А между тем близилась 20-я годовщина Великой Октябрьской Социалистической революции. И в ее преддверии должен был состояться обещанный городской смотр-конкурс художественной самодеятельности. А накануне я принял участие в генеральной репетиции. Оказалось, что помимо меня, братьев-чечеточников и частушечницы от порта планируется выставить еще и ложечника. Докер Шквырин работал в пакгаузах Карантинной гавани - это был бородатый, неулыбчивый мужик, всем своим видом демонстрировавший, что этот смотр ему даром не сдался, и он всего лишь делает одолжение. Справедливости ради стоит отметить, что играл Шквырин на ложках виртуозно, выводил такие чечетки, что братья Демины тихо сопели в углу. Если, конечно, можно сравнивать чечетку ногами и на ложках.
Я выступал последним, без помарок исполнил обе песни, после чего триумвират членов комиссии вынес свое одобрение увиденным номерам, и всем было велено завтра в пять вечера - за час до начала конкурса - стоять возле служебного входа Дворца пионеров. По такому случаю мне официально выписали отгул, хотя до сих пор я трудился в порту на птичьих правах, так и не проведенный еще на полную ставку. На мой вопрос, когда уже я начну зарабатывать на общих основаниях, Лексеич только отбрехивался. Мол, не нужно бежать впереди паровоза, лезть вперед батьки в пекло, и вообще любопытной Варваре кое-что оторвали.
Кстати, о Варваре, то бишь Варечке, как я ее про себя называл. Как-то так получилось, что мы с ней покидали актовый зал последними. Просто я как бы невзначай подзадержался, лелея мысль еще раз проводить Варю до дома, а комсорг в это время за столом заполняла какие-то бумажки. Ну и я, думая о своем, то есть о ней, между делом что-то на автомате наигрывал на вполне неплохом инструменте, который мне выделили во временное пользование от щедрот своих в нашем ДК, и который же перед уходом я должен был сдать под расписку дежурному.
- А что это? Тоже что-то новое? - спросила вдруг Варя, оторвавшись от бумаг.
Так, а что я, собственно, сейчас играл? Блин, это же тема из песни 'Потерянный рай' в исполнении Кипелова. Понятно, без всяких сольных партий, на обычной шестиструнке с моими скромными музыкальными способностями такое не изобразишь. Но мелодия вполне прослеживалась. А ведь когда-то я и пел ее в узком студенческом кругу, она тогда как раз вышла на диске.
- Называется песня 'Потерянный рай', я ее недавно сочинил от нечего делать, - нагло приписал я себе чужие лавры.
Все ж таки до Кипелова с 'Арией' еще целая вечность, да и не факт, что в эту эпоху песня приживется, даже если ею заинтересуются профессиональные музыканты. Как-то слабо я себе представлял того же Утесова в качестве хард-рокера, а ведь он считается чуть ли нес самым прогрессивным исполнителем на данный момент.
Как бы там ни было, Варя настояла на том, чтобы я исполнил вещь немедленно. Я не стал ломаться, словно красна девица на первом свидании, и душевно спел рок-балладу, краем глаза поглядывая на мою единственную слушательницу. А ей нравилось, ей-богу нравилось! Вон как щечки раскраснелись, глазки заблестели... Теперь она и сама мне нравилась, так что окончание вещи я исполнил на таком подъеме, так прочувственно, что и сам от себя не ожидал.
- Какая замечательная, необычная песня, - прошептала Варя, когда затих последний аккорд.
Я скромно пожал плечами, мол, ничего особенного, подумаешь, я еще и вышивать могу, и на машинке тоже.
- А почему ты не хочешь ее сыграть на конкурсе? - спросила она, незаметно для себя переходя на 'ты'.
- Почему не хочу? Мне никто не предлагал.
- Так никто и не знал, что она у тебя есть.
Логично, что, впрочем, и неудивительно, поскольку я вообще не задумывался над тем, чтобы предложить песни из далекого будущего.
- Эх, жаль, что отбор уже закончился, а Федор Кузьмич и Вольдемар Юрьевич уже ушли.
- Может, устроить завтра сюрприз? - легкомысленно предложил я.
- В каком смысле?
- Ну, исполнить 'Шаланды' и 'Темную ночь', а затем в качестве подарка слушателям еще и 'Потерянный рай'.
