Болело сердце. Так все навалилось сразу – эти воспоминания, ощущения из детства. Я ведь все помню прекрасно, хотя иногда хочется забыть. Слишком больно. Все еще больно…
Ну, что же, пора. И Симона ждет. Знаю, что ей не легче, чем мне. Я благодарен ей за то, что она предложила приехать сюда вместе. Я уже давно думал об этом, только почему-то боялся это вслух сказать.
– Пойдем, родной, – тяжело вздыхаю, выхожу из ванной и кладу руку на твое плечо.
– Все нормально? – с волнением смотришь на меня.
– Все нормально, маленький, все хорошо. Пойдем, нам пора.
Еще минут сорок езды до места, и Симона, припарковав машину у кладбищенской ограды, выходит первой. Ты смотришь на меня. Легонько прикасаешься пальцами к моей руке, и мы тоже выходим из машины.
Для начала мая очень тепло, удивительно тихое солнечное утро. Надеваю темные очки, рассматриваю место, где был всего два или три раза после смерти родителей.
Не изменилось ничего – та же высоченная ограда, те же старушки с весенними цветами, и тот же магазинчик рядом, с венками и цветами подороже. На нас немного косятся местные жители, и я понимаю, что не каждый день тут бывают такие дорогие машины и чужие люди. Наверное, действительно мы тут чужие…
Ты стоишь чуть поодаль, между Симоной, покупающей цветы, и мной, пытающимся подавить в себе смятение. Гулко бьется сердце, хочется курить. Но мне-то хочется, а куришь ты. Подхожу к тебе и забираю сигарету, ты молча ее отдаешь, глядя на мои дрожащие пальцы.
Затягиваюсь, и даже Симона сейчас не скажет ни слова. Она возвращается с цветами – два больших букета белых лилий – и отдает один тебе. А я затягиваюсь в последний раз, выкидываю сигарету в урну и забираю цветы у тебя из рук.
Прохожу не спеша через ворота кладбища. Я знаю куда идти. Я помню.
POV Avt
Билл шел впереди, а Том не отрывал глаз от его чуть сутулившейся тонкой фигуры. И мог поклясться, что Билл стал как будто меньше ростом. Он прижимал к груди букет, а Том знал, что его пальцы сейчас нервно сжимают их стебли.
Том был на кладбище не в первый раз. Но впервые оно было таким ухоженным. Ровно подстриженная зеленая трава в такой солнечный день казалась неестественно яркой, нигде не было видно ни прошлогодней листвы, ни сухих цветов. Похожие друг на друга могильные плиты. И букеты, кое-где лежащие у подножия памятников, были похожи друг на друга.
Том сглотнул, когда Билл остановился возле двух плит. Остановились и они с Симоной. Том остался чуть позади. Он просто смотрел на имена, выбитые на камне и фотографии родителей Билла. Чувствуя волнение и трепет. И представляя, ЧТО же тогда должен чувствовать сам Билл.
А Билла трясло. Это было заметно даже внешне. Том это видел, когда Симона, склонившись, разделила свой букет пополам и положила цветы на траву рядом с гранитными плитами. Билл не плакал, глаза его были сухими, но весь он был так напряжен, что даже у Тома стоял ком в горле.
Симона прикоснулась пальцами к портрету сестры и замерла.
«Здравствуй, Грета. Это снова я. Я скучала по тебе. И смотри, кого я привезла к вам. Смотри, каким он стал. Красивый, высокий, еще худенький после больницы, но с ним все хорошо, дорогая. Я позабочусь о нем. Он не один. У него есть семья. А это мой сын, твой племянник, я тебе говорила о нем. Мой Томка. Они очень похожи с Билли. И в тоже время такие разные. Только люблю я их одинаково».
Симона опустила голову, и полились слезы.
«Мне так тебя не хватает, Грета, родная моя. Мне всю жизнь тебя не хватало, я чувствовала это, только не понимала…».
Том посмотрел на маму. Она тоже была в темных очках, но и это не могло скрыть ее слез. Он сел на траву чуть поодаль, снова закурил, глядя на брата. Боясь разреветься, кусая губы, давя в себе спазмы.
Он не видел лица Билли, рассыпавшиеся волосы скрывали его. Он смотрел на худенькие плечи брата, и так хотелось обнять, утешить, защитить. Безумно хотелось. А потом Билл опустился на колени, возле могилы своей матери, и Том не выдержал, отвернулся, вцепившись в кисть зубами, не смог сдержать слез. Он просто чувствовал, как вздрагивают плечи Билла, теперь он знал, что он тоже плачет. Билл нежно погладил шероховатый камень надгробия, чуть нагретый лучами солнца, а потом прислонился к нему лбом, закрыв глаза и замерев неподвижно.
