– Я. Ничего. НЕ СДЕЛАЛ. – С каждым словом Олег все сильнее сжимал холодную тонкую полоску.
– Правильно. И на похоронах тебя не было. Но что еще хуже… – Рыжий смотрел прямо перед собой, на «ТАИС». – Ты обо всем забыл.
Вадик повернулся к нему, и Олег вдруг с ужасом понял, что у рыжего мокрая челка и хипстерская бородка, как у него самого. И красные от недосыпа и слез глаза.
– Но какая-то часть тебя будет помнить об этом всю твою несчастную жизнь, – сказал двойник Олега изменившимся, не похожим на Вадика, голосом. И добавил: – Вперед, дружочек. Самое время использовать зонт.
И Олег использовал.
19«Who do you need, who do you love», – шипело в невидимых колонках вместо рождественских гимнов.
Олег кивнул старенькому охраннику, по-прежнему дежурившему у входа на маленьком раскладном стуле. Тоскливо брякнули дверные колокольчики за спиной – едва слышно из-за музыки. Олег огляделся по сторонам. За исключением сторожа, все внутри ювелирного магазина преобразилось.
Помещение раздалось вширь и вглубь, потолки стали выше и поменяли форму – он очутился под куполом древнего храма, средневекового готического собора, со сводов которого вниз устремлялись подобные ракетам птицы. Острые треугольные клювы, выполненные в той специфической технике, не узнать которую Олег не мог, потому что сам ее выработал, угрожающе метили ему в лицо. «Стая» готовилась к атаке на человека, который ее создал.
Витрины и стенды с украшениями исчезли, теперь вдоль высоких стен выстроились рядами канделябры со свечками. Обилие свечей подчеркивало архаичную торжественность обстановки. В дрожащем желтом мареве круги и треугольники, покрывавшие стены снизу доверху, шевелились как живые, то и дело меняли очертания и пропорции, ломая углы и составляя новые фигуры – настолько геометрически сложные, что от одного взгляда на них начала с новой силой болеть голова. Местами мрамор потрескался, из разломов стекала дождевая вода.
Who do you need… When you come undone?
В дальнем – очень далеком, если вспоминать о том, каковы были размеры магазина изначально, во время первого его визита, – конце зала возвышалось что-то вроде алтаря или амвона. За ним угадывались багрово-черные портьеры – занавес едва уловимо колыхался, будто за ним гулял сквозняк.
– Так банально, – хихикнул Олег, а потом, не выдержав, сложился пополам и расхохотался во весь голос, харкая на каменную плитку под ногами дождевой водой и кровью из саднящего, словно что-то застряло внутри, горла. – Храм Сатаны, готовый к венчанию… Так театрально, так вульгарно, так безвкусно! Слышишь, Тая?!
Олег ждал, что она покажется из-за портьер, но Сорока-ворона плавно спустилась сверху перед амвоном. Два черных крыла медленно сложились, став черным платьем на теле Таи. В сумраке глаза женщины-птицы отливали серебром, а когда она улыбнулась долгожданному гостю, изо рта у нее брызнула сукровица, кривые передние зубы выпали, дробно застучав по полу, края тонких губ разошлись в стороны, и наружу, влажно поблескивая, показался громадный вороний клюв.
Но Олег не боялся. Дежавю, дежа не вю – уже видел такое преображение раньше. Сжимал в кармане промокшей куртки кольцо, и это придавало ему сил.
– Вообще-то, ты мне «спасибо» должна сказать, – хихикал он, шагая вперед. – Ты же всегда мечтала стать бессмертной ведьмой. И вот – посмотри на себя!
Клюв распахнулся:
– Хочешь, я покажу тебе слои?..
– К черту слои, – отмахнулся Олег, встав прямо перед ней. – И тебя тоже к черту. Только один вопрос…
Сорока-ворона склонила птичью голову набок, посматривая на него с любопытством и насмешкой.
