Он изящно приземляется на траву и, сорвав парашют, закидывает за спину винтовку. Вот только это девушка со светлыми волосами и сияющими глазами, в которых мелькает непреклонность, когда они останавливаются на мне. Это Анна.
– Да, черт побери! – кричит Леобен, когда рядом с Анной опускается маленькая и ловкая Зиана.
Третьим на землю падает Коул и катится по траве. А за ним опускается серебристый парашют. Мой желудок сжимается, когда он поднимается на ноги и смотрит на меня, потому что на его лице отражается смесь гнева, боли и облегчения.
Но он здесь… они все здесь. Возможно, у нас еще есть шанс спасти мир.
Анна оглядывается через плечо на взорванные двери лаборатории, а затем вновь поворачивается к нам с Леобеном:
– Готовы?
– Давайте сделаем это! – кричит Леобен.
И устремляется к дверям, а Коул следует за ним. Руз хватает меня за руку и, не давая упасть, тянет к лаборатории.
Звуки сражения стихают, когда мы оказываемся внутри, переступая через обломки, которые остались после взрыва. Пол усеян кусками бетона и искореженными металлическими обломками, а запах паленого пластика режет нос. Закашляв, я прикрываю рот рукой и ковыляю по вестибюлю.
– Думаете, они не пойдут за нами? – кричу я, сворачивая в коридор.
А затем останавливаюсь и хватаюсь за стену, чтобы обернуться через плечо. Грязная трава, виднеющаяся в проеме дверей, освещается вспышками выстрелов и прожекторами. Генхакеры мелькают между грузовиками и скрываются в лесу, увлекая за собой солдат. Они прекрасно отвлекают внимание от нас, но трудно не заметить зияющую дыру в стене. И солдаты вскоре ее увидят.
– Все в порядке… нас прикроют, – успокаивает Коул, указывая на ряд сверкающих «Скорпионов», которые выстраиваются вокруг дверей. – Будем надеяться, эти твари не восстанут против нас.
Я киваю и, продолжая кашлять из-за дыма, следую за остальными в коридор. Треугольные лампы дневного света мерцают над головой, отчего кажется, будто стены кренятся и раскачиваются. Легкие все еще горят после пробежки, и мне требуется слишком много времени, чтобы отдышаться. Но дело не только в дыме. Меня ослабила инфекция.
Я спотыкаюсь и хватаюсь за ручку ближайшей двери, чтобы удержаться на ногах. Анна с Леобеном уже добрались до лестницы, а Руз и вовсе поднимается по ступеням, чтобы проверить, нет ли там солдат.
– Ты в порядке? – оглянувшись, спрашивает Коул.
– В-все хорошо, – с трудом выдыхаю я.
Кашель вновь сотрясает мое тело, вынуждая прикрыть рот локтем, но когда я отвожу его в сторону, то замечаю на зеленой ткани капли крови.
– Нужно двигаться дальше, – продолжаю я.
Челюсти Коула напрягаются. Он вновь смотрит на сражение, развернувшееся снаружи, а затем подходит ко мне и кладет руку мне на плечи.
– Я в порядке, – заставляя себя передвигать ноги, говорю я.
– Позволь мне помочь.
Его голос звучит не ласково, но уверенно. А рука обхватывает мое тело, не давая свалиться на пол, пока мы идем к лестнице и поднимаемся по ступеням. Стоит нам достигнуть верхней площадки, как на меня обрушиваются воспоминания. Большую часть детства мы провели здесь. На этом этаже находятся общие спальни, ванные комнаты и медицинские палаты. Я бессчетное количество раз проходила по этому коридору. И столько же раз меня провозили по нему на каталке, пока кровь пропитывала наложенные на швы повязки, а я находилась на грани смерти.
Остальные уже поднялись выше. Но у дверей в лабораторию Лаклана нас поджидает отряд солдат. Анна с Леобеном жестами обсуждают план нападения, но на их лицах не видно уверенности. Как только мы вывернем из-за угла на последний пролет, то останемся практически беззащитными.
– Черт побери, – откидывая голову назад, бормочет Анна. – Это будет больно.
Глаза Леобена расширяются, а Зиана в шоке смотрит вслед Анне, которая взбегает по последнему пролету лестницы. Солдаты тут же ощетиниваются оружием. Но ей не удастся убить их всех и не поймать пулю.
Но Анне они не страшны. Она выживет практически после любого ранения. Умрет, но затем воскреснет вновь. Так что у солдат нет единого шанса устоять против того, кто способен принять даже сотню пуль, лишь бы убить их.
И мы бы все были способны на подобное, если бы я не удалила «Панацею».
Анна преодолевает последние ступени, и я невольно сжимаюсь, ожидая, когда воздух пронзит множество выстрелов. Но ничего не происходит. Анна резко останавливается. Я решаюсь выглянуть из-за угла и вижу, как солдаты, опустив винтовки, отступают к стене. Дверь лаборатории распахивается, и в коридоре появляется женщина, которая негромко отдает какой-то приказ. Это Агнес.
– Солдаты не будут стрелять, Цзюнь Бэй, – кричит она. – Мы с Катариной пришли к соглашению, и я пообещала, что не стану пытаться завладеть «Панацеей». Можешь показаться… тебе ничего не угрожает. Мы с Лакланом объединим силы и поможем вам закончить вакцину, чтобы завершить ее.
Сдвинув брови, я смотрю на Леобена, пока снаружи не стихают выстрелы, а затем преодолеваю несколько ступеней. Агнес шагает к нам по коридору. Следом за ней, не сводя с нас глаз, идут солдаты. На ее лице отражается опустошенность и обреченность, но нет и единого намека на то, что это ловушка. Она выглядит как женщина, идущая на собственную казнь.
Мне не хочется верить ей, но она права – если они с Лакланом помогут нам, то работа над вакциной пройдет быстрее. Кажется, у меня осталось не так много сил, чтобы сделать это самостоятельно, хоть это и означает, что мне придется довериться тому, кто еще несколько часов назад заразил меня гидрой.
Но если у кого и был шанс переубедить Агнес, то только у Катарины. Не знаю, что она такого сказала, но, видимо, ей удалось переманить Агнес на нашу сторону.
Я вытягиваю руку и опускаю дуло винтовки Коула к полу.
– Мы тоже не станем стрелять, – говорю я. – У нас нет времени сражаться.
– Что? – восклицает Анна. – Ты ей веришь?
– Да.
Агнес встречается со мной взглядом, и я вижу в ее глазах ту же непреклонность, что и в момент, когда она оставила меня наедине со «Скорпионом». Вижу полчище одичалых голубей, взрывающихся в небе над Энтропией, и камеру пыток, которую создали по ее приказу в этой лаборатории. Она монстр. Мои руки сжимаются в кулаки от осознания, сколько боли она причинила людям. И больше всего мне хочется пересечь коридор и вонзить ей в шею нож. Хочется заставить ее страдать за все, что она сотворила. За все горести, что она причинила.
Но у нас с ней столько общего. Мы обе причиняли боль и предавали людей, пытаясь подарить человечеству новый, лучший и безопасный мир. Начав работать над «Панацеей», я отвернулась от всех, кто доверял мне. Мы с Лакланом оправдывали
