Узел на ленте ослабился, но Стракс не мог позволить ей уйти. Сжав ее пальцы, он дал понять, что бодрствовал, и она замерла.
Мара безмолвно выжидала, поскольку хоть и чувствовала себя в безопасности, чтобы спать в его руках, но так и не поверила ему. Стракс понял, что за долгие месяцы ни разу не попытался завоевать ее расположение, и у него заболело сердце.
Он решил сей же час начать заслуживать доверие своей жены. Стракс завоевал бы как его, так и все прочее, что она согласилась бы дать.
— Прости меня, Мара, — тихо начал он.
На один вдох воцарилась тишина, будто Мара никак не могла взять в толк, с чего вдруг Стракс извинялся.
— За что? — наконец прошептала она.
— За то, что не разбудил тебя, как муж должен будить жену.
— И как же это?
— С моей головой у тебя между бедер и ртом на твоем лоне, — сказал он, но предпочел бы показать.
У нее перехватило дыхание, что Стракс почувствовал по запоздалому выдоху у своего горла. Пальцы на его руке сжались. Но Мара не проронила и слова.
— Хочешь, я разбужу тебя, как муж должен будить жену? — от голода Стракс говорил хрипло.
— Нет! — отрезала она после небольшого промедления, от которого у Стракса запела душа. Оно было весомее отказа и означало, что Мару терзало искушение, выдаваемое ее телом. Попытавшись отодвинуться от Стракса, она случайно прижалась промежностью к набухшему члену у его живота.
В тусклом утреннем свете Стракс наблюдал, как Мара замерла, округлила глаза и разомкнула губы. Но чувствовать он мог лишь ее женскую плоть — горячую и влажную у обнаженного мужского достоинства. Стракс застонал, и Мара прижалась к нему крепче, скользнув вверх, словно гладким жарким влагалищем измеряла длину твердого члена. Добравшись до конца и потершись клитором о налитую головку, она задрожала. С тихим стоном Мара сощурилась, но затем подскочила, отбросив в сторону меха. Прохладный воздух тут же охладил оставшийся на члене влажный след.
Стиснув зубы от мучительного возбуждения, которое Мара, в свою очередь, безжалостно превозмогла, Стракс тихо порадовался. Боги благословили его женой горячее солнца и влажнее океана. Такой женщине требовался мужчина крепче земной тверди, каким и был Стракс. Он стал бы незыблемой почвой под ее ногами и наполнил бы лоно каменно твердой плотью.
Перекатившись на бок, Стракс сжал член и втер в него сладкую влагу. Мара уже готовилась к отъезду, седлая кобылу. Нахмурившись, он отметил, что шершавая мерзлая земля царапала ее босые ноги.
— Надень мои сапоги, жена. И кожаные штаны, — великоватые, как и туника, но их можно было зашнуровать покрепче. Страксу на холодном весеннем воздухе хватало подвязанной на талии шкуры.
— Засунь свои ботинки себе в задницу, — рыкнула Мара, и Стракс ухмыльнулся. — Можешь валяться в постели все утро, как ты любишь, муж, — последнее слово она произнесла с насмешкой.
Легко запрыгнув в седло, Мара помедлила и посмотрела на Стракса, собираясь что-то сказать. Но так и замерла с открытым ртом, словно вид большого кулака, скользившего по члену, лишил ее дара речи.
— Вот почему я задерживался в постели, Мара, — резковато пояснил Стракс, сжимая и поглаживая пульсировавшую плоть. — Я лежал в мехах и мечтал, как возьму тебя.
— Ты мечтал обо мне? — засомневалась Мара, подняв взгляд к лицу Стракса. — Но ты всегда говорил… говорил, что я… — она замолкла и сглотнула.
С мнимой неохотой Мара вновь посмотрела на член. От глубокого вздоха ее груди приподнялись, и через плотную тунику стало видно очертания напрягшихся сосков. Когда на головке выступила жемчужная капля предсемени, Мара высунула кончик языка и облизала верхнюю губу.
Больше не сказав ни слова, она пришпорила кобылу и поскакала прочь, теперь на запад вместо севера.
Раньше Стракс задерживался в постели, пока семя не орошало его ладонь. Вот только накануне промедление дорого ему обошлось. Мара попала в рабство, и ее внутренний огонь чуть не потух.
Теперь он снова разгорелся, и Стракс собирался следовать за ней, куда бы она ни направилась. Ему нужно было исполнить две клятвы — одну на крови, обязывающую защитить перчатку от всякого человека с дурными намерениями, и вторую, брачную.
Каким-то образом Стракс должен был сдержать обе. Он просто не мог потерпеть неудачу.
Поэтому, несмотря на пульсацию в члене, Стракс вскочил на ноги и последовал за Марой.
Глава 4. Мара Жаждущая
Лонвуд
Мара услышала приближавшийся стук копыт, но оборачиваться не стала. Смотрела она исключительно вперед. Утесы-черепа по другую сторону долины не сводили с Мары черных глазниц. Согласно легенде, только они и остались от жестоких богов, некогда бродивших по земле, пока Хидес не убила их и не выставила гигантские гниющие головы на всеобщее обозрение в назидание всякому, кто захочет злоупотребить силой.
Мара не представляла, имела ли легенда под собой основания, зато знала, что утесы были заключительным препятствием перед Святилищем. От них ее отделяло несколько дней пути по равнине Лонвуд…и муж, вознамерившийся ей помешать.
Маре больно было думать о клятве Стракса, но куда сильнее ее ужасали последствия вероятного проигрыша. Участь ее семьи. Сестер и братьев. Младшему было всего пять. Родителей, любящих и добрых ко всем, обращавшимся к ним за помощью в годы жестокого правления Соледжиуса. Единственным их преступлением был отказ послать Мару в постель колдуна.
Когда он пригрозил им и пообещал наказать всех, она пошла к нему сама. И там совершила непростительный проступок, предопределивший судьбу как ее самой, так и всего рода.
Соледжиус наклонился для поцелуя, и при виде его красивого лица Мару чуть не вырвало.
В отместку за оскорбленное достоинство он послал ее участвовать в турнире. Никто и не верил, что она переживет испытания и уж тем более победит. Соледжиусу мало было отправить Мару на верную смерть, поэтому он возложил на ее плечи бремя ответственности за тысячи жизней.
И она несла бы свою ношу до последнего, как пронесла уже тысячи километров. Вопреки ожиданиям, груз не сломил ее. Лишь сделал сильнее.
Увы, несмотря на обретенные силы, Маре непросто было противостоять оскорблениям и сомнениям Стракса. Она не забыла причиненных им страданий и знала, что он никогда не поможет ей победить в турнире. Даже если бы Стракс не поклялся на крови, Мара все равно не позволила бы себе от него зависеть. Замужество ничего не меняло.
Разве что теперь она знала, почему он всегда плелся в хвосте. Зато