- А неплохая идея... Вот только слово 'рай' звучит как-то не по-советски, - сникла разом Варя. - Да и демон этот, дыхание который похищает... Мистикой попахивает.
- Тогда обойдемся без сюрпризов, - легко согласился я.
- Жаль... А может быть, объяснить, если вдруг шум поднимется, что рай и демон - всего лишь... как их... метафоры!
- Что на самом деле в песне описывается борьба светлого будущего и темного прошлого, и светлое будущее по-любому одержит победу?
- Точно! Может быть, под таким соусом и ничего, и получится?
- Ой, не знаю, не знаю... Предлагаю все же не рисковать, - сказал я ей, побуждаемый прежде всего мыслью, что лишняя шумиха насчет репертуара мне тоже ни к чему. - Да ты не расстраивайся, и этих двух песен за глаза хватит.
- Пожалуй, что и так, - вздохнула, соглашаясь, Варя.
Как расстроилась-то. Предложу-ка я ей менее спорный вариант, провел рукой по струнам и, сыграв короткое вступление, запел:
'Повесил свой сюртук
На спинку стула музыкант...'
Варя, затаив дыхание, дослушала песню до конца, а затем восторженно попросила исполнить ее снова. Что ж, мне не жалко.
- Здорово! - констатировала она после повторного прослушивания. - А это кто сочинил?
- Тоже знакомый, только другой, Костя Никольский.
- Вот эту ты можешь спеть без вопросов!
- Ладно, уговорила, - рассмеялся я. - А давай, я тебя снова провожу. А то уже поздно, а тут, видишь, дела какие творятся, людей пачками убивают.
- Ой да, ужас какой, хоть и бандиты, а все равно, живые же люди... Свои своих стреляют. А сам не боишься назад по темному потом один идти.
Я снисходительно усмехнулся. Это лучше меня бояться. Но вслух ничего говорить не стал.
Минут через пятнадцать Варя накинула коротенький плащик, и мы двинулись к ее дому. Выходили - на небе не было ни облачка, а не успели и пары кварталов пройти, как заморосило. Я поднял воротник своей куртки, подумав, как здорово было бы пригласить девушку, например, в ресторан. Тем более что деньги имелись. Часть я припрятал, а тысячу в разных купюрах захватил сегодня с собой, в надежде, что меня не станет обыскивать первый встречный патруль.
В этот момент мы как специально проходили мимо кафе 'Гиацинт'. За большой витриной играла легкая музыка и кружились в танце пары, и я не выдержал, придержал девушку за локоток.
- Варя, а не заглянуть ли нам в это приятное заведение? Как ты смотришь на такое предложение?
- Да ты что, там же цены какие! Да и вообще все эти кафе и рестораны - пережиток буржуазного прошлого.
- Вот и покажем, что пролетарии тоже имеют право на культурный отдых. А на счет денег не волнуйся, у меня имеются.
- Ну, я не знаю... Если только недолго, родители ждут... Там, наверное, и мест свободных нет.
Места сразу нашлись, как только я помахал перед носом официанта 10-рублевой купюрой. Тут же организовали столик в укромном уголке, откуда легко просматривался весь зал. Не ресторан, понятно, не столица, но с виду выглядит неплохо. Правда, мы с Варей в наших скромных нарядах смотрелись на общем фоне довольно серо, отчего моя спутница сжалась, словно воробушек. Ладно, посмотрим, как с обслуживанием. Принесли меню, я предложил Варе выбрать и, видя, что она испытывает затруднения, повернулся к кельнеру:
- Записывай! Две осетрины под маринадом, две эскалопа из телятины с овощным гарниром, два цыпленка 'табака', бутылку хорошего... Варя, ты красное или белое предпочитаешь? Давай говори, хватит стесняться. Красное? Бутылку хорошего красного вина и штофик... э-э-э... рябиновой на коньяке. Парочка пирожных 'бизе' для дамы и два кофе. Тебе со сливками? Один со сливками и сахаром.
- Василий, я же столько не съем! - прошептала Варя, когда умащенный еще одной 10-рублевкой официант помчался выполнять заказ.
- Ничего, я попрошу, тебе завернут, возьмешь домой, родителей угостишь. А пока давай, что ли, потанцуем. Только сними пожалуйста косынку, у тебя же вроде шикарные волосы.
