— Романтично, — пробормотала Эн негромко, но лицо ее при этом совсем не было романтичным — мысли явно витали где-то очень далеко от свадьбы Арена. И поглядывала на Берта она периодически настороженно, с опаской, словно ждала, будто он что-то выкинет прямо сейчас.
После Арманиус все-таки нашел то, о чем мечтал, — маленькую пекарню, где уже начали печь традиционные для Дня Альганны пироги, и их сладкий запах разносился по помещению, щекоча ноздри и вызывая непроизвольное выделение слюны. Берт купил несколько — с грибами, капустой и вишней, а еще заказал большой чайник с чаем, и они с Эн долго сидели за столиком возле витрины, глядя на снегопад и людей, снующих по площади. Они бегали туда-сюда, кто-то даже падал, и на это все с высоты собственного положения смотрел старый дворник с полулысой метлой. Он подметал площадь без всякой магии уже несколько десятков лет и был практически такой же местной достопримечательностью, как храм Защитника и статуя Алаистера Альго — первого императора Альганны.
А потом, чуть посидев в пекарне после сытного перекуса, они вновь отправились гулять и почти сразу наткнулись на небольшой оркестр, играющий заводную мелодию. Перед оркестром располагался деревянный настил, по которому кружились парочки самого разного возраста, от детей до пожилых людей.
— Пойдем? — спросил Берт и взял Эн под руку, намереваясь запрыгнуть на настил.
— Но…
— Ничего-ничего, — сказал он, смеясь, — я тоже не умею танцевать. И, поверь мне, остальные танцующие не опытнее нас.
Поначалу она смущалась, но это продолжалось недолго — со всех сторон подбадривали громким смехом и аплодисментами, и через пару минут Эн уже хохотала и кружилась в танце, широко и искренне улыбаясь Берту.
Защитник, как же жаль, что скоро все закончится… И как же жаль, что у Геенны нет эффекта «Иллюзиона», забирающего боль от невозможности исполнения желаний.
Домой они с Эн вернулись поздно вечером, и настроение сразу изменилось. Исчезла расслабленность, сменившись напряженностью, и Эн вновь стала настороженной, подобравшейся, как сторожевая собака.
Но, видимо, прошедший день придал ей смелости, потому что сразу после вечернего чаепития — без пирогов, они уже не влезали, Эн спросила:
— Что ты задумал, Берт? Я по лицу вижу — ты что-то задумал. Пожалуйста, не нужно…
— Не беспокойся, — перебил он ее. — И не думай ни о чем. Пойдем, я провожу тебя, пора спать.
Эн знакомым упрямым жестом вскинула голову и закусила губу.
— Расскажи мне, что ты задумал, — проговорила она твердо и встала с дивана, опираясь на его руку, — а я уже решу, стоит мне беспокоиться или нет.
Берт улыбнулся. Упрямая девочка. Защитник, как же жаль…
— Не расскажу, — ответил он почти весело, выходя из библиотеки. Эн шла чуть впереди, и Арманиусу казалось, что она вся напряжена вплоть до затылка. — Я тоже умею упрямиться, не только ты.
Он пытался перевести все в шутку, но Эн этого не хотела.
— Пожалуйста, не нужно геройствовать, — сказала она, когда они подошли к двери ее спальни. — Пожалуйста, не нужно. Если с тобой что-нибудь случится, я всю жизнь буду мучиться, Берт. Пожалуйста…
«Ты об этом просто не вспомнишь. И не узнаешь никогда».
— Не волнуйся. Не случится.
Ее взгляд метался по его лицу, словно пытаясь найти там признаки лжи. Но Берт еще ни разу в жизни не лгал так вдохновенно, сам до глубины души веря в то, что говорит.
— Обещай.
— Что?
— Обещай мне, что с тобой ничего не случится.
Защитник, опять… и сейчас это уже сложнее. Но какая разница? Она ведь не вспомнит, что он солгал.
— Обещаю.
У Эн изнутри как будто вытащили стальную пластину — она, поверив его обещанию, резко выдохнула и разом расслабилась. Даже улыбнулась, глядя ему в глаза, и Берт, невольно посмотрев на ее губы, понял, что не сможет сдержаться. Не сейчас, не теперь, когда он знает, что скоро, совсем скоро, все кончится.
