Влад прошёлся пальцами по грифу, взял аккорды и тихо запел
Люди идут по свету…
Им вроде немного надо -
Была бы прочна палатка,
Да был бы не скучен путь!
Но с дымом сливается песня,
Ребята отводят взгляды,
И шепчет во сне бродяга
Кому-то: «Не позабудь!»
Когда он дошёл до места:
Счастлив, кому знакомо
Щемящее чувство дороги.
Ветер рвет горизонты
И раздувает рассвет.
с соседней кровати послышался голос:
— Как ты сумел? Почему ты не сказал, что ТАК умеешь играть? Что ты ТАК поёшь? А что ты сейчас пел? Это ты сочинил? Это же песня про нас, про артистов! Это мы идём по свету — всю жизнь, пока не умираем где-нибудь в кварталах нищих бродяг…
— Что, все уж так и умираете нищими? Неужели нет исключений?
— Бывают — грустно согласился парень — но редко. Если кто-то сумел понравится богатым господам, и те взяли их в число своих музыкантов, и они сумели скопить сумму, достаточную, чтобы прожить до конца жизни безбедно — то да. Есть и ещё путь — заиметь богатого любовника, или любовницу и выкачивать из них деньги, пока есть красота и молодость. Так бывает частенько — пока артист не надоест и его не выгонят на улицу, и тогда он снова идёт по свету. А где ты научился так играть на тратине? У тебя стиль исполнения такой же, как и у меня. Мне кажется, мы учились у одного и того же мастера.
— Меня учил один бродячий музыкант. А в детстве — не хочу называть его имя — он не велел этого делать — уклончиво ответил Влад.
— А ещё что-нибудь из своего можешь исполнить? — жадно попросил музыкант — чего-нибудь весёлого, чтобы вызывало смех?
Влад подумал, и начал:
Если у вас нету дома, пожары ему не страшны
И жена не уйдёт к другому
Если у вас, если у вас
Если у вас нет жены
Нету жены…
После этой песни Влада перепел ещё с десяток других, весёлых и грустных, спокойных и плясовых, любовных и трагических — самое сложное было выбрать такую песню, которая не указала бы на его иномирное происхождение, но при этом затрагивала души людей этого мира. Но разве это была задача — при абсолютной памяти Влада? Ведь он мог вспомнить любую песню, слышанную им когда либо — во всех вариантах и со всеми тонкостями.
Борин хлопал в ладоши, радостно смеялся и плакал, жалея умирающего в степи Ямщика — вероятно он решил, что это имя такое — Ямщик, и плакал о его страшной судьбе — замёрзнуть в степи, разве это не страшно? А на слова:
«А для звезды, что сорвалась и падает,
Есть только миг, ослепительный миг.
А для звезды, что сорвалась и падает,
Есть только миг, ослепительный миг -
заплакал и сказал:
— Это про меня. Я эта звезда. Пройдёт лет десять — и я упаду где-нибудь и замёрзну, как Ямщик…и никто не вспомнит обо мне. Ты позволишь мне иногда исполнять твои песни? — Борин с надеждой поднял голову и посмотрел на Влада.
— А разве ты их запомнил? — с удивлением спросил Влад.
— Дай тратину — усмехнулся Борин, и запел приятным, чистым голосом о судьбе Ямщика. В его исполнении песня звучала не менее душещипательно, чем в исполнении Влада.
Допев, музыкант остановился и подмигнув Владу, сказал:
— Я никогда не забываю музыку, которую слышал хоть когда-нибудь, и сразу запоминаю слова. Ну дар такой у меня, что поделаешь! Бродячий музыкант, который хочет зарабатывать своим ремеслом, должен уметь слёту запоминать слова песен, стихи — это его хлеб, и если он хочет иметь его каждый день — ему ничего не остаётся, как запоминать. Музыканты, которые не умели этого делать, вымерли с голоду, остались только те, что могут. Вот так вот…
— А что, записать нельзя? — опять удивился Влад — взял пергамент, записал слова и музыку, и пой себе на здоровье, не напрягай свою голову!
— Как это — записать музыку? — удивился Борин — слова-то понятно, но музыку как записать на листке? Она звучит в воздухе, её нельзя записать!
