«Я могу ощутить лишь волнение говорящего, — объяснял когда-то Берту Арен. — Но понять, почему именно он волнуется, — это мне недоступно. Лучше всего ощущаются сильные чувства вроде страсти или ярости, любви или ненависти, а слабые подобны дуновению ветра — схватить их, чтобы понять, что они собой представляют, невозможно».
А вот ментальная магия была прерогативой лишь императора или императрицы и появлялась с возложением на его или ее голову Венца власти.
«Ничего особенного, — сказал тогда Арен, потирая виски и морщась, — просто теперь я умею внушать мысли. — И, увидев изумленные глаза Берта, добавил: — Не волнуйся, не всякие мысли».
Оказалось, что после возложения Венца император может внушать своим собеседникам лично или через артефакты мысли, которые не противоречат желаниям этих людей. Если человек категорически не хочет кого-либо убивать, внушить это не получится. Так же, как не получится внушить что-либо рассказать, если желание это рассказывать полностью отсутствует.
«Поэтому я для дознавателей, как правило, абсолютно бесполезен», — разводил руками Арен, смеясь.
После коронации именно он ввел это правило — людям, входящим в круг близких и друзей правящей династии, обязательно дарились артефакты, содержащие ментальную магию, не позволяющую носителям причинить какой-либо физический вред членам семьи Альго. Как раз такое кольцо подарил Арчибальд Эн, а Берт, получивший свой «знак отличия» одним из первых, носил крошечную и почти невидимую серьгу в ухе.
Ничего странного или опасного в этой традиции не было, но как родовая магия, заложенная в кольцо, могла повлиять на портальную ловушку, Арманиус не знал. Впрочем, вряд ли это знает даже Велмар…
— Активаторов я не вижу, — произнес Янг, и Берт очнулся, — а нейтрализатором, точнее его подобием, наверняка послужило это кольцо. Откуда оно у Эн?! Накануне же не было…
— Видимо, она его сняла. Вернее, так и не надела, — пояснил Арманиус. — Сняла его она еще у меня дома, чтобы перчатки надеть. — Краем глаза Берт заметил, как Валлиус скептически усмехнулся. — Потом просто забыла о нем, а перед сном или утром вспомнила.
— И хорошо, что вспомнила, — проворчал главный врач. — Полагаю, оно спасло ей жизнь.
Рон молчал, глядя на Эн с таким несчастным выражением на бледном лице, словно уже с ней прощался.
— Да, спасло, но… — Мальчишка отвернулся и посмотрел на Валлиуса. — Я, конечно, я не уверен, пусть Велмар тоже, но…
— Ну?! — хором прорычали Брайон и Арманиус.
— Я думаю, действие этого кольца необратимо, — произнес Рон с болью в голосе. — И Эн потеряла память навсегда.
ГЛАВА 2
Берт ввалился к себе домой поздно вечером, уставший настолько, словно несколько суток воевал с демонами Геенны. Сказанное Янгом поразило Арманиуса настолько, что на несколько мгновений он онемел. А вот Брайон явно ожидал нечто подобное, врач все-таки, и лишь устало кивнул, поглядев на Эн с ласковой болью и горечью.
Потом она проснулась и опять сразу обратила внимание на Берта, улыбнувшись ему. Всех остальных словно не замечала, пока Рон не сделал шаг вперед, подходя ближе к койке, и не спросил шепотом:
— Как ты себя чувствуешь, Энни?
Тогда она перевела взгляд на Янга, облизнула губы и ответила:
— Хорошо. Только есть хочу. А ты кто?
— Я Рон. Твой друг. Мы с тобой вместе учились в университете.
Эн нахмурилась, явно пытаясь вспомнить, и от этого жеста Берту стало больно физически.
— В каком университете?
Янг оглянулся и неуверенно посмотрел на Валлиуса.
— В магическом, — ответил Брайон и сел на табуретку рядом с койкой Эн. — Не волнуйся, милая, ты потом все вспомнишь. А то, что хочешь кушать, — это хорошо. Значит, выздоравливаешь.
Она радостно и немного по-детски улыбнулась, неожиданно став похожей на маленькую девочку. И Берту показалось, что он видел у нее такую улыбку, но не сейчас, а когда-то давно.
Ерунда, быть не может…
— Сейчас тебе принесут что-нибудь поесть. Что ты хочешь, Энни? — продолжал говорить Валлиус. — Будешь кашку?
