Конечно, он не подошел и не окликнул меня. Мы всегда на людях вели себя так, словно незнакомы. Вот и сейчас в этом автобусе мы снова были чужими, как будто никогда не смотрели друг другу в глаза, никогда не касались руками, и никогда не чувствовали тепла наших тел. Как будто в морозный пятничный вечер не спешили найти друг друга.
Но автобус остановился в Черехино, и мы сошли, все еще оставшись незнакомцами. Стас всю дорогу к дому шел позади, заставляя чувствовать, как от его взгляда у меня слабеют ноги, и горит затылок. И лишь у ворот отобрал из непослушных рук ключи:
— Давай я сам, скелетина. Возишься тут, неумёха…
Наши руки соприкоснулись, и пальцы обожгло током. Еще не сразу я увидела ключи, упавшие в снег, а он не сразу подобрал их. Сначала были лица, взгляды, и серые омуты глаз. Пронзительно острые, словно сталь, и вместе с тем темные, кипучие на дне, словно в них глубоко-глубоко плескалась боль. Мне вдруг показалось, что ему сейчас было так же плохо, как мне.
— Настя? Стас? — мачеха искренне удивилась, увидев нас на пороге дома. Она выглянула из кухни, вытирая руки о фартук, и улыбнулась. Сегодня родители приехали рано, и в доме вкусно пахло: им нравилось готовить вдвоем. — Как замечательно, дети, что вы вернулись. И как неожиданно, что вместе. Отец, дети дома, ставь чайник! — крикнула мужу за плечо и заметила сыну, снимающему обувь. — Стаська, я давно твержу, чтобы ты провожал Настю из школы, нечего тебе в городе до вечера с друзьями шаландаться. Смотри, какая она у нас тростиночка-незабудка, еще обидит кто.
Мы молча раздевались. Стас больше не смотрел на меня, но я могла видеть его плечи: на мгновение они замерли от материнских слов.
— Лучше бы телефон нормальный купила. Что вы жметесь? Можно подумать, живете с трех копеек.
Слава богу, что в отличие от меня, мачеха не поняла, о ком он говорит. Скрылась вслед за сыном в кухне, коснувшись губами его холодной с мороза щеки. Открыла шкаф, выставляя на стол приборы.
— Ничего, со старым походишь. Не дорос еще чужие копейки считать. Вот заработаешь на новый — купишь, а до тех пор и не мечтай!
— Ммм… Что здесь у вас с Батей? Пахнет вкусно.
— У нас здесь жаркое и шоколадно-ванильный кекс с миндалем. Пробуем в домашних условиях рецепт нашей пекарни. Настя, девочка, чего стоишь? — окликнула меня мачеха, заметив, что я замешкалась в прихожей. — Мой руки, будем обедать! Потом переоденешься, остынет все!
Это было приглашение, и я не смогла отказаться. Несмотря на небольшую семью, мы редко обедали все вместе. Оставив сумку в холле, вымыла руки и присоединилась к родителям. Села на свое место возле сводного брата, чувствуя, как от его близости горят щеки. Сейчас они и вовсе вспыхнули огнем, когда он сказал, лениво потянувшись к тарелке с хлебом:
— Кстати, мать, насчет телефона. Я не о себе говорил. Ходит, как старьевщица, за тебя стыдно.
— А о ком же? — но мачеха уже и сама догадалась. Растерянно смяла в руках салфетку, поднимая на меня глаза. — Деточка, как же так? Действительно, что это мы упустили из виду… Гриша, ну хоть бы ты сказал, что дочери нужно, честное слово! — заметила мужу с упреком.
Отец закашлялся, а я смутилась. Я боялась подобных разговоров и не любила. Галина Юрьевна и так не обижала меня, а у отца хватало своих забот: мне не хотелось быть для них еще большей обузой, и уж тем более послужить причиной ссоры.
Я постаралась сказать убедительно, но голос все равно прозвучал тихо и неуверенно.
— Что вы, Галина Юрьевна! Не надо… Да мне и звонить-то не к кому, вот разве что к бабушке, но мы с папой часто навещаем ее. Я все про нее знаю.
Повисла неловкая пауза, в которую я мечтала сжаться в слепой комок и закатиться под стол. Спасибо отцу, что попытался разбавить паузу неожиданно бодрыми словами:
— Кстати, дочка! К разговору о телефонах… Мне же сегодня с утра твой Егор звонил, тебя спрашивал!
