Они весь вечер обсуждали беременность и связанные с ней сложности. Ольга была сама не своя. Вика старалась поддержать её. Материнство – это то, о чем Вика мечтала с детства. Ну, если не с детства, то с тех пор, как умерли родители. Ребенок – это часть тебя, часть, которая будет любить тебя беззаветно, принимать без оговорок, всегда будет рядом с тобой. Беленькие носочки, кружевные чепчики, маленькие юбочки! Бесконечное счастье. Если б не отцовство Зуева, она бы искренне радовалась за подругу, так же как и в первый раз. С другой стороны, если быть до конца честной, Андрей для Ольги был лучшим вариантом, чем Денис. Если б он только не был связан с Ярославом! Почему всё так смешалось?
Она опасалась, что Зуев Ольгу просто отошьет! Заявит, что не имеет отношения к ребенку. Что тогда? Аборт? На какие шиши? Разговор с родителями? Вика перебирала и перебирала, но никак не могла найти приемлемый выход. Вдруг он специально волочился за Ольгой, потому что Ярослав ему так велел?
О том же она думала, возвращаясь домой. Они распрощались с Ольгой в одиннадцатом часу: та вышла к Андрею, а она спустилась в метро. Доехала до Выхино, пересела. Что делать? Как Ольге помочь? Как она будет учиться, что будет делать, если Андрей отвернется от неё?
Как такая предусмотрительная Ольга не предохранялась? Да и Андрей? Где его голова была? Как это могло получиться, что Ольга поехала к нему домой с мыслью переночевать? Как можно было оказаться в одной постели? Им ведь не по пятнадцать!
Хотя, что она спрашивала? Она сама не воспользовалась презервативом. Она спала с тем мужчиной, с которым должна была бы спать в последнюю очередь. Она даже не должна была пускать его в дом. И...
Они не пользовались презервативом!
Кровь отхлынула от лица Вики.
Оледенев, на несколько минут она впала в полную прострацию.
О, ужас! Когда у нее были месячные!? Мрак затуманил сознание, и хаос затрепыхался в висках. Вика почувствовала смятение, почти панический страх. Что было силы, она вцепилась в сумку, не ощущая обескровленных рук. Господи, она даже не могла вспомнить, когда у нее были месячные. По утрам она не съедала ни кусочка, хотя всегда обожала завтраки – кофе, круасаны, овсянку. Да нет. Что это она себе в голову взяла? Она ни грамма не пополнела. Даже похудела. С беременными такого не случалось. Месячные у неё были. Пусть давно, но были. Когда же? Один раз она уже подумала, что беременна. Второй раз – это выглядело бы глупо. У неё вообще месячные стали нерегулярными. Из-за веса. Стресса. Так ведь доктор сказала? При таком цикле и залететь, наверняка, нереально. Сердце гулко билось, и на лбу выступила испарина. Вика вытерла пот. Да что это с ней? Она не потела уже месяцев шесть! Она стала слишком впечатлительной.
Конечно, она хотела бы стать матерью. Не сейчас. Когда сама еле на плаву держалась. Когда ей нечего было дать ребенку. Не сейчас, когда земля норовила ускользнуть из-под ног каждую секунду. Не сейчас.
Вика посмотрела на руки и выпустила сумку. Пальцы дрожали, а вены надулись и проступали синими ручьями под кожей. Малюсенький шрам на мизинце, полученный еще в детском саду, матово белел на фаланге. Вика погладила его ногтем, а потом потерла подушечки пальцев.
В самом деле, что на неё нашло? Она немного успокоилась. Мыслимое ли дело надумывать себе беременность? Хотя, что там? Это уже вошло у неё в привычку! Слишком близко к сердцу приняла Ольгины новости – самой захотелось. Вика сильнее потерла пальцы, налаживая кровообращение. Да уж, во время смуты и лихолетья самое время рожать. Когда же были месячные? Почему она раньше не подумала? Совсем перестала за собой следить. Вика сосредоточилась, выискивая в памяти события начала года. Мозг кромсал дни, недели и месяцы, сваливая всё в одну кучу. Наконец она вспомнила.
Они были в декабре! В начале декабря. Нет! На день рождения. Точно, двадцать четвертого! Может, она просто забыла, когда они были после нового года? Та связь с Ярославом случилась тридцатого. В день корпоратива. Январь, февраль, март – два с половиной месяца.
