Но при всем этом, его не покидало опасение, что Том может все это остановить, в любой момент, придя в себя. Именно поэтому Билл сейчас впитывал каждую секунду этой близости, этой нежности, каждый поцелуй, каждый стон и вздох. Каждое прикосновение впечатывал в свою память.
А потом он скользнул пальцами под боксеры Тома, прижимаясь низом живота к краю постели, и чувствуя, как ему самому рвет ширинку возбуждение. Прикоснулся к нежной головке, и Том на вдохе втянул живот и инстинктивно двинул бедрами навстречу руке Билла. Тогда Билл обнажил член Тома, чуть притянул его к себе и взял в рот, скользнув штангой по головке.
Тома выгнуло, и он, вскрикнув, закусил губу. Сильно. До крови. До резкой отрезвляющей боли, что и привело его в чувство.
– НЕТ!!! – он выпрямился на постели, двумя руками оттолкнул от себя Билла, и тот отлетел назад, глядя широко открытыми глазами на взъерошенного Тома, судорожно натягивающего на себя боксеры. – Не надо, Билли, не надо…
Он шептал, с каким-то хрипом в голосе, и Билл, который пытался придти в себя, представлял, как Тому сейчас трудно. Понимал, знал, видел – но не мог принять. НЕ МОГ!!!
– Том, что ж ты делаешь? – покачал он головой.
– Прости, Билл, – и тут Билл увидел как с нижней губы Тома, на подбородок, сбегает струйка крови и это просто добило. Он понял, чего стоило Тому остановить его. Остановить СЕБЯ.
Том поднял джинсы, схватил свитер и почти вылетел из комнаты, несмотря на больную ногу.
Билл сел, медленно притянул к себе колени, обнял их. Закрыл глаза, пытаясь унять дрожь возбуждения и разгулявшихся нервов.
– Зачем ты так, Том? Зачем, – шептал он, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза.
А Том доковылял до своей комнаты, закрыл дверь на задвижку, как будто боялся, что Билл ворвется следом, отшвырнул вещи куда-то в угол и ринулся к своему столу.
В ящике была бутылка виски, которая сейчас казалась единственным спасением.
– Бл*дь! Что ж я делаю? Что я творю? – шептал он, отвинчивая крышку трясущимися руками. Потом несколько больших глотков, обжигающих горло, слезы от кашля, а может и не только от кашля.
Том без сил опустился на пол тут же, возле стола, чувствуя, как слезы скатываются по щекам. Вытер рукой влажные губы и только сейчас увидел кровь из прокушенной губы. Даже на себя злится, не было сил. Он, так же как и Билл, обнял свои колени и чуть раскачивался, пытаясь подавить в себе стон. Ему было страшно. Казалось, что он слышит тот страшный, бесконечный звук кардиомонитора, от которого ломило в висках, рвало душу, раскалывало сердце.
То, что сейчас творилось с Томом, в его душе и сознании, было настолько разным, что это начинало его пугать, он боялся, что может сойти с ума.
Сердце хотело любить – и любило. А разум кричал от ужаса. Нет, он просто вопил. Он безумно боялся нарушить клятву, и тем самым, навлечь беду на Билла.
– Я так рехнусь, Билл, – прошептали губы и снова прижались к горлышку бутылки.
Том хотел забыться. Хотя бы ненадолго, на несколько часов.
Только пусть станет легче…
Ни шагу назад.
Я уйду, я пройду, я посмею вернуться
В безумье.
Мой брат…
Я любил.
Я хотел – только раз – оглянуться…
Ни шагу – назад.
Автор: Анджей
POV Bill
Том, что же ты творишь, Том. Я же чуть не умер, когда ты меня оттолкнул. Я вижу, как тебе нелегко, зая, я вижу. Эта губа твоя прокушенная, кровь. Как лезвием по нервам.
Господи, ну почему все так, Том? Я не могу понять, почему ты так серьезно к этому относишься? Не могу! Мы даже не родные братья! Я бы мог понять, если бы у тебя это вызвало отчуждение, и ты просто перестал меня воспринимать как любимого, и вот тогда бы я принял твое решение, я действительно бы его уважал, Том!
Но я же вижу, что нет в тебе этого, НЕТ!! Ты не видишь во мне только брата. И уже не сможешь никогда. Пойми.