На секунду я забыла обо всем на свете и потянулась взглядом к отцу.
— Егор?
— Егор, — кивнул тот с улыбкой. — Он и раньше звонил, у своей матери телефон узнал, да я все сказать забывал. Неудобно получилось. Мне кажется, он хороший парень.
— Да, очень!
Вот теперь я тоже улыбалась, позабыв о еде. Я очень соскучилась по другу, очень, и мне хотелось услышать о нем как можно больше.
— А… а что он говорил?
— Да так, о тебе в основном интересовался. Как ты здесь живешь, с кем дружишь. Привет передавал. Говорил, что очень скучает. Обижается, что не звонишь, но здесь моя вина, дочка, виноват. Сегодня же с тобой перезвоним ему, поговорите. Сама все о себе и расскажешь.
Да, расскажу! Непременно расскажу! И о бабушке, и о городе, и о новой школе! И даже о Дашке!
— Спасибо, папа!
Когда кухонная дверь громко хлопнула, я словно очнулась. Вздрогнув, посмотрела вслед вышедшему из кухни сводному брату, не понимая, что произошло. Чем вдруг смогла обидеть Стаса.
— Галя, я что-то не то сказал? — отец тоже удивленно вскинул брови, но мачеха лишь отмахнулась.
— Пустое, Гриша, — неожиданно рассмеявшись, отвернулась к окну. Продолжала улыбаться своим мыслям — тихо, по-доброму, еще долго, рассеянно глядя на падающий за окном снег, пока мы с отцом, боясь ее потревожить, молча заканчивали обед. — Вот так дела…
У Егора все оказалось хорошо. Мы были соседями, дружили с детства и понимали друг друга с полуслова. Я протрещала с ним почти час в отцовский телефон, закрывшись в своей комнате, не думая, что меня могут услышать из-за стены, рассказывая о своей жизни. Он знал обо мне все, а хотел знать еще больше.
Да, ко мне хорошо относятся. Да, у отца хорошая семья, работа и большой дом. В городе — новая школа, и у меня появились друзья. Конечно, бабушка чувствует себя значительно лучше! Егор знал, что у меня есть сводный брат, спросил о нем, и я снова ответила, что все замечательно, и мы дружим. Это был первый раз, когда я не смогла другу рассказать правду о Стасе, а может, просто не захотела. Я многому еще сама не могла дать название.
Я тоже знала о Егоре все. Какие он любит фильмы, марки машин, какие девчонки ему нравятся, и кого бы он хотел пригласить на первое свидание. Он был старше меня на год и когда влюбился в Сонечку Лапину, хорошенькую дочку учителя физики со своей параллели, мы даже репетировали с ним поход в кино, и он ухаживал за мной, как настоящий парень. А потом мы долго смеялись, когда я не разрешила себя поцеловать.
Егор сказал, что даже его собака скучает по нашим прогулкам, и я поверила. Когда-то детьми мы нашли Муху скулящим от холода щенком у продуктового магазина, и Егор забрал его себе, грозясь вырастить из пса настоящего человека. Человека из Мухи, конечно, не получилось, зато пес оказался крепким щенком дворовой овчарки и через год превратился в грозного Мухтара, которого мы оба любили.
Мой друг не хотел, чтобы я уезжала, но и запретить уехать не мог.
Я пообещала ему, что обязательно буду звонить, и обязательно вернусь. Пообещала, а через минуту после звонка уже стояла у окна и смотрела на заснеженные ворота. На то место, где мы остановились со Стасом, обронив ключи. Где я узнала, как сильно может обжигать пальцы случайное прикосновение, и как сильно биться сердце под серым пристальным взглядом.
Но… разве можно так смотреть, если ненавидишь? Если другие девчонки кажутся лучше и красивее? Если я для него никто?
В сводном брате было столько загадок, и ни на одну из них я не знала ответ.
Я вернула телефон отцу и задержалась на кухне с мачехой за вечерним чаем. Рассказала о бабушке, Егоре, о предстоящем в скором времени "Зимнем бале". Галина Юрьевна была наслышана о новомодных традициях в школе и пообещала купить мне красивое платье. И, конечно же, обязательно прийти на меня посмотреть. Вопрос был во времени, точнее, в его дефиците (я знала, что родители к новому году планируют открыть в центре города большое семейное кафе-кондитерскую, и заняты проектом под завязку), и мачеха серьезно озадачилась возможностью уделить падчерице внимание.
