— Продолжить движение! — скомандовал я.
Когда мы проезжали через деревушку, то увидели, что три хаты горело, в некоторых дворах суетились наши мотострелки и разведчики. Снайперов не было видно, он продолжали контролировать взлётное поле. Проехав деревушку, зачистка там заканчивалась, передовая машина, не останавливаясь, проехала дальше, а вот вторая, на которой ехали мы, остановилась у танка Воронина. Экипажа работая ломом и кувалдой, восстанавливали повреждённую гусеницу.
— Пушка? — спросил я у лейтенанта, осторожно покидая кабину машины. Любое резкое движение отдавало стреляющей болью в руке, поэтому я старался не тревожить рану.
Лейтенант стоял на корме танка, и отдавал приказы в микрофон, не теряя контроля над подразделениями на поле боя. Мне это понравилось, и я довольно кивнул.
— Никак нет, товарищ капитан, — откликнулся сержант Кривошеин, старый товарищ и наводчик на машине Воронина. — Когда давили тот 'мессер' то повредили трак, а тут на ровном месте при развороте и разулись с левого борта.
— Понятно, — кивнул я, с интересом разглядывая четыре целых 'Юнкерса' что стояли в стороне. Один продолжал дымиться правым мотором. Два других обломками лежали в стороне. Похоже, их расстреляли в воздухе, и они рухнули на взлётное поле.
Высадив меня, штабная машина поехала дальше следом за основной колонной. Что делать дальше Малкин и командиры тыловых подразделений знали, я их хорошо проинструктировал, поэтому они, не теряя времени, приступили к выполнению порученных им заданий.
В это время Воронин освободился и, спрыгнув на пыльную землю, подскочив, лихо бросил руку к виску, отрапортовав:
— Товарищ капитан, ваш приказ выполнен. Аэродром захвачен, самолёты, часть технического и лётного состава захвачены целыми, остальные уничтожены в результате скоротечного боя. Два самолёта пытались подняться в воздух, но были уничтожены из танковых орудий.
— Вы что по взлетающим 'Юнкерсам' из пушек садили? — удивился я.
— Так точно. А что, они только-только оторвались от взлетной полосы и слепой не промахнулся бы. Осколочными влепили они и осыпались обломками.
Оптимизм и радость так и пёрли из Воронина, он разве что не подскакивал от нетерпения.
— Осмотрите и подготовьте технику к дальнейшему маршу. Нужно до темноты совершить шестидесятикилометровый рывок.
— Есть, разрешите выполнять?
— Выполняйте, — кивнул я, и направился в сторону самолетов, которые уцелевшие техники готовили к использованию. Заправляли и пополняли боезапас пулемётов, под присмотром наших бойцов. Только в бомбоотсеки грузили не бомбы, а всё то, что было нами захвачено за последние дни, включая на месте уничтоженного штаба немецкого корпуса. Причём сброс отключали, чтобы у лётчиков не появилось желания сбросить все, что нами было с таким трудом наработано. Насчёт лётчиков, да у нас их не было в наличии, но были пленные, немецкие. В данный момент Гурьев искал среди них добровольцев. На три 'Юнкерса' нам было нужно три пилота и один штурман.
В два 'Юнкерса грузили из санитарной и других машин всех раненых, которые у нас успели скопиться за это время. Даже тяжёлых погрузили, хотя шансы доставить их до госпиталя были минимальны, а так же документы, мои рапорты о делах мангруппы и пленного генерала. Вот последний очень возмущался, когда его пытались сунуть в бомболюк. Малкину это быстро надоело, генерал получил рукояткой пистолета по голове, его опутали верёвками и погрузили в отсек. Больше он не возмущался, только сонно причмокивал губами.
— Пятеро согласились, товарищ капитан, — подошёл Гурьев. — Один говорит, что знает, где наш аэродром.
— А вот этого не надо. Там наверняка зенитная засада. У госпиталя под Иванковым есть неплохое поле, должны там эти машинки сесть, вот пускай туда и летят. Там зениток наверняка нет, встретят нормально. Тем более я дал намек, чтобы сегодня ждали посылку от нас. Начинайте погрузку и предстартовую подготовку.
— Есть, — козырнул Гурьев и побежал к самолётам. Там как раз техники запускали моторы самолётов, проверяя, как они работают.
