– М‐да. Наверное, там сук удобный.
– Опять смеетесь, – уличил его Петя.
– Я не смеюсь, просто это как-то… – Антон Павлович повертел в воздухе пальцами, – мелко.
– Тогда все.
– Может, еще повспоминаешь?
– Ну… Дорога, где я того шерстистого кобчика повстречал.
– Проверим.
– Слушай, как все? А старый погост, а церковь? – Арменыч подкрался незаметно.
– Знает он про них, – махнул рукой Петя.
Арменыч задумался, потом неуверенно спросил:
– Рассказы про то, как ведьма вылетела в трубу, а черт поутру превратился в шар, который с воем растаял в воздухе, вас не интересуют? Так же как и гуляющий возле кладбища человек, не оставляющий следов?
– Это все деревенский фольклор. Не то, не то…
– Тогда давайте начнем с церкви. Хорошая церковь: кирпичная, страшная, с целым хвостом слухов и страшилок. А?
– Уболтали, – устало выдохнул Антон Павлович, захлопывая свою плоскую машинку. Выглядел он странно довольным. – Начнем с церкви. Но память все равно напрягайте.
– Когда отправляемся? – осведомился Арменыч. Его карие глаза мерцали, словно у кота в предвкушении славного обеда.
– Сейчас.
Глава четырнадцатая
До церкви ехали недалеко, зато с шиком – колонна машин растянулась на добрые полкилометра. Пыль и пара гавкающих дворняг составляли ее свиту. Она, эта свита, могла показаться скромной только для посторонних. И то только до тех пор, пока они не попадали в ее орбиту. Тогда кашель вкупе с желанием заткнуть уши быстро внушали к подобной свите почтение. Людское же население деревни изнывало от любопытства: оно скапливалось за окнами, тянуло шею из дверей и занималось будничными делами у самой калитки. Любопытство это было каким-то душно-концентрированным. Петя ощущал его физически, настолько густо людское любопытство висело в воздухе.
Парню даже чудилось, что оно протуберанцем тянется за пылящей автоколонной, желая узнать, куда, ну куда же отправилась такая прорва машин. «Хрен я вам скажу, соседи дорогие!» – подумалось Пете. В комфортабельном салоне джипа за тонированными стеклами мысль казалась очень приятной. Он улыбнулся и тут же нахмурился. Детский сад, штаны на лямках. Его везут черт знает куда, а он туда же – лыбится, как параша. Серьезнее надо быть, серьезнее. Антон Павлович, сосредоточенно крутивший баранку, эту нахмуренность уловил, но понял ее неправильно:
– О брате беспокоишься? Зря. Все с ним будет в порядке. И с ним, и с матушкой твоей. – Помолчал, повторил: – Не надо беспокоиться.
– А я чего? Я и не беспокоюсь, – буркнул Петя.
Через десять минут сбоку замелькало коричневое пятно церкви. Поворот, грузный скачок машины на колдобине…
– Прибыли, – сообщил Антон Павлович, выключая мотор.
– Вижу.
С непривычки Петя едва не навернулся с порожка машины, однако выправился и сошел солидно, уверенно. Впереди расстилалась лужайка с холмиками. При свете дня они желтились жухлой травой и выглядели безобидно. В синем-синем небе не проплывало ни облачка. Припекало солнце. Зной был уже совсем слабенький, осенний, но цикадам его хватало. Они заливались звонко, как будто звали лето задержаться еще на месяцок. Покойники и всякие таинственные, не совсем чистые силы выглядели в подобном окружении полной глупостью.
Вспомнив, что творилось последние дни, Петя поежился. Его доверие к чудному деньку как-то сразу исчезло.
– Если совсем страшно, оставайся, – щедро предложил Антон Павлович.
– Еще чего! С вами пойду, – угрюмо проворчал парень. Кагэбэшная манера Антона Павловича все знать начала его раздражать. – Можно подумать, не с нашим Вышелесом беда творится.
– Вот ты сознательным стал, – удивился Арменыч, подходя к ним и чиркая спичкой в попытках зажечь мятую сигарету. Спичка зажигаться отказалась, пустив на прощанье вонючую струйку дыма. Вторая и третья повели себя аналогичным образом.
