Мальчишка открыл коробку, и непогода на улице как будто ждала этого момента, потому что возникло ощущение, что ветер швырнул в окно остатки всей своей ярости и по пути прихватил раскатистый гром. Тот ударил так сильно, что заскрипели старые рамы. И неожиданно всё стихло. Как будто кто-то щёлкнул выключателем.
Пазлов было много. Очень много. Они были яркие и настолько цветные, что казалось, будто некоторые краски вообще не могут существовать. Но они были и играли бликами на солнце, которое в этот момент заглянуло в комнату к мальчишке, словно разделяя его радость. Луч был тонким и попадал не на все частички мозаики, поэтому Тимка набирал картонки в ладошки и подставлял под свет, чтобы полюбоваться переливами оттенков.
С запозданием пришла мысль, что собирать мозаику не на чем. Картина такого размера не поместится даже на его столе, который сейчас в принципе ничем не занят из-за каникул. Но в другое время на нём поселяется хаос из тетрадей, учебников и ещё кучи всего вроде бы нужного. Мама вечно ругалась и требовала навести порядок, но потом как-то смирилась и теперь только изредка ворчит из-за беспорядка. Потому что стол ученика третьего класса – это тот же самый Бермудский треугольник, о котором Тимка читал в одном журнале.
Проблему решил дядя Женя, который выслушал пасынка, крякнул что-то под нос и ушёл, буркнув уже на лестничной площадке, что сейчас что-то придумает.
Вернулся он где-то через час с большим листом фанеры. Сказал, что нашёл её в гараже – пригодилась привычка ничего не выбрасывать. Дядя Женя долго рассказывал, что любая вещь может быть полезной, надо только ждать момента, а до этого пусть хранится в гараже. Всё это время они с Тимкой убирали мебель в детской комнате, и после нехитрых перестановок лист фанеры оказался на полу под подоконником. К нему удобно было подбираться, а рядом очень уютно примостилась небольшая подушка, которую достали с антресоли. «Чтобы колени не затекали», – резюмировал дядя Женя.
На следующий день Тимка проснулся пораньше. Мозаика тянула его нереализованным желанием создавать красоту. Но начать всё-таки решил с того, что попроще, – с неба. Пазлы складывались в голубую твердь, постепенно обретая форму и объем. От предложения идти кушать Тимка отмахнулся, но мама умела убеждать, и после небольшой пикировки он поплёлся на кухню. Запихнув в себя завтрак, мальчишка вновь закрылся в комнате. Последний фрагмент неба он собрал уже поздним вечером, после того как мать прикрикнула, что ремнём и резким словом всё-таки уложит его спать. Перед тем как закрыть глаза, Тимка посмотрел на рисунок. «Показалось, – подумал он, увидев свечение голубого небосвода, – наверное, луна отражается».
Мозаика заполнила все мысли Тимки. И это было даже не желание, а какая-то одержимость. Он чётко понимал, что её нужно собрать. Причём как можно скорее. Он хотел увидеть всю картину целиком. И медлить почему-то было нельзя.
Он выкладывал на фанере океаны и моря, озёра и реки, материки и острова. Тимка достал из книжного шкафа энциклопедию, нашёл в ней географическую карту и по ней сверялся. Проблемы возникли с растениями: очень уж похожими друг на друга были фрагменты мозаики. Пойди разберись, от какого именно цветка, дерева или куста должны быть нарисованные кусочки в том или ином месте. На них он потратил больше всего времени. Дядя Женя несколько раз заходил в комнату и пытался помочь.
Но вскоре, подслеповато щурясь, кидал пазлы обратно в кучу. Если бы Тимка знал, как именно устают люди после рабочей смены на заводе, он бы сравнил себя вечером именно с ними.
Во сне ему виделись континенты и океаны. Под ослепительно-голубым небом.
Утром Тимка проснулся слегка разбитым. Делать не хотелось вообще ничего. Он долго ленился встать с кровати и поглядывал на мозаику даже с каким-то раздражением. Ему что-то не нравилось. Чего-то явно не хватало. Незначительного, но одновременно очень важного. Но мысль ускользала. Тимка решил пойти погулять. Тем более что блестящую бумагу от подарка он так и не успел показать друзьям и уже с ними решить, что бы такое с ней придумать…
Уже засыпая, он понял, что именно не давало ему покоя целый день. В небесном углу оставалось незаполненное место. Но он же помнил, что голубых пазлов уже не было. Тогда Тимка заставил себя сползти с кровати и в куче оставшихся картонок нашёл золотистые фрагменты. Они удачно сложились между собой. Так на картине появилось солнце.
Утро было прекрасным, мозаика переливалась цветными узорами. Возникало ощущение, что картина дышит, что по ней проплывают облака, а волны нахлёстываются на берега. Слишком чисто, стерильно как-то. Это слово Тимка знал, потому что мама всегда его употребляла, когда после уличных баталий замазывала Тимкины побитые колени или прочие части тела зелёнкой.
«А, точно», – Тимка вспомнил, как они с батей одного из товарищей ходили на рыбалку. Вся дворовая мелочь тогда делала прутики для удилища, а взрослый показывал, как надо вязать леску. «В воде должны жить рыбы», – подумал Тимка и в течение дня собирал целую кучу различных водных обитателей. Потом подумал и завершил день, поместив на мозаику птиц и насекомых.
На шестой день осталось совсем чуть-чуть фрагментов. Но они были очень мелкие. Сразу даже было непонятно, что именно на них изображено. Так что Тимка созвал целый совет, состоящий из мамы и дяди Жени. Они долго вертели в руках кусочки мозаики.
– А есть картинка-подсказка? – основательно подошёл к решению проблемы дядя Женя.
– Увы, – ответил Тимка. – Главное, к остальным были подсказки, а к этому нет.
И тут мама радостно закричала:
– Вот нос!
– Какой такой нос? – подозрительно спросили одновременно Тимка и дядя Женя.
– Да большой, как у соседа нашего бывшего, который уехал куда-то в южную страну.
– Точно-точно, – пробормотал дядя Женя, разглядывая малюсенькую картонку, – есть такие носы. Значит, это должен быть человек.
После нескольких минут поиска и тщательного изучения фрагментов совет решил, что это точно человеческое тело.
Тимка сказал всем спасибо и попросил выйти из комнаты. Почему-то он понял,
