— В какой именно раз показывал, Сергей? Когда называл жалкой, уговаривая пойти в кино? Или когда приглашал прогуляться на Зимнем балу темной школой?
— Настя, ну зачем ты вспоминаешь. Это было так давно, что я успел забыть. Лучше возьми, это тебе! — он открывает дверь машины и достает цветы. Поймав мою руку, вкладывает букет в ладонь, сжимая пальцы. — Смотри, такие же нежные и красивые, как ты.
Цветы действительно красивые и наверняка дорогие. Мне хочется отступить, но руки парня держат возле себя крепко.
— Нет. Сергей, я не могу их взять.
— Ну что ты такая колючая. Почему?
— Потому что не вижу причины. У меня сегодня не день рождения и у нас не свидание. Это очень красивые цветы, лучше подари их другой девушке.
Вряд ли в обычной жизни я так же упряма, но Сергей Воропаев не вызывает у меня никаких приятных чувств. И цветы от него принимать совсем не хочется. У парня дорогая машина, он хорошо выглядит и модно одет, но не о нем сейчас мои мысли, вовсе не о нем.
— Настя, ты мне нравишься, и я хочу подарить их именно тебе. Иначе просто брошу на дорогу. Ты же не думаешь, что я из тех, кто будет передавать букет девушкам из рук в руки, как вымпел победы, пока не найдет достойную? А про свидание… Я с удовольствием приглашаю тебя куда-нибудь сходить. Ты не спешишь? Мы можем заехать в кафе. Или погулять по городу… для начала.
Он продолжает держать меня за руку, словно боясь, что я сбегу.
— Для какого начала, Сергей? — мне стоит усилий, чтобы освободить запястье. Я снова поднимаю к нему лицо. Он смотрит, не моргая, словно запоминая, и мне это совсем не нравится. — Кажется, ты меня совсем не слышишь. Хорошо, отвечу яснее. Я не свободна для новых отношений. Ни сегодня, ни завтра. Никогда, понимаешь?
Его брови хмурятся.
— Ты… замужем?
— О Господи! Конечно, нет! Просто я…
Но Сергей легко перебивает, не очень искренне смеясь.
— Хорошо, понял! Я действительно тороплю события. Извини, Настя. Забыл, что ты всегда была пугливой.
Вот теперь он отступает на шаг, давая мне свободу.
— Это не так, — пробую я протестовать. — Пугливой меня сделал этот город и люди. Я не всегда была такой!
— Тем не менее, — настаивает парень. — Это ведь он — Стас, предупредил тебя насчет меня? Поэтому ты снова осторожна? Помнишь, как ты боялась со мной заговорить? Просто постоять в стороне? А мне хотелось, чтобы ты говорила. Чтобы смотрела. Не на него, на меня. Я-то знал, как он тебя ненавидел.
Неожиданное признание. Как внезапное дежавю, окунувшее в прошлое.
— Сергей, ты ошибаешься. Стас тут совершенно ни при чем, и неважно, что и когда он ко мне чувствовал.
— Не думаю. Вы ведь по-прежнему живете в одном доме, да, Настя? Мы с ним не очень ладим последние годы, наверняка ты в курсе.
— Нет. Я редко вижу Стаса.
Я стараюсь держаться отстраненно и собранно, но парень слишком внимательно смотрит, чтобы не заметить промелькнувшее в моих глазах отчаяние, измучившее меня в последние дни.
— Значит, не свободна, говоришь, — повторяет, закусывая губы, стирая с лица улыбку. Делает паузу, не отрывая от меня острый взгляд. — Когда я узнал, что ты вернулась, я подумал было, что вы вместе. Спросил Маринку, но та разревелась и не захотела о тебе говорить. Дура. Сколько можно по Фролову страдать, ничему ее жизнь не учит. Такие, как он, никогда не останавливаются.
— А ты, значит, обещаешь хранить верность?
— Я обещаю внимание и защиту, а это немало.
— Да ну! — не могу я сдержать горькой усмешки. — От кого собираешься защищать, Сергей? Мы вроде как в цивилизованном обществе живем.
— От таких, как я, — ничуть не смущается парень. — Ты красивая девушка, Настя. Мимо таких не проходят. Я всегда знал, еще с той самой первой минуты, когда увидел тебя в доме Фроловых, что однажды захочу быть с тобой. Уверен, Стас тоже это почувствовал. Ты сделала нас врагами, как только переступила порог дома мачехи, девчонка в смешном пальто. И вот теперь ты снова вернулась.
