Старик наблюдал за их разговором, внимательно слушал, пусть даже и не подавал виду, что понимает хоть слово. Вдруг он негромко хлопнул по столу, привлекая к себе внимание, и сказал:
– Пойдем. Покажу кое-что.
Встал из-за стола и пошел к выходу. Азат посмотрел на Бельского, и они двинулись за дедом. К удивлению башкира, староста повел их не на улицу, а, наоборот, вглубь участка, мимо сейчас уже сбросивших листву яблонь к колодцу, накрытому широким козырьком.
– Вам они поверят, – сказал Ислам, когда убедился, что за ними никто не следит. – Я бы отдал им этого уродца, что он мне, но Анна без него окончательно с ума сойдет, а сейчас… И так каждый человек на счету. К тому же безобидный он, сидит себе, руками дергает, ну пьет кровь, но ведь мясом его не накормишь – зубов нет.
– И что ты предлагаешь? – спросил Азат, не став переводить слова старосты на русский.
– Вас в любом случае туда погонят, иначе просто проходу не дадут. Так что идите. А потом вынесете бревно какое-нибудь в тряпки замотанное, киньте на пустырь, облейте бензином да сожгите. Я Анне объясню, чтобы двери закрывала и подальше прятала уродца своего, а от вас отстанут. И все в выигрыше будут.
– Чего он? – спросил «крепостной».
– Предлагает решить их конфликт, – ответил башкир. – Сделать вид, будто мы убили мутанта. Вынести бревно какое-нибудь и сжечь, а сам он уговорит старуху спрятать карлика. И овцы целы, и волки сыты.
– Не стоит нам туда лезть, – мотнул головой Бельский. – Да и встревать в деревенские разборки уж точно не надо. Это их дела. Переночуем, отблагодарим… Автомат отдадим с парой магазинов да поедем дальше.
– Он говорит, что местные все равно погонят. Ты как будто стариков не знаешь, они ведь вцепятся и не отпустят, пока не сделаешь, что им нужно. Ладно, я своим объясню ситуацию, думаю, лейтенант согласится. Ты не против? – спросил Азат.
– Против, но ведь ты прав. – Он поморщился. – Короче, я начальника из себя строить не собираюсь. Если идти один хрен придется, то лучше пусть после нашего отъезда все останется, как было. Знаешь, я до Войны программистом был. И вот жизнь изменилась, а главное правило осталось тем же. Если работает – не трогай.
– Мы согласны, – повернулся Азат к старосте.
– Хорошо, – кивнул тот. – Анне скажете, что вы от Ислама пришли. Объясните ей, попросите бревно какое-нибудь, тряпок. Дальше по ситуации разберетесь.
– Смотреть будут?
– Будут, но издалека, близко никто не полезет. Пустырь можете любой выбрать, дров в поленнице наберете, их сколько угодно, бензина дать не могу – у самих нет почти.
* * *Староста оказался прав, с вопросами про Анну и шайтана стали приставать, как только они вышли из сада и присоединились к группе. А так как единственным, кто понимал татарский язык, был Азат, все шишки сыпались на него.
Поэтому он просто остановился, развернулся и объяснил, что они обязательно разберутся с мутантом после того, как разместятся на постой и что вовсе не нужно их провожать до места ночлега. Деревенские побурчали, но вняли и разошлись.
Собственно, решено было особо не обустраиваться, а в дом перенести только еду на ужин и спальники. Свою воду тратить не стали, разыскали в одной из комнат эмалированное ведро и отправили Шмеля к колодцу.
Быстро перетащив свои вещи, Баранов, лейтенант и Азат пошли в указанный старостой дом. Им пришлось остановиться у покосившихся ворот, калитка которых оказалась закрыта. Но то ли Ислам уже успел предупредить Анну, то ли она сама видела, как бойцы шли мимо ее окон, но ждать долго не пришлось.
Скоро створка отворилась, а за ней оказалась невысокая женщина, одетая в телогрейку, странную юбку, подол которой волочился по земле, и плотную шерстяную шаль. Ничего не сказав, старуха развернулась и пошла обратно к крыльцу.
Азат решил, что они могут пройти без приглашения, и сделал шаг во двор, который неожиданно оказался достаточно ухоженным. Вся трава была скошена, а справа от гравийной дорожки, ведущей ко входу в дом, были вкопаны четыре «пятнадцатых» покрышки, изображавших собой клумбы. Сейчас вместо цветов там была какая-то жухлая желтая поросль, но это и понятно: температура на улице по ночам, бывает, уже и до нуля падает.
Около крыльца стояла примитивная лавочка. Видимо, хоть старуху и не любили, но был кто-то, кто ее жалел и сколотил из двух колод и доски сиденье, чтобы она могла отдыхать во дворе и дышать воздухом, и скосил траву – уж этого-то женщина точно не могла сделать сама.
Азат ставил на Ислама. Староста или сам взял в руки инструмент, или заставил кого-нибудь.
Анна открыла дверь и вошла в избу. «Булатовцы» двинулись за ней, последний – Баранов – прикрыл за собой створку, из-за чего они оказались в полной темноте. Старуха этого будто и не заметила, стащила с головы шаль, аккуратно повесила ее на вбитый в стену гвоздь и прошла дальше, в комнату.
Стараясь ни обо что не споткнуться и никуда не провалиться, Азат медленно пошел следом. За спиной что-то щелкнуло, и помещение осветил луч ручного фонарика.
Башкир обернулся, прищурился, чтобы свет не резал глаза. Лейтенант слегка сдвинул луч в сторону и улыбнулся. У Азата и самого фонарь имелся, но воспользоваться им он почему-то не додумался.
Следующая комната оказалась освещена только парой лучин, закрепленных в странного вида щипцах над пластиковым тазом с водой. Анна села за стол, положив руки на изрезанную ножом деревянную поверхность. Сейчас, когда луч фонаря выхватил из темноты ее лицо, стало понятно, что женщина была никак не моложе восьмидесяти.
Но даже старость не могла являться причиной ее уродства. Дело в другом: огромный, занимающий почти половину лица нос, плавный переход в шею без как-либо выделяющегося подбородка, уши странной формы, будто у дагестанского борца, только вот вряд ли эта женщина когда-либо занималась боями. И большое, сантиметров пять в диаметре, родимое пятно на щеке.
– Анна, мы от Ислама, – сказал Азат на татарском. – По поводу Алеши. Он просил нас помочь с этой ситуацией.
– Чаю будете? – прокаркала она вместо ответа.
– Можно, – вздохнул башкир, предчувствуя, что в этот раз разговор будет еще труднее.
Женщина встала и побрела куда-то в угол. Вернулась она с тремя стаканами, поставила их на стол, уронив один, но тут же поправила его. Принесла белый чайник с узорами из цветов и листьев, разлила из него какую-то темную жидкость и разбавила из другого, порядком закопченного. Жестом предложила угощаться и уселась на свое прежнее место.
Башкир взял кружку, которая оказалась
