– Насчет двадцати рублей ты с кем сговаривался, с Таисьей? – спросил Ферапонт Киприанович.
– Редкая сквалыга! – пожаловался гость. – Ей же бабы по рублику, по два на хомячиху собрали, а она еще себе что-то выгадать норовит. И помяните мое слово – хомячат она не просто так по семьям раздаст, а покупать заставит.
– Видение, стало быть?! – Ферапонт Киприанович стал наливаться злобой.
– Вот те и деревенская дурочка, – молвил Евсей Карпович. – На предке бизнес делает!
– Лопнуло мое терпение, – сообщил Ферапонт Киприанович. – Пойду разбираться!
И неожиданно быстро исчез.
– Доигралась Таисья, – без избыточного сочувствия сказал Евсей Карпович. – Ты-то хоть свое получить успел?
– Ахти мне! – опомнился гость.
– Пошли скорее, пока сосед там всех не переколотил!
И они черед полторы секунды уже были в ванной комнате Платовых, а оттуда проскользнули в Илюшину комнату.
Но то, что они увидели, взобравшись на стол, вообще не лезло ни в какие ворота.
Домовихи, окружив клетку, тыкали туда и фломастерами, и чайной ложкой, и какими-то прутьями, стараясь разнять мохнатую пару. А пара сбилась в ком, и только визг, который более смахивал на скрип, прямо-таки висел в воздухе, вызывая в ушах боль. Илья сквозь сон догадался заползти с головой под одеяло – и то, еще немного – и проснется.
Вдруг визг окончился, ком распался. Черно-рыжый зверь под угрозой прутьев со скрипом отошел в другой угол клетки. А второй, коричневый, так и остался лежать.
– Машка, Машка! – позвал Ириней Севастьянович. – Ням-ням, Машка! Не встает, дура. Орешка ни у кого не найднтся?
Струхнувшая Таисья Федотовна достала из своих запасов очищенный орех, и его пропихнули к самому носу хомячихи. Но она даже не открыла глаз.
– Ну, ты, баба, допрыгалась, – неодобрительно сказал Евсей Карпович. – Задавил наш Васька эту Машку. Нет больше Машки.
– Как это – задавил? Не мог задавить! – окрысилась Таисья Федотовна. – У них сперва все на лад шло! Это она… это она отдыхает! Отдохнет да и пойдет!
– Шустра ты больно. А расхлебывать – всему дому, – Евсей Карпович забрал у нее прутик и принялся щекотать хомячихе нос и рот. – Видишь, не шевелится.
– На лад шло? – тут над незадачливой бизнес-домовихой навис огромный Ферапонт Киприанович. – Что ты тут врешь? Нешто я не знаю, как это бывает, когда у мужика с бабой на лад идет!
Тут народу на столе прибавилось – явились и Матрена Даниловна, и Лукьян Пафнутьевич, и Якушка с Акимкой.
Домовые, галдя, окружили клетку предка.
– Точно – сдохла! – подтвердил Лукьян Пафнутьевич. – Я дохлятину за версту чую! Эй, Лукулл Аристархович, а ты что скажешь?
Правозащитник как раз собирался втихаря смотаться со стола и вообще из квартиры.
– Нет, ты постой! – Ириней Севастьянович ухватил его за шиворот и даже приподнял. – Такого уговора не было, чтобы ваш хомяк нашу хомячиху до смерти задавил!
– Имеет право!.. – пискнул, защищая предка, Лукулл Аристархович.
– Какое такое право?!
– Он… он… он на своей территории!..
Тут несколько опомнилась и Таисья Федотовна. Будучи домовихой деревенской, а деревенским в наше время тяжко приходится, нажила она знание простого закона: лучший способ защиты – это нападение.
– А откуда мы знаем, хомячиха это или другой хомяк?! – закричала она. – Ты, дяденька, нам к нашему предку другого мужика подвел, вот они и схватились!
– Верно! – заорал и Лукулл Аристархович. – Имеет право!
– Так! – рявкнул Ферапонт Киприанович. – На свою же породу нападать имеет право?!