— Прекрати, — я не верю своим ушам, что он все это говорит. — Что ты несешь?!
— Правду! Тебя не было пять лет, а мы так и не смогли примириться, а ведь когда-то были лучшими друзьями.
— Уверена, что причина вашей ссоры известна только вам, хотя мне очень жаль.
— А мне нет. К черту, Настя! Он не вылезает из мотогонок, для него девчонки и деньги всегда были важнее всего прочего. Не ты! Он никогда не изменится, Стас не умеет по-другому! Ты по-прежнему ему не интересна! Настя, на что надеешься? На нем же зарубки ставить негде!!
— Хватит, Сергей! Перестань! Я не хочу это слушать!
— Не веришь, у Маринки моей спроси, как он умеет убеждать. Она знает, она расскажет!
Блондин запрокидывает голову, чтобы перевести дыхание и продолжить:
— Стоило задаться вопросом: как бы я вел себя на его месте, если бы ты вновь оказалась рядом, а я что-то к тебе чувствовал. И ответ нашелся сам собой.
Сергей опускает подбородок, сужая взгляд. В этот момент его лицо так же отталкивающе-некрасиво, как сорвавшиеся с губ слова.
— Или он трахнул тебя, Матвеева, и забыл, как многих, или ты все также ненавистна сводному брату, как прежде. Потому что я бы не сбежал и не зависал в ночных клубах, зная, что ты рядом.
А вот это уже слишком для разговора двух малознакомых людей, которых в жизни никто и ничто не связывает друг с другом. Я вдруг смеюсь — грустным, тихим смехом, за которым прячу слезы и все то, что показать нельзя. От которого хочется реветь, потому что досадно и больно от правды, прозвучавшей в чужих словах.
Удивительно! И этот парень всего пять минут назад приглашал меня сходить на свидание?! Как же затейлива на сюрпризы и жестокие уроки наша жизнь!
Я подхожу к машине и опускаю букет на капот.
— Сергей, возьми цветы, они уж точно не для такой, как я. Не знаю, почему ты решил задеть меня, хотя ничего о моей жизни не знаешь. Я не говорила, что это Стас. Ты увидел то, что захотел, и не постеснялся вывалить догадки. Я счастлива с тем, кто меня любит. А сводный брат… — Я стараюсь на прощанье смотреть на парня твердо. — Я приму его любым, как уже случилось однажды. Даже с ненавистью ко мне.
Сумка с тубусом падает к ногам, и мне приходится наклониться, чтобы их поднять.
— Прощай, Сергей. И не вздумай предлагать помощь, чтобы подвезти домой, я все равно не соглашусь. Просто забудь обо мне, так будет лучше, — говорю, отворачиваясь от помрачневшего в лице Воропаева, и направляюсь по узкому тротуару к оживленной части улицы, чтобы уехать в Черехино. В дом, в котором комната Стаса пустует вот уже шесть ночей. С того самого утра, когда я его прогнала.
— Мама Галя, пап, привет!
Я захожу в дом и здороваюсь с родителями. Этим вечером они сидят в гостиной, сегодня у них гости в скайпе, решается деловой вопрос, и мачеха сосредоточенна на разговоре. Зато отец через некоторое время присоединяется ко мне на кухне.
— Как дела, Настя? Как университет? Как успехи с Лесовским? Тебе что-то нужно, дочка? — спрашивает участливо, и я отвечаю:
— Нет, пап. Все хорошо, спасибо.
В последние годы многое изменилось в наших отношениях, и я больше не смущаюсь и не теряюсь в словах в присутствии отца. Сегодня я знаю, каких усилий стоило Григорию Матвееву вернуть внимание дочери. А тогда, после своего бегства пять лет назад из дома новой семьи, я была уверена, что мне больше нет места в его жизни.
Отцу понадобилось время и опора жены, чтобы я наконец поверила, что что-то для него значу.
Он подходит и садится за стол. Смотрит с тихим неодобрением на одинокую чашку с кофе в моих руках.
— Ты который день совсем ничего не ешь, Настя, — огорченно замечает, пододвигая ко мне вазу с печеньем. — Вот и Галина тоже растеряла аппетит. Не знаю, что с вами делать?
Он огорчен и не играет. Мы оба привязаны к мачехе. Как ни странно, но именно это роднит нас и сделало ближе.
— Как она? Мама Галя?