– Если тебе нужен я, зачем преследовать Вику? Зачем убивать других? Они-то что тебе сделали, а? Это ж меня ты простить не можешь, они-то тут при чем?!
Тая не ответила. Молча скользнула в сторону, освобождая для него проход к амвону и багряному занавесу. Портьеры вновь заметно колыхнулись – один, другой раз – и пали.
Перед Олегом открылась обычная простая стена и шкаф – точная копия того, что стоял в их с Викой спальне.
– Не слишком театрально?
– Нет, – прохрипел Олег, падая на колени.
– Не-ет, – пятясь, пополз назад, к выходу.
Потому что начал вспоминать, что на самом деле ждет его по ту сторону занавеса.
– Пустите, пустите…
Олег, хныча, тыкался лицом в ноги все еще сидящего у входа старичка, но тот вдруг начал подниматься со своего стула и внезапно оказался очень большим. Он поднимался и поднимался, каким-то бесконечно долгим движением, словно некто невидимый растягивал его в высоту, как скрученную кольцами пружину. И вот уже перед Олегом, преграждая проход, вырос покрытый черным волосом гигант с длинными руками и серебристыми глазами. В нос ударила вонь – смесь запахов мокрой псины и гнилого картофеля.
Длинные паучьи пальцы легли Олегу на плечи, вздернули вверх, заставили подняться на ноги. Олег, задрав голову, заглянул в два серебристых океана, на дне которых плескались боль и отчаяние, страх и злоба, гнев и горшая горесть. Доносился электрический треск.
– К-кто… ты… – еле слышно слетело с губ Олега.
– ОТЕЦ НЕВЕСТЫ, – был ему ответ.
– Четвер-ртая свадьба, чер-ртова свадьба! – громыхнул под сводами вороний крик.
– И ЧЕТВЕР-РТЫЕ ПОХОР-РОНЫ…
Его развернули и, подталкивая, направили обратно, к занавесу. Там, за кулисой, двери шкафа уже раскрылись, а стены не было, как и вешалок с одеждой. В образовавшейся арке Олег видел спальню собственной квартиры, тумбочку с бешено моргающим ночником, кровать, а на кровати, на белье – брызги алого.
– Почему, Тая? – заплакал он. – Зачем ее так?.. Зачем это все? Ради чего?
– Все возвращается на круги своя. Жизнь за жизнь… Ты знаешь.
Понимание обрушилось на него и смяло, вдавило в пол и заставило ползти раздавленным червем обратно.
Нерожденный за нерожденного.
В этом суть. Имеющий глаза да увидит.
Он видел. Видел, что на амвоне стоит корзина для белья. Трясется, шатается из стороны в сторону. Крышка корзины ходит ходуном, норовя съехать и свалиться то с одного края, то с другого.
«Who do you love?» – донеслось сквозь шум ливня и треск электричества.
Корзина тяжело перевернулась, крышка упала на пол. Перед Олегом открылся темный провал. Всё смолкло, весь мир для него сузился до размеров круглого отверстия, из черноты которого послышались легкие, едва уловимые шорохи.
А потом из корзины вышла ворона. Крупная, с серым телом и черными крылами. Перескакивая с лапки на лапку, словно танцуя, птица двигалась спиной вперед. Пятилась, то и дело опуская голову и задирая короткий хвост.
Потому что тянула за собой распухшую синюшную руку.
Другая рука – волосатая, громадная – обхватила ладонь Олега, насильно разжала его кулак.
Смирившись наконец с неизбежным, он подался вперед и начал надевать на липкий безымянный палец – палец вот уже с неделю, не меньше, как мертвой Вики – обручальное кольцо.
Слои открылись. Все слои, целая вселенная памяти.
– Это больно, я знаю, что больно, – горячо шептала на ухо Тая. – Но ты справишься, любимый, справишься – как всегда… Потому что всегда можно забыть о чем-то,