А мне нужно поговорить с тобой, братишка. Меня ломает, Том. Это уже слишком жестокая ломка, чтобы я мог долго терпеть. Мне нужна доза любви и нежности, Том. Твоей любви и твоей нежности. Пойми, маленький. Я ведь знаю, что в тебе это есть. И любовь ко мне, и от нежности ты плавишься. Мне надо, родной. Очень. Это – в тебе, а значит, я могу это получить. И ты – дать это можешь. Можешь. Только не хочешь… Господи, я очень надеюсь, что это не связано с кем-то другим, Том. Мне нужно знать…
POV Tom
Интересно, мне станет легче от того, что пытаюсь напиться? Может, немного снял напряжение, может, мозги не так кипят. Наверное, легче. Только я понимаю, как сейчас ты себя чувствуешь. Напиться, как я, ты не можешь.
Билл. Прости меня, Билли. Я не должен был допускать того, что произошло. Этой ласки, этих поцелуев. От которых губы до сих пор горят. Там, где были твои пальцы. Там, где ласкал ты меня, почти теряющего сознание. Теряющего волю и разум. До сих пор мурашки по коже…
Знаю, что ты ничего не понимаешь, знаю, что почти с ума сходишь от бессилия. Хотя ты не потеряешь в себе уверенности – ты же не слепой, ты видишь, что я тебя люблю, как и раньше. И пока ты это будешь видеть, надежда будет жить в твоем сердце. И это самое хреновое в этой истории.
Я не могу сказать тебе того, что есть на самом деле, Билл. Не могу.
Это мое. Слишком МОЕ.
Я боюсь, Билл. Очень боюсь. Так невыносимо, Билл. Просто с нашими чувствами нужно что-то делать. Ломать себя, свои желания, мечты, пытаясь угомонить хаос в голове.
Смотрю на бутылку виски. Бл*! Даже это напоминает мне о тебе.
Твои глаза – цвета виски.
Я люблю тебя, ты прав, котенок. Из сердца этого не вырвать.
Но и не могу изменить того, что было тогда, в операционной.
Не могу.
POV Avt
Билл кусал губы, пока не решил, что нужно пойти к Тому и задать прямой вопрос. Что-то было очень сильно не так. И Биллу это становилось все яснее. Не могло на Тома так действовать то, что они братья, к тому же двоюродные. Зная Тома, его независимость от чужого мнения, Билл в это просто не верил.
Он вышел в коридор и подошел к двери в комнату Тома. За ней было тихо. Совсем. Коснулся ладонями двери, замер. Чуть поскреб ногтями.
– Том! Давай поговорим, пожалуйста…
Том поднял голову, с уже расфокусированым взглядом – алкоголь сделал свое дело. Забилось, вернее, даже затрепыхалось сердце.
– Билл. Уйди. Я прошу тебя.
Билл закрыл глаза и прижался лбом к двери, уже поняв, что она закрыта на задвижку.
– Я хотел тебе рассказать свой сон, Том, – услышав это, Том закрыл глаза и уперся лбом в колено. – Тогда, в клинике, помнишь, когда я почти трое суток не мог в себя придти после операции, а ты метался, не зная, что делать, сходя с ума и ставя на уши всю клинику. Мне тогда все время снился один и тот же сон, Том. Один и тот же. Страшный сон. Я понимал, что если во сне все закончится плохо, то и в реальности будет так же.
Билл повернулся спиной к двери и съехал вниз, сел на пол, опершись об нее спиной.
– Там был ты. Всегда. А еще была стеклянная стена, между нами. И я видел тебя за ней. А ты меня – нет. Мне так хотелось эту стену разбить, только нечем было, ничего не было в комнате… Она была совсем пустой. А я понимал, знал, вернее, что если эта стена так и останется между нами, в реальность я не вернусь. Да, я прекрасно знал, что это сон. Понимал.
Том с трудом встал на четвереньки и подполз к двери, так и не выпуская бутылку из рук. Он понял, что так доберется до нее быстрее, чем, если сейчас будет пытаться встать на больную ногу.
Добравшись до двери, он сел, оперся об нее спиной, не зная, что в точности скопировал позу Билла, по другую ее сторону.
Хотелось быть ближе, пусть даже так. Билл почувствовал, услышал, что Том рядом.
Понял, что он так же сидит под дверью.
– И еще понимал, что только ты можешь вытащить меня из этого дерьма. Веришь? И ты меня хоть и не видел, но ты меня чувствовал. Начал чувствовать в последних снах. Я звал тебя. Всегда звал. Я кричал до хрипа. Но, даже не слыша меня, ты как будто знал, что должен мне помочь. Знаешь, когда я понял, что ты меня вытащишь? Когда ты, не видя меня, приложил свои ладони к стеклу туда, где мои были. Вот тогда я и понял, что жить буду. А потом ты разбил ту стену, Том. Сам. Потому, что я был нужен тебе, очень нужен. Она разлетелась, она просто исчезла, как будто ее никогда и не было… И я пришел в себя, я очнулся, чтобы быть с тобой. В этой жизни я был по-настоящему нужен только тебе.