– У них так заведено, – залопотала Таисья Федотовна. – Вы городские, вы не знаете, а мы, деревенские, знаем! И петухи драться схватываются, и кобели, и вообще!
– И предки?
– И предки!
– Так от этой злыдни мы, стало быть, происходим? – нехорошо спросил Ферапонт Киприанович. – От этого ирода? От этого кровопийцы?
Лукулл Аристархович несколько смутился.
– Эволюция, понимаете ли… – забормотал он. – Естественный отбор, и вообще…
– Понятно! – Ферапонт Киприанович был грозен и неумолим. – А коли эволюция, так полезай сейчас же в клетку и вынимай оттуда покойника!
– Кто, я?
– Ты, разгильдяй! Надо же – двух мужиков сосватал!
– Это она! – правозащитник указал лапой на Таисью Федотовну.
– Это он! Он вот все переврал! Говорил – Машка! А это и не Машка вовсе! – Таисия Федотовна вцепилась в Иринея Севастьяновича. – Сам свою дохлятину теперь вытаскивай!
– А ведь ты баба сварливая, – вдруг сказал Евсей Карпович. – Не уживешься ты у нас, ой, не уживешься…
– Цыц! – приказал Ферапонт Киприанович открывшей было рот супруге.
– Цыц! – сказал и Лукьян Пафнутьевич своей Матрене Даниловне.
– Цыц! – не так громко, но все же внушительно молвил Ефим Патрикеевич молодой жене Василисе Назаровне.
– Да маленький же у нее! – пискнула Матрена Даниловна.
– Не пропадет! Пусть вон к магазинным катится! – постановил Лукьян Пафнутьтевич. – Больно ловка! Там ей самое место!
– Только сперва пусть со мной рассчитается, – подал голос Ириней Севастьянович. – Двадцать рублей, да мешок гречки, да цыганскую иглу еще обещала, да угощение выставить…
Стали разбиратьчся с оплатой и долго не могли сосчитать, сколько выплатить за гибель Машки. Ириней Севастьянович на то напирал, что хозяева будут в великом недоумении: с вечера хомячиха была в клетке, а утром ее вдруг нет!
– А вы дверцу оставьте открытой – вроде бы ваш предок как-то ненароком сбежал, – посоветовала Матрена Даниловна. У нее уже просто не получалось звать мохнатого зверя хомяком, а только – предком.
Ириней Севастьянович умом понял, что иного пути нет, но несколько покочевряжился, выбивая побольше отступного.
Когда он пообещал поднять шум на весь город, домовые дедушки пошли навстречу и отрядили тащить плату на Мичуринский проспект Лукулла Аристарховича. А Акимке с Якушкой велели вытащить из клетки и выкинуть на мусорку дохлую Машку, или не Машку – теперь уже не имело смысла менять животному имя. Прожил хомяк под бабьей кличкой весь свой век – не устраивать же крестины заместо похорон!
* * *Домовые дедушки увели супруг по квартирам, не дав даже проститься с Таисьей Федотовной. Один Евсей Карпович остался. Он какое-то время глядел на Ваську – и все больше убеждался, что Васькина рожа не выражает ни малейшего раскаяния.
Таисья Федотовна пробовала было подольститься, но он только махнул лапой, помог Якушке с Акимкой дотащить мертвое тело до ванной, пропихнуть в дырку, и направился к себе.
Дома он уселся возле компьютерной клавиатуры и затосковал.
Так было бы здорово получить в дом маленького хомячонка и научить его труду и речи! Если бы получилось – вот доказательство, что Васька – таки предок. Даже кровожадный, даже тупой, даже не разделяющий своих и чужих… Должен же быть хоть какой-то…
Евсей Карпович даже не заметил, как подошли Акимка с Якушкой.
– Выкинули? – спросил только.
– Еле доволокли, – признался Якушка. – А мы ведь почему пришли?…
– А знаешь что, Евсей Карпович? – подхватил Акимка. – Все ведь не так. Он – баба. Думали, тебе нужно бы знать.
– Кто – баба?
– Покойный хомяк. Мы с Яковом Поликарповичем когда его на помойку тащили, догадались.
– Как это – догадались?
– Ну… Шерсть разгребли… посмотрели…
– Так
