Сначала подумал достать радиометр и поднести к вареву, но отказался из-за очевидной глупости этой затеи. Если старуха решила отравить незваных гостей, то никакой прибор наличие яда не покажет, и на вкус его распознать не получится.
Но задержал дыхание и сделал глоток, готовый в любой момент выплюнуть выпитое, если почувствует неправильный привкус. Скривился. Без сахара дрянь, конечно, жуткая, но он ощутил удивительный прилив бодрости. Остальные тоже попробовали. Баранов с любопытством, лейтенант очень настороженно.
– Так что с Алешей-то? – спросил башкир.
– С Алешенькой? – дребезжащим голосом спросила старуха, наклонив голову. – Это мой сын. Да. Он хороший мальчик. Вы хотите забрать его у меня?
– Нет, – помотал головой Азат. – Ислам сказал, что местные его не любят и хотят… Избавиться от него. Нам нужно какое-нибудь бревно и несколько тряпок. Мы вынесем его в пустырь и спалим. Остальные подумают, что мы убили и сожгли Алешу, и отстанут от вас.
– Я не отдам его вам. – Голос Анны не выражал никаких эмоций. – Выпейте чаю и уходите. Он хороший мальчик, он никого не трогал.
– Мы не хотим его забирать. – Башкир нахмурился. – Мы хотим вам помочь, чтобы остальные подумали, что Алеши больше нет.
– Нет, нет. – Она будто не понимала, что ей говорят. Хотя, может, так и было.
Полоумная старуха отказывалась идти на контакт. Башкир внезапно почувствовал дикую злость на самого себя. Он должен семью спасать, а вместо этого как идиот сидит и разговаривает с сумасшедшей бабкой по поводу мутанта, которого она считает своим сыном.
Азат глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и предпринял очередную попытку:
– Анна, вы меня понимаете?
– Нет, Алеша хороший. И он никакой не мутант, он мой сын.
– Похоже, это надолго, – вставил Баранов, огляделся в поисках места, куда можно присесть, и не нашел ничего лучше, чем приземлиться в старое кресло с темной обивкой.
Что-то жалобно хрустнуло. Башкир повернулся, уже догадываясь, что произошло: Леха вскочил с места, будто сел на битое стекло, наклонился и поднял то, что принял за подушку. Размотал ворох тряпья и извлек на свет божий странного вида гуманоидное существо, уложил его на сиденье.
Староста был прав – иначе как уродцем его назвать не удавалось. Странная вытянутая голова, формой напоминавшая зуб или башню, огромный распухший живот, непонятные костяные наросты на груди. Ручки и ножки тонкие, словно спички. Насчет глаз слова Ислама проверить оказалось невозможно: сейчас они оказались закрыты складками век, как бывает у маленьких, только родившихся детей. Но ведь этому-то уже двадцать лет.
Будто этого было мало, Баранов поднял с сиденья маленького вырезанного из дерева конька. Игрушка оказалась цела, значит, хруст никак нельзя было отнести на ее счет.
Азат только сейчас осознал, что слышит тонкий и пронзительный, на одной ноте, визг Анны. Он даже представить не мог, что старуха способна издавать такие звуки.
– Я нечаянно, – поднял перед собой руки Баранов, будто кто-то обвинял его в том, что он уселся на Алешеньку специально. – Я нечаянно, правда.
– Блин. – Башкира вдруг затрясло, будто во время недавней перестрелки, в груди что-то противно защекотало, а сердце забилось где-то в горле. – Блин.
– Ты же сам говорил, что его местные убить хотели? – спросил лейтенант, который, похоже, не испытывал к мертвому мутанту ничего, кроме брезгливости. – Давайте сейчас просто выйдем, сожжем настоящий труп и уедем?
– Староста против был, – заметил Азат и повернулся к Лехе. – Слышь, а он точно того?
– Как я проверю-то? – с недоумением спросил тот.
– Так послушай, если живой, сердце будет биться или дыхание услышишь. – Азат начинал злиться.
– Я к этому не притронусь, – категорично замотал головой здоровяк.
– Ты жопой притронулся уже! – ответил лейтенант.
Этот аргумент, похоже, произвел на Баранова впечатление, и он с гримасой отвращения на лице наклонился и поднес ухо к тельцу. Через несколько секунд ожидания боец помотал головой. Похоже, что его немаленький вес сделал свое дело, и мутант был мертв.
С улицы послышался безумный и полный боли крик, а через несколько секунд – выстрел из дробовика. Азат повернулся к окну, уже машинальным движением перехватывая автомат на изготовку.
Одновременно с этим Анна схватила лежавший на столе нож и бросилась на Баранова, по-прежнему сжимавшего в руке игрушечного конька.
Глава 11
Пауки и мухи
Баранов не успел уклониться, и старуха полоснула его ножом по лицу. Брызнула кровь, боец зарычал от боли и злости; лошадка, выроненная им, оглушительно звонко стукнулась о доски пола.
Азат вскинул автомат, но выстрелить без риска задеть товарища не мог. Пуля – дура, как ни крути, и хилое тельце Анны «пятерка» прошьет насквозь. Пробьет она бронежилет или нет – вопрос другой, но проверять башкир не собирался.
Леха сам уже успел справиться с шоком, перехватил руку старухи, в которой был зажат нож, и ударом левой в висок отправил бабку в нокаут. Та обмякла и свалилась, выронив жалобно звякнувший кухарь.
– Сука, – выругался Леха, уже вынимая из кармана разгрузки перевязочный пакет. Разорвал резиновую упаковку и прижал подушку к ране на лице. Вытер кровь, спросил: – Глубоко порезала?
– Не очень, – успокоил его Азат, присмотревшись к царапине.
Кровь при свете лучины казалась совсем черной и блестящей, ее было действительно много. Но это нормально при ранениях головы и лица: кровоснабжение хорошее. Зато и заживает быстро. Тут главное, чтобы нервы не задело, а то ходить до конца жизни с искореженной уродливой гримасой мордой. Ну и чтобы на ноже ничего не было: столбняк и сепсис тоже никто не отменял.
Башкир наклонился к лежащей на полу старухе, попытался нащупать пульс – его не было. Здоровым был парнем Леха, сильным – прямым ударом, наверное, смог бы и быка с ног свалить, а этой много надо, что ли?
Азат закрыл женщине глаза и встал на ноги. Крики раздавались все чаще, на деревню явно кто-то напал. Беспрестанно лаяли собаки. Стреляли много, но кто – было непонятно. То ли атакующие, то ли Бельский со своими и оставшимися там «булатовцами». В том, что не деревенские, башкир был уверен, откуда у них автоматы-то?
– Дуболом ты, Леха, – сказал он.
– С чего это? – спросил тот, прикидывая, как перевязать продолжавшую кровить рану на щеке.
Получалось, что никак – либо рот себе замотаешь, либо глаз. В итоге боец решил, что лучше не говорить, чем не видеть, и принялся закреплять стремительно пропитывающуюся кровью подушку турами бинта прямо поперек лица.
– Пришли, чтобы вынести и сжечь полено, а теперь тут два трупа.
– Она тоже, что ли? – У бойца аж руки опустились.
– Ага.
– Жалко, – Баранов грустно вздохнул и
