Мачеха отключила телефон и скомандовала:
— Настена, марш в душ, быстро! — Помогла проскакать в ванную комнату на одной ноге и даже раздеться. До начала бала оставалось не так много времени, и мы обе спешили.
Врач приехал быстро, едва я успела обсохнуть и высушить волосы феном. Я ожидала увидеть убеленного сединами старика, но Арсений Дмитриевич оказался мужчиной молодым и спортивным. Все время подмигивал и шутил, обкалывая пятку шприцем с такой тонкой иглой, что было почти не больно. Накладывая тонким бинтом под цвет кожи эластичную фиксирующую повязку, и когда уехал, я смогла самостоятельно пройти по комнате на радость мачехе. Ну, разве не чудо?
Волосы у меня всегда были послушными, мамиными. Если я хотела, я пружинила локоны, и они вились у шеи мягкой шелковой волной. Вот и сейчас я просто подколола невидимкой прядку у виска, расчесала волосы до блеска щеткой, оставив их свободно лежать на плечах. Надела туфли-лодочки и самое красивое на свете платье… Такое нежное, что сразу же почувствовала себя принцессой. И неважно, что на самом деле я скорее была золушкой. Сейчас надо мной колдовала самая добрая на свете фея.
— Вот, держи, Настенька. Я тебе тут кое-что купила вчера утром, задолго до того, как Стас позвонил. Хотела сделать сюрприз, а потом решила не расстраивать. Подарить позже. Все равно для тебя куплено.
На шею легла тонкая серебряная цепочка с жемчужиной в небольшом кулоне в форме стекающей капли, к которой прилагались аккуратные сережки.
— Спасибо, Галина Юрьевна!
— Я не дока в художественном макияже, прости, девочка. Все что умею, это нарисовать с утра лицо, чтобы рабочие не забыли, как выглядит их директор. Но раз уж положение мачехи обязывает, попробую забыть о собственной криворукости. Думаю, легких стрелочек в уголках глаз и прозрачного блеска на губы будет достаточно. Постой! Еще реснички…
— Боже, до чего же ты у меня хороша, Настя!
15
POV Стас
Рыжий с Шибуевым ржали как кони, перекрикивая громко звучащую в салоне автомобиля музыку. Еще бы: тачка, в которой они подвезли меня к школе, принадлежала прадеду Андрюхи — старикашке-профессору, медицинскому светиле, воспитанному на советских идеях, и была такой же ржавой развалиной, как ее восьмидесятилетний хозяин, чего нельзя было сказать о начинке. Только увидев старый, раритетный «москвич», подкативший к моему дому вместо «мерса» отца Рыжего, я сам заметно повеселел. Настроение после разговора с Батей было хуже некуда, и шутка друзей обещала лучшим образом сказаться на настроении.
Въезжая в знакомые ворота учебного заведения, мы громким смехом встретили изумление на лице охранника самой престижной школы города, вынужденного пропустить машину на парковку, и поставить в премиум-ряд сверкающих в свете фонарей «лексусов», «мерседесов» и «ауди». Друзья не собирались дожидаться здесь окончания вечера, пообещав завернуть за мной позже, но пафосно козырнуть «модной» тачкой перед элитой своей бывшей школы — не отказались.
— Ладно, Фрол, туши дымилку! — Рыжий потянулся, чтобы забрать у меня изо рта сигарету. Сунув ее, едва зажженную мной, себе в зубы, оскалился. Затянулся смачно, выпуская дым в потолок. — Ты все-таки у нас еще школьник. Так что давай, салабон, вали на свой бал! И будь мужиком! — сказал назидательно, опуская локоть на спинку кресла. Щуря от дыма хитрые глаза. — Школьную жизнь грех приятно не разнообразить. Тем более в такой вечер. А, правду я говорю, Андрюха? Типа, чтоб было что вспомнить.
— А то! — Черноволосый парень, сидящий за рулем «москвича», кивнул. Обернувшись, швырнул мне через плечо на колени пачку презервативов. — Держи, школьник! — дотянувшись рукой, потрепал по макушке. Я тут же выругался, когда челка упала на глаза. Отбил еще один выпад, вернув Шибуеву подзатыльник. — Привет от Минздрава! Шарики новогодние под елкой надуешь, девчонок порадовать!
Друзья снова дружно заржали, и мне пришлось громко послать их нахрен, выбираясь из машины. Хлопнув дверью, улыбаясь, показать средний палец.
