— Через полгода — летом предзащита. На ней решится моя дальнейшая судьба. — Эн иронично улыбнулась. — Я спорный аспирант, сами понимаете. Обычно после защиты присваивается звание магистра, но у меня недостаточно октав для этого. Так что я даже не знаю, как все это будет выглядеть.
Арманиус задумался. Да, подобных случаев он не припоминал. Тридцать магоктав — вот резерв, необходимый для получения звания магистра. Научную работу-то Эн напишет, но звание…
— Вообще, — медленно сказал Берт, — нигде не обозначено, сколько именно магоктав должно быть, это не задокументировано, задокументирован только уровень заклинаний, которые нужно сотворить и для которых нужен определенный магический резерв. Главное — сдать экзамены. Тридцать октав — это резерв, который нужен для прохождения экзаменов. Но ты ведь используешь амулеты? Они не запрещены.
— Я знаю, — Эн кивнула, — мы с Валлиусом обсуждали это много раз. Но мне не хочется быть вечным раздражителем. Единственное, чего я хочу, — заниматься наукой и работать в госпитале. Пока я аспирантка, это возможно, но потом… Либо я должна стать магистром, это необходимо, чтобы быть врачом, либо — только младший медицинский персонал. Значит, надо стать.
— Станешь, — сказал Берт, пожалуй, слишком резко. — Я за тебя поручусь, как и Валлиус.
На лице Эн появилась горькая усмешка, и Арманиус понял, о чем она вспомнила.
— Ты достойна быть магистром, — продолжил он и удивился горячности собственного голоса. — На самом деле ты достойна как минимум звания архимага, и резерв тут ни при чем. Я был не прав тогда, на вступительном экзамене.
Она замерла. Подняла на него изумленные глаза и, отпустив введенную иглу, медленно выпрямилась.
— Вы… вспомнили?
— Можно и так сказать. Ты… Эн, я не знал тебя. Бывали случаи, когда мы брали в университет очень упорных молодых людей с пятнадцатью — двадцатью октавами, но толку из них чаще всего не выходило. Кто-то не выдерживал учебы, но были и трагические случаи. А у тебя даже не пятнадцать октав.
— Ну да, — пробормотала она, отводя глаза. — Не пятнадцать.
— Эн…
Берт сам не осознал, зачем вдруг подался вперед — и для чего он это сделал? — и зашипел от резкой боли, прострелившей все тело.
— С ума сошли! — закричала тут же Эн, укладывая его назад на диван и начиная ощупывать. — Вы же знаете, что двигаться нельзя!
— Прос…
— Молчите!
Тонкие проворные пальцы бегали то тут, то там, что-то поправляя, нажимая и вытаскивая, и боль потихоньку уходила. А Эн все бормотала:
— Глупый, ну как так можно! Вся процедура насмарку! Не дай Защитница, повредили себе что-нибудь… Зачем вы встать решили, а?! Что за блажь такая?
— Я…
— Нет! Молчите! Не вздумайте говорить ни слова! Иначе я вас… я вас задушу!
Она все бормотала и бормотала, а Берту хотелось смеяться. И от собственной глупости, и от того, что Эн за него беспокоится.
Как же так получилось, что за десять прошедших лет он ни разу не заметил ее? Почему был настолько слеп, куда смотрел? Глупый. Она правильно сказала. Хотя можно и резче. Идиот.
Когда я выходила из дома Арманиуса, меня слегка трясло. Из-за всего сразу. Вздумал тоже — пытаться подняться во время процедуры! И с чего вдруг?! Защитница, как же хорошо, что он ничего себе не повредил! Я успела все поправить, хотя больше, чем поправлять иглы, мне хотелось стукнуть архимагистра чем-нибудь по голове за такую дурь.
И эти слова… «Я был не прав». Раньше, наверное, я была бы безумно счастлива их услышать. Но теперь мне было немного больно. Больно, что он признал это только сейчас, когда я прошла уже такой длинный путь. Больно, что он вообще вспомнил о том моем унижении. И как умудрился? Применил что-нибудь, скорее всего. А нашу первую встречу тоже вспомнил? Не сказал ведь ничего. Впрочем, даже если вспомнил, вряд ли понял, как много для меня значит то воспоминание.
Но в госпитале все закрутилось настолько, что я быстренько выкинула из головы Арманиуса.
