Когда мы въезжаем в лес, дождь уже не так бьет, но он такой же сильный и затапливает тропу густой коричневой грязью.
– Вытри мне визор! – Уэс кричит мне, не имея возможности отпустить дроссель или сцепление.
Я использую левую руку, как стеклоочиститель, но в ту секунду, когда останавливаюсь, Уэс кричит мне, чтобы я продолжала это делать.
– Просто сними его! – кричу в ответ, но Уэс мотает головой в ответ.
Молния вспыхивает перед нами в сотне ярдов (91 м.). Я кричу, когда от сосны, в которую ударила молния, летят искры, одновременно с шумом и треском от падающего дерева.
Скользнув в сторону, Уэс внезапно останавливается и стаскивает шлем с головы.
– Ни хрена не вижу!
– Я тоже, – кричу, держась за него обеими руками и прижимаясь лбом к его спине. Мое худи промокло насквозь, но, по крайней мере, оно защищает мои глаза от дождя.
Все больше хлопков и треска эхом раздаются вокруг нас, когда мертвые ветки падают с большой высоты.
Уэс бормочет что-то, чего я не могу расслышать, прежде чем возобновить движение. Держусь крепко, не поднимая головы, пока он разгоняется. Дождь усиливается, давая мне понять, что мы больше не в лесу, поэтому поднимаю глаза.
И сразу хочу блевануть.
Уэс несется через открытое поле к тому месту, где мне сейчас меньше всего хочется быть.
В единственное место, которое пустует. И он это знает. В желтый фермерский дом с белой отделкой.
зип-код8 – почтовый индекс; в данном случае указывает на большое различие; часто употребляется в ситуации, когда отношения между девушкой и парнем проблематичны из-за дальнего расстояния места проживания.
ГЛАВА XV
Уэс
Я въезжаю во внутренний дворик этого маленького говнюка и использую свой шлем, чтобы выбить стекло в задней двери. Надеюсь, Рейн не соврала, что его семья уехала из города. Единственное, что сельские жители любят больше бога, – это их чертовы пушки. Может выйти скверно.
Я просовываю руку внутрь и открываю засов, радуясь, старой школе, которая не требует ключа. Обернувшись, вижу, что Рейн стоит на крыльце, накинув на голову капюшон, и смотрит на дом так, словно тот обирается съесть ее заживо. Хватаю ее за локоть и втаскиваю внутрь, когда еще одна молния ударяет в лес, как ядерный снаряд.
Как только дверь закрывается – или то, что от нее осталось, я откидываю мокрые волосы с лица и топаю через кухню. Блять, не могу поверить в это дерьмо. Меньше, чем в миле отсюда есть бетонное укрытие от радиоактивных осадков, но я нахожусь в спичечном коробке посреди грозы.
Щелкаю выключателем, и две люминесцентные лампы над головой вспыхивают с глухим жужжанием.
По крайней мере электричество еще не отключилось.
Я даже не проверяю воду. Сейчас с неба ее обрушивается столько, что нам хватило бы на всю жизнь.
Кухня в точности такая же деревенская, как я и ожидал – бежевые обои с петухами на всех стенах, банки для печенья в форме петухов, маленькие петушиные солонки и перечницы.
– Твой парень точно любит петухов (cock – петух, член), – поддразниваю я, но, когда оборачиваюсь, Рейн все там же, где стояла, у задней двери, глядит на лужу, растекающуюся у нее под ногами. – Ты в порядке?
Она съежилась и ее лицо полностью скрыто под насквозь промокшим капюшоном.
– Я... я не хочу быть здесь, – бормочет девушка, не поднимая глаз.
– Ну, значит, нас таких двое, – я открываю ближайший к себе шкаф. Блюда. Следующий. Еще тарелки. Следующий. Кружки с гребаными петухами на них. – Думаешь, твой парень оставил что-нибудь поесть?
Если бы я думал, что у меня есть шанс трахнуть эту девчонку, то перестал бы напоминать ей о том, что у нее есть парень, который, возможно, все еще жив, но: а) не могу вспомнить имя этого маленького говнюка, поэтому должен называть его «твой парень», б) основываясь на том факте, что мы стоим сейчас на его чертовой кухне, я почти уверен, что секс исключен из меню.
Керамический петух заглядывает прямо мне в душу как раз перед тем, как я захлопываю четвертый шкафчик.
Петушиный замок. Буквально.
Я, наверное, мог бы проехать немного дальше и отвезти нас к дому Рейн, но после того, как она вела себя прошлой ночью, очевидно, что это тоже не вариант.
– Пойду переоденусь, – бормочет она. Туристические ботинки скрипят по линолеуму, когда она проходит через кухню в гостиную.
Ее настроение – пример номер четыре тысячи восемьдесят пять, демонстрирующий, почему всегда лучше уйти, чем быть оставленным.
Обыскав шкафы, ящики и кладовку и не найдя ничего, кроме отравы от тараканов и петушиного дерьма, делаю ставку на холодильник. Понимаю, что это рискованно, и я прав. Этот ублюдок вычистил все. Внутри только несколько пакетиков кетчупа из «Бургер Пэлас» и полпачки масла.
Но когда я открывал морозилку, кажется, услышал пение ангелов. Мороженое, корн-доги9, замороженные вафли, колбасные бисквиты, пакеты с овощами и, как вишенка на торте, – пол бутылки водки «Грей Гуз».
Мама этого ублюдка только что стала моим новым героем – коллекция петухов и все такое.
Я отвинчиваю крышку и дегустирую, когда в дверях появляется маленькая тряпичная кукла. Ее лицо выглядит абсолютно удрученным, когда она стоит, одетая в баскетбольное джерси10 и шорты старшей школы Франклина, держа перед собой мокрый сверток одежды.
– Какого хрена ты это надела? Я кашляю, вытирая рот тыльной стороной ладони.
– Это все, что я смогла найти, – поспешно отвечает спортсменка, и румянец заливает ее щеки, когда она смотрит вниз на форму, покрывающую ее изгибы. Голос у нее тихий и полный раскаяния, но мне плевать.
Рейн моя. Я похитил ее. Я использую ее. Я заставил ее кончить меньше часа назад, и мне не нравится, что она расхаживает передо мной в майке какого-то другого ублюдка.
– Его гребаное имя у тебя на спине.
– Это все, что я смогла найти! – кричит она, удивляя меня своим внезапным гневом. – Он забрал все!
Думаю, нам не стоит больше говорить об одежде, поэтому открываю дверцу морозилки, надеясь сменить тему, прежде чем ситуация изменится к худшему.
– Не все.
Глаза Рейн широко распахиваются, а маленький ротик приоткрывается.
– Корн-доги? – шепчет она, переводя взгляд с меня на изобилие в морозилке и обратно.
– И мороженое... и, если ты ешь овощи, – я достаю пакетик замороженной брокколи и ставлю его в микроволновку прямо напротив холодильника. Мой желудок урчит громче, чем гром снаружи в предвкушении горячей пищи. Не знаю, какое время ближе – обеда