Мощная рация стояла на моём бронетранспортёре, который тогда находился в составе группы Воронина, вот когда снова воссоединились мы и получили сведенья об это эпизоде, изрядно повеселившись.
— Да-а-а, — отсмеявшись, покачал головой Малкин. — Чего только не бывает.
— Это ещё что, — ответил Воронин. — Это не первый случай, мой радист зафиксировали пять таких эпизодов. Но там быстро разбирались в чём дело и прекращали огонь, хотя потери от перестрелок были. В первый раз, когда радист об этом услышал, он сперва понять ничего не мог. Две группы взывали к командованию о помощи, сообщая, что под деревней Горловка столкнулись с русскими. Пока те разобрались в чём дело, восемнадцать убитых, три единицы повреждённой техники. А потом уже просто с интересом слушали. Ночь играет нам на руку. Шуму в эфире много стояло, они особо и не шифруются. В большинстве прямым текстом говорят. Правда с час назад объявили какой-то план 'Вердингунг' и всё стихло. Говорят, но шифровано, и морзянки много появилось.
— Это связь по-немецки, — рассеяно пояснил стоявший рядом Омельченко. — Теперь понятно, почему мы так спокойно подошли к самому городу. С тем шумом, что поднялся под Житомиром, это было немудрено.
— Это да, — согласился я и, сверившись с часами тихо сказал. — Пора.
Командиры подразделений знали, что и как им делать. У нас в мангруппе было пятеро киевлян, в каждую из четырёх групп был включён такой боец-проводник. Мангруппа была разделена на четыре отряда. Отряд Воронина с сапёрами и зенитчиками шёл к автомобильному мосту и брал его. Там охрана послабее, чем на железнодорожном. С ними шло два танка, 'четвёрка' и 'двойка', а также артиллеристы и тыловые службы.
Мой отряд шёл к комендатуре, со мной был только один танк и два отделения пехоты. Техники было всего два грузовика, два бронетранспортёра и один танк 'четвёртка'.
Группа Путянина шла к железнодорожному мосту. Когда поднимется заваруха, он должен подорвать его. Хотя бы повредить, задача уничтожить не ставилась. С ним тоже ушло два танка.
Группа Омельченко из мотострелкового взвода и с последним танком шли к зданию Гестапо. Задача ликвидация этого подразделения, захват архива и освобождения узников, что находятся в камерах подвала.
На всё про всё я отводил тридцать минут. То есть в течение часа мы должны были, выполнив поставленные перед каждым подразделением задачи, пройти город насквозь и уйти в степи и поля другого берега Днепра. Может кто-то скажет что это не выполнимая задача с учётом того количества войск что находится в столице Украины, но я наделся на ночь, неразбериху и то что от нас не ожидают такой наглости. Можно конечно просто пройти город насквозь, но при этом не шуметь, было как-то не по мне. Тем более мы получили достоверные сведенья что часть подразделений если не перекинули к партизанскому краю, то вот-вот это сделают.
Пост на въезде в город мы проехали спокойно, он уже был ликвидирован бойцами Путятина. Использовалось бесшумное оружие, которое предоставили осназовцы в количестве трёх единиц. Короче говоря, это были наганы со здоровенными лайбами вместо глушителя. Брамит там какой-то.
Ну да неважно, сперва мы ехали по главной улице города, не останавливаясь на попытки одного из патрулей нас остановить, типа мы их не видим. Тем более танки так грохочут своими траками и ревут моторами. Потом мы начали разделяться.
Воронин ушел вперёд, у него своя задача, очень важная, обеспечить наш отход. Путянин свернул наперво, к железнодорожному мосту, а мы с Омельченко налево, наши цели находились неподалёку друг от друга. В случае нужды можно прийти на помощь.
Ночной город ещё спал, но буквально через несколько минут он будет разбужен грохотом перестрелки и разрывов снарядов.
— На следующем повороте наперво, товарищ капитан, — руководил движением мой проводник. — Потом прямо двести метров и на площади второе здание справа и будет комендатура.
— Надеюсь, пленный не соврал и комендатура действительно находится в этом здании.
— В этом-в этом, товарищ капитан. У нас там до войны первый секретарь сидел, администрация города рядом была.