– Станешь тут сознательным. Непонятно, то ли съедят нас всех, то ли благ разных накидают. Да и с братом фигня какая-то. Может, он мне и не брат, а тварь болотная. Как тут узнаешь?
– Никак, – согласился Арменыч. Пятая спичка вспыхнула веселеньким огоньком. От него он наконец прикурил. – Вспомнит он однажды лунной ночью свое болото, затоскует и от той тоски пойдет кусать всех направо и налево. Тебя первого. У‐у-у!
Старик выпучил глаза и замахал руками, изображая тварь болотную кусачую.
– Очень смешно, – фыркнул Петя. – Обхохочешься.
– Смех смехом, но что это за существа? После смерти не возвращается никто и никогда. Я не клиническую имею в виду, – пояснил старик. – Нам не дано заглянуть за грань. Что там за ней – ад, рай, нирвана или вовсе пустота, – тайна великая есть. И тут вдруг люди, которым из-за края возвратиться удалось. Возникает вопрос: а люди ли они? Может, вовсе бездушные куклы с заданной программой? Про болото, конечно, ересь, но мысль ты мою, надеюсь, уловил?
Петя кивнул.
Они собрались было обсудить намерения непонятных сил по отношению ко всем ним, но тут Антон Павлович не выдержал:
– Лясы дома точить будете, на кухне, под самогон. Или что вы там употребляете. Сейчас делом заниматься надо. Значит, так: я со своей командой осматриваю помещение, затем мы спускаемся в подвал. Вы четко за нами. И чтоб никакой самодеятельности! Вопросы есть?
– У матросов нет вопросов, – пожал плечами Петя. – Вы впереди, мы за вами. Все понятно. Куда сначала?
– Сначала вовнутрь самой церкви. Потом по обстоятельствам.
– Как скажете. Только до подвала, думаю, не доберемся – все давным-давно обвалилось. Я почему знаю: мы еще пацанами все здесь облазали. Сокровища искали.
– Нашли? – заинтересовался Арменыч.
– Нашли. Две медные монетки. В музее сказали, что еще царские. Мы их в музей отдали, – пояснил Петя. – Краеведческий.
– Молодцы, – похвалил его старик.
– То, что обвалилось, даже к лучшему, – объявил Антон Павлович. В руках у него объявилась какая-то желтая, истерзанная временем бумажка. – Значит, черные археологи ни до чего серьезного не докопались. Перед вами, – жестом экскурсовода он обвел руками развалины, – монастырь пятнадцатого века со, скорее всего, нетронутым содержимым. А содержимое богатое: подвал, костница и подземный ход к часовне. Каково?
– Правда, что ли? – изумился парень. – Никогда бы не подумал. Хотя… мама рассказывала, что развалины были древними еще при ее бабушке. И что такое костница?
– Увидишь, – пообещал Антон Павлович и заботливо поинтересовался: – Нервы крепкие? Припадками не страдаешь?
– Сами вы припадочный, – обиделся Петя. – Чего сразу обзываться?
– Он не обзывается, – вступился за кагэбэшника Арменыч. – Костница – штука сильная, и впечатление от нее не менее сильное, вплоть до обморока. На западе подобное устроение называется оссуарий. Не знал, что во владимирских лесах они есть.
– Чего бы им не быть? – удивился Антон Павлович. – История у края богатая.
– В принципе, вы правы, – согласился старик. Петя заметил у него в глазах все тот же азартный блеск.
– Что такое костница? – подергал он за рукав Арменыча. Он уже бросил обижаться, теперь его распирало любопытство.
– Увидишь, – повторил тот обещание шефа Специального отдела.
– Да ну вас, – отвернулся парень и побрел к дверям храма.
Двери эти, когда-то обитые широкими полосами железа, теперь могли похвастаться разве что амбарным замком. Огромным, ржавым, внушающим уважение. Рядом, в пристенке, скучал такой же внушительный и ржавый лом.
– Оба-на! – потер Петя руки. –
