Он вычитал это в старом ботаническом справочнике. Другое дело, что в переходах и с ботвой дефицит, что с картофельной, что с томатной. Поэтому чаще там курят высушенный мох, вкус которого с сигаретным дымом вообще ничего общего не имеет. А тут выращивают, видимо.
– Почему думаешь, что смертники-то? – спросил боец, сбив его с мысли. – Девять человек, на двух тачках, с оружием. Тем более кто, если не вы, вы ведь двадцать лет уже в зараженном городе среди тварей выживаете.
– Я из убежища в этом году впервые выбрался, – ответил Азат. – Прошлую разведгруппу расстреляли всю. Полковник новых набрал, не таких опытных, но тоже ходоков, конечно. Им пятый был нужен, я добровольцем пошел.
Он пощупал щеку, посмотрел на пальцы. Кровь уже успела остановиться. Надо было обработать чем-нибудь, хоть спиртом, заодно смыть коросту с лица, а то так только людей пугать.
– За это тебя жена так?
– Ага, – кивнул башкир и снова затянулся. – Сначала все орала, что у меня просто баба в другом переходе. Теперь вот вообразила, что цель моей жизни – героически сдохнуть.
– А не права она? – Автоматчик, похоже, решил, что большой беды не будет, и тоже принялся сворачивать самокрутку.
– Нет, – ответил Азат. – Не знаю… Наверное, я просто устал. Думал, что буду сбегать на поверхность от них, отдыхать от жены с детьми. Чтобы… Соскучиться, что ли.
– А риск?
– А что риск? – пожал плечами башкир. – Без него в жизни ничего не бывает. Но я же не один ходить собрался, а с тренированной командой не так опасно. Хотя был у нас один отмороженный, все время в одиночку по поверхности бродил, двадцать лет почти. Однажды неделю не возвращался, думали, помер, но нет, пришел, на своих ногах даже.
– Вот сколько средний срок работы у вас? – продолжал гнуть свою линию охранник.
– Не знаю, не считал. – Азат задумался. – Честно говоря, их не так уж и много было за все время, плюс они зря старались не рисковать.
– Так ничего удивительного нет в том, что за тебя жена волнуется. И что вот так себя ведет.
– Да она и раньше особо мирной не была… Первое время разве что. Но там ведь «переходы»… Ну расстались бы мы, и что? Куда она делась бы, все равно каждый день видишься – в очереди за пайком, на кухне, когда караванщики приходят. Места нет, чтобы сбежать.
– Может, признаешься, что разлюбил жену?
– Да чего ты ерунду говоришь? – Азат поморщился, будто гнилой орех раскусил, огляделся вокруг и не придумал ничего лучше, чем сесть и забычковать окурок о ступеньку. – Разлюбил. Нет. Да и детей очень люблю.
– Тогда кризис у вас, – с видом знатока заключил охранник. – Вам поссориться бы в хлам. Разойтись, хорошо бы изменить друг другу. А вот там понятно будет, суждено вам вместе быть или нет.
– Ну ты психолог, блин, – усмехнулся башкир. – Разойтись… Расходиться – некуда, изменять – не с кем, все заняты уже. Да и вообще. Ты думаешь, если б я ее не любил, я бы согласился хрен знает куда переть? Ага, сейчас. Давно лежал бы у вас в подвале, в тепле и сухости, спал бы.
– Ну-ну. – Охранник усмехнулся и потушил самокрутку. Как оказалось, вовремя.
– Слышь, – с первого этажа раздались голос и шаги поднимающегося по лестнице Саввы. – Вы не охренели случайно в подъезде курить? Тут, если что, люди живут.
– Это я курил, – ответил башкир, предъявляя в качестве доказательства лежащий на ладони бычок. – И что ты мне сделаешь, Савелий? Я и так смертник.
– Я не Савелий, – мотнул головой здоровяк. – Меня Саввой зовут. В честь преподобного Саввы Освященного. И курить здесь действительно не надо, тут семьи живут, дети у них. С лицом что? В честь похода побриться в первый раз решил?
– О твои шутки порезался. – Азат снова потрогал щеку. – Пошли к остальным, хрен ли тут стоять.
* * *Когда они пришли в квартиру, где «крепостные» разместили команду смертников, там было только четверо: Ершов, Шмель, лейтенант и Бельский. «Булатовцы» играли в карты из практически вечной пластиковой колоды. Командир местных мародеров точил нож о брусок, периодически рассматривая лезвие на свету и проверяя его куском старой газеты. Савва же, проводив башкира, снова ушел по своим делам.
Баранова не было, он, похоже, решил провести последние несколько спокойных часов у девушки. Азат с ним тогда особо не общался, но в переходах все в той или иной мере всех знали. И башкир помнил, что очень удивился, когда этот здоровяк стал подкатывать к семнадцатилетней Айсылу.
Айсылу была девчонкой, конечно, неплохой, но как и все рожденные уже после Войны дети, бледной и хилой. Да и судьба у нее была тяжелая: отец погиб, когда в переход на «Домостроителей» прибыли зараженные спорами папоротника беженцы с «Ипподрома». Не прошло и полугода, как мать слегла от лихорадки и через полторы недели отправилась на тот свет.
И осталась девочка одна. В других переходах ничего хорошего ее бы не ждало, но на «Домостроителей» детей на чужих и своих не делили. Помогли, чем смогли, но вырос все равно гадкий утенок. Тихий, забитый, интересующийся книгами больше, чем реальным миром. Так она и жила: вырабатывала дневную норму на ферме или плантациях, а потом бежала к себе в закуток, где погружалась в выдуманные миры.
Почему ее выбрал весь из себя героический и боевитый Баранов, было непонятно. С точки зрения Азата в ней не имелось ничего, что могло бы возбудить мужское внимание – обычная круглолицая татарка, практически без фигуры. Хотя экспертом он в таких делах не был. Вел себя Алексей порядочно и выдержал достаточно длинный конфетно-букетный период. С учетом того, что ни конфет, ни букетов в послевоенных Челнах, конечно, не было.
– Леха у Айсылу, да? – спросил башкир.
– Точно, – кивнул лейтенант. Он на секунду оторвал взгляд от стола, будто боялся, что его соперники подменят карты, и посмотрел на Азата. – Что, опять с женой поругался?
– Ага. – Тот хотел было сплюнуть, но удержался. Это не переход, квартира, здесь босиком ходят. – Снова.
– Бывает, – философски заметил Ершов.
– Слушайте, я что хотел спросить. – Башкир замялся на секунду, подумал, стоит ли задавать такие вопросы, но все же решился. – Вот я-то понятно, уже давно женат. Да я и не солдат. А Леха – один из военных, но он самый молодой, и у него девчонка есть.
– Чего ты мнешься? – спросил Шмель, обернувшись на секунду и не заметив, как Ершов подменил карты в лежащей на столе стопке.
– Он хочет спросить, почему у нас нет женщин, – проявил проницательность лейтенант. – А ты, Сем, карты-то верни, я все вижу.
– Не больно-то и хотелось, – усмехнулся неудавшийся шулер, но требование командира исполнил.
– Насчет меня ты не прав, – заявил Шмель. – У