После погрузки самолёты по очереди взлетали и, поднимаясь ввысь, одной группой направились в сторону партизанского края. За каждым немецким лётчиком сидел наш боец из легкораненых. С винтовкой и карабином было в кабине не развернуться, поэтому каждому был выдан пистолет и на всякий случай по гранате. Их задача уничтожить пилотов, если они доставят их не туда.
Как только бомбардировщики стали едва видными, я повернулся к стоявшим рядом командирам и скомандовал.
— От балласта избавились, поэтому заканчиваем собирать трофеи, и уходим. Выдвигаемся через двадцать минут. Разойдись!
Пока командиры занимались своими подразделениями, а тыловые службы сбором и систематизированием трофеев, под присмотром Малкина и Байбюка, я направился к стоявшим отдельной кучкой пленным, угрюмо дожидавшимся своей участи. Их было порядка тридцати человек, под охраной пятерых автоматчиков-мотострелков.
Махнув рукой Юрьеву, нашему старшему переводчику, я подошёл к немцам, с интересом их разглядывая.
— Товарищ капитан, сержант Юрьев по вашему приказу… — подбежал переводчик, но я остановил его, приказав:
— Переводи им, что я скажу… Солдаты и офицеры Люфтваффе! — громко сказал я, Юрьев тут же стал гортанно переводить. — Согласно негласным правилам диверсионных подразделений, а у нас всё-таки именно диверсионное подразделение, я должен приказать своим солдатам ликвидировать вас как не желательных свидетелей и солдат противника. Однако ваша добровольная помощь благоприятно повлияло на моё решение. Да и моя совесть офицера и командира Красной армии не позволяет уничтожать вас как скот, но и просто так отпустить вас я не могу. Поэтому я ставлю перед вами выбор, дав немного времени, пять минут. У вас есть два выбора, или расстрел, или пуля в ногу и вы, будучи комиссованными по тяжёлому ранению отправляетесь домой, к своим семьям. Мой фельдшер поможет вам с перевязочными материалами. Решение ваше, время для раздумий пошло.
Посмотрев на часы, я отошёл в сторону, а бойцы взяли немцев на прицел, напряжённо ожидая принятия решений. Через три минуты тридцать два солдата и офицера приняли решение пули в ногу, трое, отказались.
Командир пятёрки мотострелков, достав из кобуры 'люгер' спокойно пустил каждому пулю в грудь, после чего начал отщёлкивать в ноги остальных. Фельдшер, который как раз закончил со сбором медикаментов в лазарете лётчиков поспешил к месту экзекуции.
Оставив их разбираться с этим делом, я под пистолетные хлопки и вопли раненых, направился к своему штабному бронетранспортёру. Кстати, на аэродроме было взято ещё две этих полезных полугусеничных машины.
— Зря живыми их оставили, — сказал встретивший меня у штабной машины Малкин, глядя как мотострелки закончив с немцами, идут к своим машинам. Чуть позади их догонял фельдшер. Он снабдил техников и лётчиков перевязочными средствами, дальше пусть сами. — Каратели, мы ведь их в плен не берём?
— Не берём, — согласился я, оборачиваясь, и глядя на раненых, лежавших на взлётном поле. — Но мне нужно было оставить их живыми. Была веская причина для этого.
— Можно узнать какая? — поинтересовался начштаба.
— Я при них как бы случайно сказал, что мы двинем к Житомиру.
— Не поверят, товарищ капитан. Да и актёр вы так себе.
— Евгений, ты конечно отличный командир, и просто великолепный начальник штаба как я успел убедиться, но вот планирование операций тебе не дано… Пусть не верят, главное чтобы хоть часть сил бросили проверять эту информацию. Я обмолвился в разговоре о двух деревнях со стороны Житомира, они обязаны будут проверить эту информация. Но простых солдат туда не пошлют, это смерти подобно, если они столкнуться с нами, только мощную моторизованную часть что сможет драться с нами на равных. Чем сильнее они разбросают свои манёвренные группы в наших поисках и тратят ресурсы техники, тем лучше для нас… Всё, начать движение.
— Начать движение! — тут же громко продублировал начштаба и тоже полез в бронетранспортёр, только не в кабину, там было одно пассажирское место, а в кузов к радисту и пулемётчикам.