— Да пошли вы, уроды озабоченные!
Боковое стекло со скрипом заскользило вниз.
— Я все слышал, Фрол, — ощерился Рыжий. — Кто из нас еще озабоченный и неудовлетворенный, малыш? — снова затянулся моей сигаретой. — Напомнишь об этом, когда устанешь дрочить вхолостую, и захочешь Сонькин номерок телефона. А я так и быть, припомню.
Рядом, в десяти шагах, возле дутого «бумера», стояли чьи-то родители, и я спешно присел, окунув руки в снег. Набрав в ладони снежок, запустил им в окно тачки, желая заткнуть друга.
— Твою мать… — Вот теперь мы смеялись с Андрюхой вместе, привлекая к себе внимание старшеклассников и родителей, пока Рыжий, матерясь, вывалившись из дверей «москвича», стряхивал с груди и шеи снег, обещая открутить мне яйца.
— До вечера! — я крикнул друзьям, и направился к школе, оправляя на плечах расстегнутую нараспашку куртку. Пообещав передать Игнату с Белым привет.
Судя по времени и тому, что некоторые родители покинули школу и теперь топтались у своих машин, — мероприятие уже началось. Во всяком случае, его торжественная часть, на которую идти не было никакого желания, точно закончилась, а значит, приехал я вовремя. Взойдя на крыльцо, огляделся, и прошел в холл мимо преподавателей в дверях, даже не думая показать приглашение.
— Фролов, ну хоть бы рубашку белую надел, праздник же! — услышал за спиной огорченный голос классного руководителя и ради приличия пожал плечами, отвечая женщине.
— В следующий раз обязательно, Стелла Владимировна! А сегодня у меня настроение графа Дракулы. Так и хочется кого-нибудь искусать! Здесь случайно не Хэллоуин празднуют? Могу поделиться свежей кровью.
— Фролов! Снимай куртку и иди уже, ради Бога, с глаз моих в зал! Скоро начнется концерт, перед этим должны озвучить результаты школьного голосования, а ты все еще здесь!
Только наша Стелла, любительница органной музыки и балета, могла обозвать выступление музыкальной поп-роковой группы Игната — концертом, и я криво усмехнулся ее ожиданиям. Пока вечер складывался на удивление приятно.
— А я здесь причем?
Но мы оба знали «причем».
Школа потрудилась, не пожалев родительских денег, и за одну ночь и утро, прошедшие со времени соревнований, изменилась до неузнаваемости. Сейчас холл был чист и натерт, убран новогодней мишурой и атласным серпантином, вдоль коридора под потолком висели бумажные снежинки, а перед входом в спортзал высокой аркой стояла пышная хвойная гирлянда, приглашая участников «Зимнего бала» войти в широкие двери украшенного к празднику спортзала.
Вот это размах! Сцена, елка, хвойные подвески с мишурой, светодиодная иллюминация вдоль стен и пола, воздушные шары на окнах, все в сине-серебряных, перламутровых, холодных красках зимы. Зеркальная сфера под потолком и направленный на нее прожектор. Установленные по углам внушительные лазерные стробоскопы… Столики на шесть персон каждый широким полукругом от сцены… Войдя в зал, я удивился, помня прошлогодний бал, насколько щедро нынче каждый родитель отсыпал из своего кармана для любимого чада. Жаль, что скелетина не увидит праздник. Наверняка ей бы здесь понравилось. И наплевать на детские рюши или чего там ей мать купила надеть. Я уже знал, что моей сводной сестре очень мало нужно для счастья.
Подумав об Эльфе, напрягся. Остановился, вперив взгляд в толпу хихикающих девчонок, обступивших блондинку в длинном голубом платье, так подходящем к атмосфере вечера и наверняка к ее глазам, если бы мне сейчас не было плевать на них.
Я помнил Марину девочкой: капризной, хныкающей, что-то требующей от своего брата и матери. Вечно слонявшейся за мной следом. Я не любил ее, просто не замечал, но настоящую, пожалуй, увидел только вчера…
Я снова вспомнил, как упала скелетина. Стыдливо охнув, поднялась, намереваясь закончить танец, и не смогла. С каким изумлением она смотрела на ту, что сейчас улыбалась мне так же довольно, как вчера своему поступку. Не думая о боли, которую причинила, не сожалея. И не подумав спрятать радость от чужих глаз.