Влад хотел что-то сказать. И осёкся — без того, чтобы раскрыть себя хотя бы частично, он не мог рассказать музыканту о нотах, о записи музыки на листе бумаги…когда-нибудь, может быть.
От неприятных объяснений его уберёг стук в дверь:
— Эй, мальчики — на выход! Там народу много собралось, требуют зрелищ — нельзя упускать такую возможность, потом отдохнём как следует. Давайте, подымайтесь…вернее спускайтесь — мы ждём вас в зале — послышались шаги Арины и в коридоре снова стало тихо.
— Пошли! — заторопился Борин — сейчас я переоденусь в рабочую одежду и приду. Можешь идти, я закрою номер. Ты в этом будешь выступать? Впрочем — о чём я — метать ножи можно и в такой одежде — а я должен выглядеть настоящим музыкантом, иначе никто и не воспримет, как музыканта, скажут — бродяга какой-то! Хотя…а кто мы? Мы бродяги и есть! — Борин засмеялся и стал торопливо стаскивать с себя повседневную, простую и порядком потёртую одежду.
Влад не стал дожидаться когда тот закончит своё преображение в гламурного барда и выйдя в коридор, зашагал к лестнице, ведущей вниз. Отсюда было слышно, как шумит народ, набившийся в трактир, вмещающий не менее сотни клиентов — похоже это был самый крупный трактир в городе.
Сойдя вниз, Влад увидел, что зрителей было не менее ста пятидесяти человек — они сидели и стояли, и чтобы всем хватило места, трактирщик откуда-то приволок длинные скамьи, размещающиеся между столами. Эти самые столы были заставлены кружками с пивом, копчёными рыбками, напоминающими мойву или кильку, кое-где стояли большие глиняные кувшины — видимо с вином.
«Народ запасся местным попкорном и готов к просмотру!» — усмехнулся Влад.
Глаза его слегка расширились, когда он увидел девушек, готовящихся к представлению в дальнем конце зала — Арина и Марка нарядились во что-то воздушное и настолько прозрачное, что от глаза не укрывались почти никакие особенности их анатомии. Влад даже удивился — нравы севера были не настолько свободными, как в Викантии, и даже на юге Истрии, и появляться в таких нарядах на публике, по его мнению, было не совсем в стиле местных нравов. Однако, посмотрев вокруг, он не увидел негативной реакции и понял, что для циркачей это в порядке вещей — люди воспринимали наготу артистов так, как воспринимают в его мире выступления группы фигурного плавания — ну да, ноги, ну да — грудь, да, я хотел бы их поиметь — ну так что теперь поделать — не мои… Никто не кричал — «Бесстыдницы! Прикройте задницу! Полное падение нравов!»
А выглядели девушки и правда соблазнительно — короткие, буквально микроюбки, не доходящие и до середины бёдер, открывали великолепные стройные и мускулистые ноги, высокая крепкая грудь оттопыривала прозрачную ткань, а соски, сжавшиеся от сквознячка, тянущего из двери, пропускающей новых и новых посетителей, целились в зрителей, как болты арбалета.
Влад никогда раньше не видел представлений местных артистов, и был удивлён — как это всё было красиво и сексуально. И если он, искушённый в зрелищах человек, воспринимал это с таким удовольствием, так что говорить о жителях этого мира, погрязших в своих серых буднях? Они просто ревели, глядя на то, как артистки готовятся к своему номеру, прохаживаясь, и как будто ненароком принимая всё более и более соблазнительные позы.
Влад сел на свободную скамью перед импровизированной сценой — в качестве неё использовались свободные от столов и стульев два десятка квадратных метров зала, и с удовольствием приготовился к созерцанию женских прелестей в движении. Рядом плюхнулся Борин, сжимающий драгоценную тратину, Арина подала сигнал, и он заиграл какую-то лёгкую, ритмичную музыку, негромко напевая вибрирующим тенором, и представление началось.
Девушки взяли вначале по две булавы, и стали подбрасывать их в воздух, время от времени перебрасывая друг другу, затем подхватили ещё по одной, ещё…и вот уже в воздухе, как стая перелётных птиц, мелькали больше десятка тяжёлых, отполированных мастером и руками артисток деревянных предметов.
