше находиться во сне здесь, чем там, в мире повседневности, – резюмировала Дама.
– Пожалуй что так, – грустно согласился Буффон. – Но было бы разочарованием узнать, что мы все на самом деле сейчас проходим сеанс группового гипноза в психиатрической клинике.
– Или того хуже: к нашему мозгу подключены датчики, а наше тело находится в пробирке в зародышевом состоянии, в то время как компьютер программирует для нашего сознания разные виртуальные миры, – рассмеялась Дама.
– Давайте-ка лучше выпьем чаю, иначе вы совсем потеряете вкус к жизни, – предложила фрау. – Я просто решила проверить, насколько вы Дазайнеры.
– В каком смысле? – снова обиделась Дама.
– Судите сами, насколько удивительно то, что люди, проживая свою жизнь, ничуть не задумываются над тем, насколько они не осведомлены о собственном существовании. И самое трагичное состоит в том, что мы никогда – понимаете – никогда не узнаем смысла всего происходящего в этом мире. И даже того, как он устроен на самом деле.
– По крайней мере есть надежда, что после смерти что-то прояснится, – задумчиво сказал Буффон.
– А если нет? Представляете весь абсурд ситуации? – фрау разлила по чашкам чай, вода обильно стекала по чайнику в деревянную решетку.
– А как же мир духа, другое измерение, четвертое или пятое?
Селёдкина махнула рукой:
– Вот что я думаю по этому поводу, дорогие мои: дазайнеры – это ошибка в системе мироустройства, дефект проекта, его погрешность. Люди не должны думать о своем существовании вообще, зачем и почему, ведь если бы это нужно было знать, тогда всем бы изначально было это известно. Иначе какой смысл самим познавать устройство мира, когда в принципе это невозможно по одной банальной причине – органы чувств не позволяют узнать большего. Мы никогда не преодолеем наше тело, а чтобы узнать больше, мы должны его преодолеть. Полный тупик!
– А кто вам мешает преодолевать свое тело, занимаясь какой-нибудь трансцендентальной медитацией? – возразил Буффон. – Вот, например, господин Пинкертон сидит себе под деревом и преодолевает свое тело целыми днями, правда, не знаю, что от этого меняется в плане понимания устройства, и главное: способствует ли активному переустройству.
– Хорошо, скажем, он продвигается в своем познании дальше всех прочих из рода человеческого, и даже, скорее всего, находит способ влиять на реальность, поскольку, как
