Она не переживет это. И погибнет.
– Катарина, – выдыхаю я, когда перед глазами все расплывается вновь. – Кэт, что происходит?
Она лишь качает головой:
– Я в порядке. У тебя почти получилось. Не сдавайся!
Я вновь пробую раздробить разум, но ее лицо вспыхивает перед глазами, сбивая с концентрации.
– Ты должна раздробить разум! – кричит она. – У нас не будет другой возможности!
– Нет, я не хочу потерять тебя! – дрожа все сильнее, отвечаю я.
Катарина зажмуривается на мгновение, а затем открывает глаза, и шторм в моем сознании внезапно стихает. Ее проекция то появляется, то исчезает, но я старательно давлю на спайку в своем разуме. Мои мысли начинают делиться, словно к пламени, горящему внутри, подносят зеркало.
– Ч-что ты делаешь? – спрашиваю я.
Она смотрит на меня широко раскрытыми серыми глазами, которые так выделяются на ее побледневшем лице.
– Я знаю, что делаю, – шепчет она. – Знаю, как спасти нас.
– Нет! – кричу я, вцепившись в подлокотники кресла. – Не вздумай жертвовать собой ради спасения этого мира! Терпи!
– Я не стремлюсь спасти мир, – неуклюже вставая на ноги, говорит Катарина. – Я спасаю вас… всех вас. Вы моя семья, и я просто обязана это сделать.
Ощущение от ее присутствия нарастает, вновь порождая шторм, который обрушивается на разделяющую наши разумы стену.
– Кэт, не надо… – начинаю я, но меня останавливает взгляд ее горящих глаз.
– Прости, – шепчет она. – Я люблю тебя.
А затем закрывает глаза, и ее трехмерная проекция исчезает.
– Кэт? – кричу я, но едва это слово слетает с моих губ, как стена внутри рушится.
Комната перед глазами начинает раскачиваться, словно корабль на вздымающихся волнах, которые обрушиваются на спайку, порождая дробление.
И под мой горестный крик мой разум делится на две части.
Глава 42
КатаринаПеред глазами все плывет, а в ушах пульсирует кровь, когда я падаю на бетонный пол и перекатываюсь на бок, хватая ртом воздух. Я все еще нахожусь в лаборатории проекта «Заратустра», но теперь уже в комнате со стеклянной стеной, сквозь которую видно горы. Снаружи бушует гроза, затянувшая облаками небо и обрушивающаяся каплями дождя на окно. Стая голубей кружит над землей, оглашая воздух тихими мелодичными криками, а кончики их перьев отсвечивают ярким зеленым светом. Но когда мы прилетели на «Комоксе», не было ни шторма, ни голубей.
Я не в настоящей лаборатории проекта «Заратустра». А снова попала в симуляцию.
– Нет, нет, – поднимаясь на колени, шепчу я.
Стены лаборатории покрылись трещинами, а пол вздымается. Я чувствую, как разрушается имплант, но меня не должно быть здесь. Я попыталась вывести его из строя, позволить Цзюнь Бэй завладеть и моей частью мозга, но у меня ничего не вышло. Я до сих пор жива, хотя океан ее разума бушует по другую сторону стены.
Цзюнь Бэй все еще пытается добиться дробления, но ее силы на исходе. Инфекция с каждой секундой все сильнее пожирает ее тело. Нужно помочь ей закончить вакцину. И как можно быстрее. Тяжело дыша, я оглядываюсь по сторонам. Боль пронзает череп, мысли путаются. Имплант работает на последнем издыхании, а в стене между мной и Цзюнь Бэй появляются новые трещины, неровные края которых усиливают напряжение. Вот только это все равно происходит слишком медленно. Должен быть способ проломить стену, чтобы она смогла закончить дробление и исправить вакцину. Нужно выяснить, как отдать ей свою часть мозга, как позволить импланту поглотить меня, как сдаться.
Но в том-то и проблема. Я не умею сдаваться. Я несколько лет прожила на поверхности, изо всех сил стараясь остаться в живых. Я пережила вспышку гидры, насилие, все ужасные события последних нескольких месяцев и все, что мне довелось узнать. Всю мою короткую жизнь мне постоянно что-то угрожало, но я всегда находила силы и возможность продолжать дышать и сражаться.
И все, что я умею – это выживать.
Я стискиваю руки в кулаки. Может, нужно просто закрыть глаза и расслабиться. Это будет нелегко, учитывая пульсацию в голове, но я постараюсь.
За окном сверкает молния, а воздух сотрясает раскат грома. Птицы летают под облаками и планируют между деревьями. Дверь в лабораторию распахивается, и в нее вваливаются тощие, неопрятные и босые дети. Которые тут же устремляются ко мне.
– Кэтти! – бросаясь на меня, кричит Зиана.
Я ударяюсь спиной об стену, когда она падает на меня, и голову вновь простреливает боль. Другие дети присоединяются к ней, и маленькие тела придавливают меня к полу, а маленькие ручки обхватывают все, до чего могут дотянуться. Но у меня от этого перед глазами вспыхивают серебристые пятна.
– Полегче, ребята, – прошу я.
– Прости, – втискивая голову мне под мышку, отвечает Леобен. – Мы испугались.
Лаборатория сотрясается, а от потолка прямо над стеклянной стеной отваливается кусок бетона. Дети с визгом пытаются притиснуться еще ближе ко мне.
– Мне тоже страшно, – говорю я.
Цзюнь Бэй, прижавшись ко мне, смотрит сквозь окно.
– Все будет в порядке.
Я перевожу на нее взгляд.
– Откуда ты знаешь?
Она еще крепче обхватывает меня руками.
– Потому что мы вместе.
Еще один раскат грома сотрясает комнату, а над головой начинают моргать лампы. Я закрываю глаза и, прислонившись спиной к стене, прижимаю детей покрепче. Возможно, в другой жизни в этой лаборатории родилась бы еще одна девочка. И я бы стала одной из этих детей – росла бы в этих комнатах, спала бы в общей спальне и страдала от кошмарных экспериментов Лаклана. Но я бы любила этих детей. И у меня была бы семья.
Хотя я не права. Эти пятеро сорванцов уже моя семья. И прямо сейчас я жива. А их будущее в моих руках. Но не тех, что сейчас находятся со мной в этой комнате, а настоящих Цзюнь Бэй, Коула, Леобена, Анны и Зианы, которые сейчас пытаются подарить миру единственный шанс на будущее. И я могу помочь им в этом. Могу дать им это будущее и возможность покончить с чумой раз и навсегда. У меня хватит сил, чтобы сделать это.
Пришло время попрощаться с этим миром.
Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь. Давление детских тел на кожу становится едва различимым. Но это не моя кожа и не мое тело. Все это нереально. Я не девушка, съежившаяся на полу полуразрушенной комнаты, а вспышка нейронов. Огонь, горящий внутри тела, которое даже не принадлежит мне. И единственное, что не дает ему потухнуть – инстинкт выживания. Вот только на нас влияют не только инстинкты. Мы меняемся в зависимости от наших намерений и поступков. И быть живым не означает иметь тело, это вообще никак не связано с анатомией. Именно принятые тобой решения показывают то, кто