Он сделал шаг вперед — скорее, пока не передумал, понимая, что этим убивает сам себя, — наклонился к лицу Эн и коснулся своими губами ее губ. Он хотел сделать это быстро, но не получилось. Удовольствие оказалось слишком сильным, и Берт положил ладони на талию Эн, прижимая ее к себе как можно теснее, ближе и почти умирая от ощущения ее ладоней на своих плечах и неумелого отклика, с которым Эн отвечала на его поцелуй. Из быстрого и краткого он превратился в долгий и глубокий — такой, от которого теряют дыхание и который запоминают на всю жизнь.
— Берт, не уходи, — шептала Эн, и он думал: интересно, она понимает, о чем именно просит? — Не уходи, прошу. Останься…
— Я не могу. — Он попытался отстраниться, но Эн вцепилась в его рубашку, вновь притягивая к себе.
— Останься… Чего ты хочешь? Я все сделаю, все, что хочешь… Только останься…
Тело отозвалось на эти слова сладостной истомой, предвкушением чего-то удивительного и настоящего. И разум шептал, вторя Эн: «Подумаешь, память… Появится новая… Зато она будет с тобой… В этой жизни она выберет тебя».
— Берт…
Он в последний раз поцеловал ее, открывая дверь спальни, выдохнул быстрое: «Доброй ночи», — и завел Эн внутрь, сам оставшись снаружи и закрывая комнату с помощью родовой магии. До утра Эн не выберется, да и не нужно. Все равно это утро никогда не настанет.
Через полчаса Берт построил пространственный лифт и перенесся на север, в максимально возможно близкую к Геенне точку. Слишком близко к ней переноситься было нельзя — Геенна мешала нормальной работе пространственных лифтов, можно было распылиться в процессе.
Здесь, примерно в километре от нее, только начинал чувствоваться жар. Как ни странно, но этот огонь обжигал лишь в непосредственной близости, и жители близлежащих деревень вовсе не страдали от невыносимой жары, даже наоборот — зимы у них были гораздо суровее, чем на юге, где Геенны не было.
Последний километр Берт шел пешком, и когда ему стало жарко, скинул почти всю одежду, оставшись в одних штанах и ботинках, и зажег в себе архимагистерское пламя. С ним было не так жарко, да и зайти в Геенну можно только так — сгорая в огне самому.
Пламя приближалось, но страха Берт не ощущал — скорее, желание, чтобы все поскорее кончилось. И прибавлял шагу.
Никогда в жизни он не был к Геенне настолько близко, но выяснилось, что в этом нет ничего особенного — просто невыносимо жарко и слепит глаза. Когда пламя оказалось на расстоянии вытянутой руки, Берт застыл на пару секунд, размеренно дыша и пытаясь не думать ни о чем, кроме поставленной задачи.
«Выбирая дорогу, не отступай, — вспомнил он вдруг слова своего отца. — И иди, пока можешь, не предавая цели».
В последний раз вдохнув воздух, раскаленный, пахнущий пеплом и смертью, Арманиус вошел в Геенну.
Часть третья
ВОЗВРАЩЕНИЕ
ГЛАВА 1
В Грааге сегодня было особенно снежно. Казалось бы, ничего удивительного, ведь всего через две недели — Праздник перемены года, но в последнее время природа не была щедра на снег. Хорошо, что сегодня она смилостивилась и решила присыпать столичные улицы свежей белой пудрой, отчего они стали похожи на вкусный пряничный торт.
Да и в воздухе, по правде говоря, уже пахло пряниками, особенно когда я проходила мимо кофеен и пекарен с украшенными витринами. Повсюду царила атмосфера приближающегося праздника, но мне сейчас было не до него.
Накануне настроение резко скатилось до нуля, когда вызвавший меня к себе Брайон Валлиус, главный врач Императорского госпиталя, заявил:
— Эн, я прошу тебя заняться восстановлением энергетического контура архимагистра Арманиуса. Ты же в курсе, он…
— Да, — я кивнула, ощущая, как сердце упало куда-то в пятки, — я в курсе.
Вся больница была в курсе, и не только больница — вся столица. В курсе того, что архимагистр Бертран Арманиус чуть не погиб на севере, защищая нас от демонов Геенны. И спас пятнадцать архимагов — весь свой отряд охранителей, которые были с ним в тот день.