Началось все с того, что ко мне в лабораторию ворвался всклокоченный Байрон с криком:
— Эн, у него стабильно светится контур! Стабильно, демоны нас раздери!
Я в это время как раз надевала халат и умудрилась от изумления запутаться в рукавах.
— Да ты что…
— Защитником клянусь! — Байрон едва не плясал. — Пойдем скорее, тебе нужно это посмотреть! Надо решить, что делать дальше!
И Асириус, не дожидаясь, пока я распутаюсь, потащил меня прочь из лаборатории. Но я не возражала — мне самой было очень интересно увидеть, как там наш подопытный. Халат в результате я надела уже на лестнице.
Пациент лежал в койке, вытянувшись по струнке, и лицо его выражало крайнюю степень недовольства окружающей действительностью. Рядом стоял столик с традиционным завтраком для хирургического отделения — геркулесовой кашей на воде и сидела медсестра, ласково журчащим голосом приговаривающая:
— Ну же, айл, покушайте, вам необходимо набираться сил, чтобы быстрее выздоравливать и…
И дальше неизвестно, потому что Байрон воскликнул:
— Вот!
И, подскочив к подопытному, скинул одеяло, чтобы я могла рассмотреть сияющий контур без помех.
Да, действительно — он светился.
— Покушаешь тут… — пробубнил мужчина, глядя на нас с Байроном с укоризной. — Никакого покоя!
Я бы могла ответить ему одним из любимых выражений Валлиуса — от него даже у самых скандальных пациентов дар речи пропадал: «Покоиться будете в гробу, а здесь — лечиться», — но что позволено главному врачу, не позволено стажеру.
— Что ж, поздравляю вас, айл. — Я, улыбнувшись, подошла ближе к койке. — Контур светится, значит, мы с коллегой достигли результата. Сегодня и завтра вас еще подержат в хирургии, а потом вы перейдете в мое отделение на окончательное восстановление.
— Эн? — Байрон дотронулся до моей ладони и поманил за собой прочь из палаты. — Давай-ка поговорим…
Я представляла, о чем он хочет со мной поговорить, и напряглась заранее. Не ошиблась.
— Ты хочешь отказаться от достигнутого успеха? — зашипел Асириус сразу, как мы вышли из палаты. — Мы сделали только один шаг! Надо продолжать процедуры!
Мне второй раз за утро захотелось треснуть собеседника по голове, но теперь им был уже Байрон.
— Я ведь объясняла. Если помедлить еще — контур уже не восстановится.
— Но ведь он засветился!
Я вздохнула. Защитница, дай мне терпения.
— Он может погаснуть в любой момент. И тогда все. Байрон, срочно восстанавливайте нашего подопытного и отправляйте ко мне. Дальше я буду работать с ним в обычном формате. Выбери для экспериментов кого-то другого, и начнем с родовой магии.
Асириус глядел на меня бешеным быком, раздувая ноздри, и я не выдержала — все-таки повысила голос:
— Да включи ты уже голову наконец! Да, один шаг мы сделали, но куда идти дальше, я понятия не имею, а пока буду думать, может случиться что угодно. Если больной не может зажечь искру — прогресс обратим, понимаешь? Обратим! Сейчас его контур светится, а завтра погаснет. Этого нельзя допустить!
— Ладно, — процедил Байрон. — Тебе виднее.
И, развернувшись, пошел по направлению к операционным, зло чеканя шаг.
Ближе к обеду, явно улучив время между операциями, с Бертом по браслету связался Валлиус.
— Как себя чувствует наш больной? — Главный врач Императорского госпиталя блестел лукавыми голубыми глазами за стеклами неизменных очков. — Давно что-то не жалуется на присланную медсестру…
— Ты надо мной поиздеваться хочешь, да? — Арманиус фыркнул. — Ай-ай-ай, как вам, ваше докторство, не стыдно, смеяться над больными людьми…
— Ты не больной, ты выздоравливающий. И это, кстати, видно. Эн только что забегала, отчиталась мне быстренько, вот я и решил на тебя посмотреть. Отлично выглядишь, Берт, скоро вновь будешь бороться с порождениями Геенны Арчибальду на радость.
Вот же вредный старикашка.
— Слушай, Йон… А как так получилось, что за все годы учебы Эн я ничего про нее не слышал?