Или предупреждение.
До того, как успеваю понять, что это значит, Уэс подносит два пальца ко рту и издает самый громкий свист, который я когда-либо слышала.
Собаки снаружи поднимают головы, и прежде, чем уроды в красных банданах успевают обернуться, Уэс хватает пакет чипсов с полки и разрывает упаковку пополам. Соленые оранжевые треугольники сыплются на троицу подобно конфетти, когда стая голодных собак врывается внутрь через открытые раздвижные двери. Мой мозг кричит мне бежать, но все, что я могу сделать, это стоять с открытым ртом, пока собаки настигают ублюдков, рыча и лая, скребя и царапая когтями все, что находится между ними и обещанием еды.
Пока я наблюдаю за разыгрывающейся передо мной сценой, чья-то рука хватает меня за запястье и тащит за дверь. Я не смотрю на огра, когда мы проходим мимо, не останавливаюсь, чтобы взять его пулемет или поискать свой пузырек с таблетками – две вещи, за которые буду пинать себя позже. Я даже не хромаю. Все, о чем могу думать, когда мы с Уэсом бежим через парковку, – это как можно быстрее убраться из этой адской дыры.
Как только мы оказываемся за хлебным фургоном, Уэс сует мне в руки пакеты с продуктами и хватает свою кобуру с пистолетом.
– Ты в порядке? – спрашивает он, натягивая коричневые ремни поверх рубашки.
– Угу, – фыркаю я, надевая пакеты на локти, чтобы они не свалились во время езды.
– Хорошо, – натягивает он свой черный шлем на лицо.
Хорошо.
Мои щеки покалывает, когда сажусь сзади него на байк. Как только моя задница шлепается на сиденье, я прижимаюсь к спине Уэса, и мы вылетаем с парковки на шоссе. Где-то за нами раздаются выстрелы, но я не оглядываюсь назад.
Да и вперед тоже не смотрю.
Три дня до апокалипсиса. Я уже ничего не жду.
ГЛАВА III
Рейн
Направо, налево, направо, направо, налево.
Мы петляем по кладбищу из машин на дороге, и я погружаюсь в транс. Адреналин от нашего побега начинает выветриваться, забирая с собой остатки анальгетика, а мой разум – забредать на опасную территорию.
Воспоминания не возвращаются. Эмоции. Плохие. И случайная нежелательная картинка в моей голове. И я не понимаю – это реальное воспоминание или из ночных кошмаров.
Не хочу знать.
Я зажмуриваюсь и пытаюсь петь про себя, но каждая песня, которая приходит мне на ум, печальная. Или о жестокости. Или то и другое сразу.
Композиция «Semi-Automatic» «Двадцать одного пилота» заставляет меня думать о «10 A.M. Automatic» группы «Блэк Кейс», которая напоминает мне «Black Wave» К. Флэй, а после этого в голове всплывает «Blood in the Cut» К. Флэй, затем «Cut Yr Teeth» Киссисиппи, и снова Пилотов «Cut My Lip».
Я начинаю искать счастливую песню у «Двадцать одного пилота» – она должна быть, – когда Уэс резко поворачивает направо, въезжая в Хартвелл парк. Крепче прижимаюсь к нему на повороте, пакеты с едой перекрывают кровоток в руках, и я пытаюсь понять, какого черта мы здесь делаем.
Это место знавало лучшие дни. Обертки из «Бургер Пэлас», раздавленные пивные банки, и сигаретные окурки, рассыпанные по земле, как грязная снежная крупа, а в добавок ко всему остальному – граффити; кто-то забрызгал из баллончика гигантскую букву «S» на вывеске, так что теперь она читается: «Шатвелл парк» (Shartwell Park).
Ладно, это мое любимое творение.
Уэс заезжает прямо на траву и паркуется рядом с детской площадкой. Я неохотно отпускаю его, слезаю с забрызганного грязью байка. Опустив пакеты на землю, я массирую продавленные канавки у себя на руках, чтобы кровь снова начала циркулировать.
Как только шлем снят, Уэс хватает сумки и направляется вверх по желтой лестнице к верхней части игровой постройки. Я откидываю голову назад и прищурившись смотрю на него, когда он исчезает за выступом.
– Почему ты остановился здесь? Любишь кататься с горки или что-то в этом роде?
– Собаки не могут лазить по лестницам, – отвечает он громко, одновременно шурша пакетами и разрывая картонные коробки.
Вот черт.
Оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что нет никаких признаков трех главных врагов – хулиганов, насильников и бешенных собак, я поднимаюсь по лестнице и обнаруживаю Уэса, сидящего спиной к перилам и уже отправляющего в рот последний кусочек протеинового батончика.
– Черт. Ты действительно голодный.
Он комкает обертку и бросает ее в море мусора под нами, прежде чем предложить мне открытую коробку. Жест добрый, но взгляд у него жесткий. Парень хрустит полным ртом, набитым химически модифицированными питательными веществами.
– Эм, спасибо, – я достаю из коробки протеиновый батончик и снимаю упаковку. В тот момент, когда мои зубы погружаются в этот солено-сладкий источник наслаждения, невольный стон вырывается из горла. Это первое, что я съела не из фритюрницы ресторана за последние дни. А может, и дольше.
– То, что там произошло было чертовски глупо.
Я глотаю последний кусочек и осмеливаюсь взглянуть на своего рассерженного спутника. Хоть он и сидит, а я стою, выражение его лица пугает меня до чертиков.
– А, да. Извини за это.
– Я же сказал, что вытащу тебя оттуда, если ты будешь держать рот на замке́ и последуешь моему примеру. Ты ни хрена из этого не сделала.
Я вздрагиваю и выдавливаю из себя неловкую полуулыбку.
– Я следовала за тобой, вроде, почти все время, – моя улыбка гаснет.
– Да, и ты почти все время не закрывала свой гребаный рот, – Уэс опускает свой острый, как лезвие взгляд и снова начинает рыться в мешках.
– Я же сказала, что мне очень жаль. Может быть, в следующий раз тебе стоит похитить кого-нибудь менее импульсивного.
Уэс срывает крышку с другой коробки, игнорируя меня.
Я скрещиваю руки на груди и пытаюсь надуть губы, но это довольно трудно, когда он, как пятилетний ребенок, откручивает колпачок от пакетика с яблочным пюре.
– Мужик, – хихикаю я, – ты не ждешь апокалипсиса. Мы умрем через три дня, а ты сидишь здесь и беспокоишься о пяти группах продуктов.
Уэс застывает с мешочком в дюйме от его приоткрытых губ:
– А кто такие «мы»?
– Эм, ты, я, – развожу руки в стороны и оглядываю, окружающую нас картину пустой свалки в парке, – все.
– Я не собираюсь умирать, – говорит Уэс, прежде чем обхватить губами горлышко пакетика.
Что-то в том, как он смотрит на меня, заставляет мои щеки пощипывать.
Я отшучиваюсь и щелкаю пальцами.
– Я так и знала, что ты лайфер! Знала! – я сажусь напротив него и наклоняюсь вперед. – Итак, скажи мне, лайфер, если мы не собираемся умирать, то что, по-твоему,