— Буду. — Эн кивнула. — И пить тоже хочется.
— И пить принесут. Компотик клюквенный тебе как выздоравливающей. Ничего не болит?
— Нет. — Она помотала головой. — Голова только чуть-чуть. И спать хочется.
— Это скоро пройдет. Вот как поешь, так и станет легче.
— Хорошо! — Эн снова посмотрела на Арманиуса. — А ты, Берт? Ты не хочешь кушать?
Рон изумленно вытаращил глаза, и Валлиус, кажется, тоже слегка удивился.
— Хочу, — ответил ректор, кашлянув. — Честно говоря, даже очень.
— Я так и думала, — сказала Эн с детской важностью. — Тебя тоже надо покормить!
Янг все таращился, а Брайон, отойдя от первого впечатления, уже улыбался.
— И ему мы кашку принесем, Энни. Видишь ли, Берт, как и ты, выздоравливающий.
— Хорошо! — Она вновь улыбнулась и вдруг чуть покраснела. — А ты… со мной пообедаешь?
Арманиус даже не сразу понял, что это к нему обращаются. Но вместо него ответил Валлиус:
— Конечно, пообедает. Мы сейчас выйдем ненадолго, а потом Берт к тебе вернется вместе с едой. Ты пока отдыхай, ладно?
— Ладно, — покладисто согласилась Эн, широко зевнув.
Они вышли из палаты, и главный врач, посмотрев на часы на своем браслете связи, повернулся к Арманиусу.
— Сейчас не обеденное время для больных, но каша с завтрака наверняка осталась, и компот уже сварили, попроси принести. Кухня там, — он махнул рукой куда-то в конец коридора, — оттуда едой пахнет, найдешь. У меня через полчаса операция, вернусь, я думаю, как раз к приезду Велмара. Рон, тебе я за это время советую пообедать. Столовая на первом этаже.
— Так сейчас же не обеденное время? — удивился Янг, и Валлиус пояснил уже на полпути к выходу из реанимации:
— Это у больных. Для медицинского персонала еду готовят с восьми утра и до восьми вечера.
Чуть позже Рон ушел в столовую, а сердобольная санитарка, все время приговаривающая: «Бедная наша Энни, бедняжечка», — принесла Берту поднос, на котором стояли две тарелки с кашей, блюдце с двумя бутербродами с колбасой и кувшин с компотом. Арманиус поблагодарил ее и, войдя в палату к Эн, замер, увидев, что она стоит возле окна в одной белой ночной рубашке и с любопытством ребенка наблюдает за снегопадом на улице.
Обернулась — и расцвела улыбкой. И не только улыбкой, но и трогательным румянцем на щеках.
— Я принес обед, — сказал Берт, ощущая себя полным идиотом рядом с этой незнакомой Эн. — Садись.
Рядом с окном стоял маленький столик, и Берт, придвинув к нему два стула, усадил на один Эн, а на второй опустился сам. Поставил перед ней тарелку с кашей, дал ложку и налил компот в стакан.
— Спасибо! — поблагодарила она восторженно и принялась за еду с искренним аппетитом.
А вот Арманиус есть практически не мог. От всей этой ненормальной ситуации подташнивало и хотелось выть от бессилия и страха за то, что сказанное Янгом может быть правдой.
— А с тобой мы тоже учились вместе? — спросила Эн, доев кашу, и принялась за бутерброд.
И что сказать?
— Не совсем. Я был одним из твоих преподавателей.
Она испуганно вытаращила глаза, и Берт исправился:
— Был. Ты уже закончила университет, и сейчас я — твой друг. А еще ты меня лечишь.
— Лечу… — пробормотала Эн задумчиво. — Я врач?
— Да. Ты очень хороший врач и маг.
— Здорово! — Почему-то мысль о том, что она врач и маг, ее очень обрадовала. — А ты кто?
Говорить о своем ректорстве точно не стоило, и Арманиус пояснил:
— Я охранитель.
Эн нахмурилась.
— Охранитель? А что ты делаешь?
И пока она доедала бутерброд и пила компот, а каша в тарелке Берта безбожно остывала, он рассказывал Эн о том, кто такие охранители, о Геенне и об Альганне в целом.
Она задавала такие вопросы, что он иногда испытывал ужас, понимая: сознание Эн превратилось в чистый лист, на котором нужно что-то писать, иначе она не сможет жить в этом мире.