Омельченко уже свернул к совей цели и мы шли одни. Наконец площадь, у освещённого здания находилось пяток машин и два немца куривших на крыльце. Идущий первым танк сразу же взревел мотором, как только я отдал приказ, и подмял ближайшую легковушку. Видимо дежурную. Только в ней сидел водитель. Пулемётчики со второго бронетранспортёра срезали курильщиков, а из машин и начали выпрыгивать мотострелки, готовясь к штурму комендатуры. Пулеметчики и танкисты их прикрывали. По идее особо проблем с захватом не должно быть, ночь, максимум дежурное отделение с офицером. У немцев порядок, ночью надо спать.
Сопротивление бойцы задавили почти сразу и рассыпались по зданию, две группы ушли вниз в подвал, остальные взламывали кабинеты, пока два водителя носили в здание канистры с бензином.
Вместе с водителями в сопровождении своего телохранителя я прошёл в комендатуру, преступил через окровавленное тело дежурного-офицера и направился к лестнице на второй и нижний этаж, у которой стоял боец-часовой. Спустившись в подвал, я встретил командира второй группы взвода младшего сержанта Романова.
— Что там? — спросил я у него.
— Камер штук десять, пустых нет. Сейчас бойцы их открывают.
В это время к нам подскочило человек пять, женщин и мужчин, видимо первых отпущенных. Они со слезами на глазах, не обращая внимания на нашу трофейную униформу и амуницию, лезли обниматься и целоваться.
— Товарищи! — громко сказал я, привлекая к себе внимания. — Мы действительно подразделение Красной армии, но мы пришли временно, и сейчас уйдём из города. Наша задача уничтожение подобных зданий и прорыв к своим, поэтому прошу выходить на улицу и расходиться по домам. Архив мы уничтожим, искать вас не должны. Но вы всё равно берегитесь. И главное, Красная армия вернётся и в этот раз уже навсегда.
Мой спич был услышан и понят, поэтому узники потянулись на улицу и разбегались по лицам. С учётом того что сейчас комендантский час, шансов дойти до дома у них были малы, но я не мог их взять с собой.
— Ну что там? — спросил я у Романов, который поднимался с подвального этажа. За ним поднимались последние задержанные комендатуры.
— Всё, товарищ капитан, всех выпустили.
— Ксения?! — стоявший рядом Борисов неверяще смотрел на невысокую девушку в простеньком платье. — Товарищ капитан, это Ксения, радистка из моего отряда в котором я служил до этого. Отряд понёс потери при последней высадке и был расформирован. Несколько человек пропало без вести. Ксения была нашим радистом.
— Берём с собой, — решил я и, посмотрев на часы пробормотал. — Двенадцать минут, вполне неплохо… Поджигай!.. Грузимся!..
Когда мы выезжали с площади на одну из улиц, нас продолжал вести проводник самым коротким маршрутом, из окон комендатуры с гудением вырывалось пламя. Да ещё замыкающий бронетранспортёр открыл огонь из пулемёта по появившемуся на противоположной стороне площади взводу немцев. Те, потеряв десяток солдат, отступили за угол, а мы благополучно ушли.
Я сидел у рации и принимал доклады командиров других групп. Первым доложился Воронин, он с потерями взял мост и пока удерживает его, но долго это не продлится. Попросил поторопиться. Омельченко ещё возился в здании Гестапо, но подтвердил готовность к отходу. Только вот Путянин пока молчал, а над тем местом, где должен был быть железнодорожный мост, поднималось огромное зарево, водившее меня в недоумение. Чему там гореть, мост железный?
Подтвердив Воронину кодовыми словами, что мы выдвигаемся к нему, я приказал увеличить скорость движения колонны до максимально возможной, тем более зарево вполне неплохо освещало город, позволяя это сделать. На часто появлявшихся на нашем пути немцев мы особо внимания не обращались. Они по нам не стреляли и мы по ним. Только один раз танк проехал по не желавшей пропустить его легковушке, из которой выскочил офицер и начал размахивать пистолетом. В результате машина превратилась в блин вместе с водителем, а офицер, оказавшийся оберестлейтенантом, получил по кумполу и был затащен в мой штабной бронетранспортёр, где и пролежал до конца ночи связанным по рукам и ногам.