Билл сейчас чувствовал то же самое, что и в те два раза, когда приходил на кладбище после похорон. Все то же – кроме одного.
Сейчас он не просил, чтобы родители забрали его к себе. Потому, что сейчас он очень хотел жить. Ему нужна была эта жизнь, в которой он нашел брата и родную сестру своей матери. Нужна была жизнь, в которой был его любимый человек. Родной по крови. И сейчас, мысленно разговаривая с родителями, прося прощения, что так долго не приезжал к ним, он говорил почти те же слова, что и Симона – он не один теперь, есть семья, есть люди, любящие его… Он всхлипывал и не стеснялся своих слез.
Том смотрел на брата, на такого хрупкого и маленького сейчас. И поэтому было так больно за него. Том бы давно обнял и прижал брата к себе, если бы не боялся словом или неловким жестом нарушить этот глубоко личный для Билла момент. И когда брат медленно поднялся с колен и, оглянувшись, протянул Тому руку, тот понял, что нужен сейчас, очень нужен Билли. Том подошел, чувствуя его холодные пальцы в своей ладони – Билл держал руку Тома, постепенно успокаиваясь и переставая вздрагивать. И Том был очень благодарен Биллу за это простое желание – держать его за руку.
А Билл… Билл держал руку не любовника, а брата. Брата, о котором не раз рассказывал родителям в своих мысленных беседах с ними. Когда был в больнице – говорил о нем, как о том, кому важна его жизнь, о его любви, об их чувствах, а позже – обо всех сложностях, когда они были врозь. А вот сейчас это ощущение единения, семьи, братства, родственной связи было сильным как никогда. И это чувствовали все трое. Мальчишки стояли, держась за руки, глядя, как Симона, украдкой вытирая глаза, поправляет цветы на могилах, чувствуя тепло, поддержку и заботу друг друга. Любовь родных людей, связанных навсегда.
Placebo «Спящий с призраками»
Моря испаряются
Будто это в порядке вещей
Облака что над нами
Взрываются в небе
И всё уже вроде предсказано
Только мы не умеем читать между строк
Тише, все в порядке
Не плачь
Не плачь,
Родной, не плачь
Ведь родственные души никогда не умирают
Общественное мнение
Заставляет с ним соглашаться
Что хорошего в религии
Если все по-прежнему друг друга презирают?
К чертям правительство
К чертям убийства
К чертям всю ложь
Тише, все в порядке
Не плачь
Не плачь,
Родной, не плачь
Ведь родственные души не умирают
Никогда не умирают
Вот тут мы и включим трэк.
Июль, два года спустя.
Франция, Сан-Тропе, отель «Chateau de La Messardiere».
POV Tom
Это я, Том Каулитц.
И я трезвый и злой. Слишком трезвый.
Не бывает слишком трезвых? Бывает, поверьте. Когда жизнь бьет тебя наотмашь, не раз и не два, да так что дыхание перехватывает, вот тогда ты и начинаешь смотреть на нее слишком трезвыми глазами, даже если пьешь по-черному.
Это страшно, этого никому не пожелаешь. Но так есть, и от этого теперь никуда не деться.
Почему я злой? Потому, что в очередной раз поговорил с Биллом о клинике, и в очередной раз услышал все тот же ответ: «Нет».
Я, в принципе, ничего другого и не ожидал, но мне просто страшно. Так страшно, что, наверное, поседею полностью, и не будет уже заметен мой белый висок, который я заработал, когда мы проходили с Биллом второй круг ада, называемый пересадкой костного мозга. Да, нам пришлось пережить все заново, после первого рецидива…
Он грянул, как гром среди ясного неба, оглушая, выбивая землю из-под ног. Я не могу вспоминать тот период без содрогания. Не забуду никогда и тот вечер, когда я вернулся домой напившись, едва держась на ногах, пришел к Биллу, рыдая и бессвязно пытаясь просить у него прощения, обвиняя себя в том, что случилось. Именно потому, что я не сдержал свою клятву. Дальнейшее было как в тумане, но достаточно прозаично – я получил от Билла пару хороших затрещин, после которых он напомнил мне о том, ЧТО я пообещал ему в чилле – никогда, ни при каких обстоятельствах не винить себя, что бы ни происходило с нами. Мне показалось, что он тогда, в клубе не просто так взял с меня это обещание – он как будто знал, как будто предвидел будущее. Может, так оно на самом деле и было…