Одернула себя, когда рука потянулась лечь на живот. Парализованная страхом, она смотрела и смотрела сквозь забрызганное двойное стекло. Всю обратную дорогу, трясясь в поезде, выскочив на платформу, топая по мрачному поселку, Вика искала доводы в пользу того, что она не беременна. Она похудела. Живота никакого и в помине не было: он оставался плоским, как в детстве. Ведь он должен уже появиться в два с половиной месяца? Её не тошнило, в обморок тоже не падала. Даже голова не кружилась. Что там еще бывало? Что-то с грудью. И здесь все было в порядке: всё оставалось по-прежнему. Она приводила и приводила себе тысячи доводов, вспоминала несуразные примеры. Она не могла быть в положении! Но где-то внутри, там, где давно вместо сердца застыл ледяной камень, Вика понимала: все аргументы разбивались об ужас реальности: она носила ребенка Ярослава Выгорского.
Можно с ума было сойти. Ребенок! Она ждала ребенка!
Вике захотелось заплакать. Это просто несправедливо! Почему бы ей не забеременеть тогда, когда она была его женой? Когда у нее был шанс остаться с ним? Когда ему самому, а не ей, пришлось бы решать: калечить ли судьбу ребёнка или нет? Когда канонада ещё не была произведена? Когда она не потеряла ещё крыльев? Не стала беспомощной израненной Снегурочкой...
Дома она посмотрела в зеркало глазами, полными слёз, умоляя отражение сказать, что это всё ей показалось. Застыв на месте, она была настолько охвачена отчаянием, что едва держалась на ногах. Вика чувствовала, что над ней нависло тяжелое снежное небо, которое того и гляди разразиться страшной бурей. Бурей, которая накроет её с головой и холмика не останется. Где найти ей место в своей убогой жизни и продуваемой всеми ветрами лачуге для розовых или голубых распашонок, детской коляски, нежности? Вся её жизнь состояла из холода, дров и электричек.
Паника охватила её. Она не беременна. Всё! Она не будет делать эти бесполезные тесты. И к врачу не пойдет! Точка. Никаких детей. Всего-навсего слишком разыгралось воображение! Вика налила себе молока, но не смогла выпить. Неожиданно ей захотелось, чтобы все вернулось: упущенные возможности, потерянная уверенность в себе, блаженная самонадеянность, позволявшая верить, что с ней никогда и ничего не случится. Чтобы родители были рядом. И больше всего на свете она хотела бы никогда не встречать Ярослава. Мужчину, который, она точно это знала, не хотел её ребенка. Лиходея, клеймившего её за что-то, чего она до сих пор не понимала. Мужчину, который не станет мараться рядом с ней и тем, кого она родит.
Вика заплакала, уткнувшись в ладони, и проклиная свою разнесчастную жизнь. Горечь оттого, что она никому не нужна снова залила сознание, как в тот день. Она пыталась успокоиться, перестать дрожать, всхлипывать и жалеть себя, но конвульсии рождались где-то так глубоко, сжимали грудь и горло, живот, что управы на них не было. Судороги продолжались и продолжались, пока не осталось сил даже на отчаяние. Наконец, Вика затихла, не думая ни о чем. Она добралась до кровати и упала на неё как мороженая рыба.
Непонятно спустя какое время зазвонил телефон, и Вика подняла глаза от подушки, пытаясь осмыслить происходящее. В комнате горел свет, за окном стояла темень. Она не хотела отвечать, не хотела слышать никого, но телефон всё пел и пел, пока до Викиного сознания не дошло: Ольга. Надо было собраться: нечего было её расстраивать.
Вика встала, и дошла до сумки, брошенной прямо у входа.
– Алло.
У Ольги были хорошие новости. Андрей обрадовался ребенку. Настаивал, что им надо пожениться. Вика проглотила рыдание.
– Мы решили, что подадим завтра заявление. А после этого только сообщим родителям. Сначала моим, конечно, потому что я трясусь как осиновый лист. – Вика обратила внимание, что Оля трындела непривычно много. Что ж, это избавляло её от необходимости выравнивать глосс. – Мы сперва не знали, может быть, лучше познакомиться с предками, а потом уже в загс. Потом передумали. Родителей это насторожит, они станут нас отговаривать. Мои-то уж точно. Сначала подадим заявление. Потом я позвоню родителям, скажу, что хочу им кое-кого представить, купим тортик. Я хотела познакомить, а после того, как Андрей уйдет, спросить понравился ли? Если «да» сказать, что замуж выхожу. Но вдруг он не придется ко двору? Ты ж видела, он не красавец. Можно, конечно, сказать, «ну и ладно, я все-равно за него выйду», но не хочу я своими одна объясняться. Понимаешь?
