Как? Я смотрю на блондина, что валяется на моем диване, обиженно дергая кадыком, чувствуя в себе готовность его придушить. Терпеливо слушая, как на лестнице затихают шаги Эльфа.
— Т-ты! — едва мы остаемся одни. — Что у тебя с ней?! Отвечай!
Черт! И ведь даже схватить не за что. Скользкий и голый, зараза! Вот разве что за яйца. И оторвать.
— Парень, ты меня ударил и это серьезно! — еще смеет возмутиться.
— Кажется, я тебя спросил… — нашего общего на двоих знания английского едва хватает, чтобы объясниться.
— Это пусть тебе крошка Белль сама расскажет «что», если захочет, — не тушуется блондин, выглядывая из-под компресса. — Извини, но я не при делах. А ты что же, — расплывается в глупой улыбке и мой кулак замирает у его зубов, — ревнуешь, милашка?
Что? Милашка?! Он сказал cutie? Серьезно?!
Я откатываюсь назад, угрожающе наводя на француза сложенную в форме пистолета ладонь. Клянусь, еще немного и весь мой запас прочности слетит к чертям. И плевать гость он или нет.
— Что? — округляет парень глаза, глядя на мой палец. Спрашивает, изображая изумление: — Предлагаешь за него укусить, Стейс?! Прости. Но я немного не в форме, красавчик. Придется подождать.
Нет, не получится у нас разговор. Если я останусь с этим придурком еще хоть секунду, я врежу. На этот раз вдавлю до хруста, ссыпав зубы во рту.
Он не кажется худым, напротив — жилистым и ловким, но мне легко удается найти его шею и хорошенько за нее встряхнуть, прежде чем снова откинуть на подушку.
— Если хочешь жить, оставайся здесь, Бонне! И я не шучу!
Я пересекаю холл, поднимаюсь по лестнице на второй этаж и направляюсь в комнату сводной сестры. Открываю дверь, захожу в спальню, не думая что намерен сделать и что сказать. Просто иду к ней, потому что не идти не могу.
Она стоит у мольберта, положив ладони на щеки и смотрит на пустой лист. Худенькая, стройная, немного взъерошенная после прогулки и перепалки внизу. В недлинном сарафане, оголившем плечи и руки. Ее красивые волосы собраны в небрежный узел на затылке, губы чуть приоткрыты… Глаза такие же ясные, как в первый день нашего знакомства. Если бы только она позволила, я бы мог смотреть в их синеву вечность.
— Стас? — встречает меня удивленным взглядом, стараясь спрятать смущение, но не прогоняет. Молча наблюдает за тем, как я подхожу к ней, медленно вскидывая голову.
У нас есть целая минута, в которую мы смотрим друг на друга, прежде чем я все-таки спрашиваю, продолжая вспоминать, какие мягкие и податливые у нее губы.
— Скажи, что мне нужно сделать, чтобы помочь тебе с рисунком? Я готов занять место француза.
— Что? — вот теперь чувства на ее лице отражаются в полной мере, а в синих глазах я вижу растерянность. — Ты ведь не серьезно это говоришь?
— Почему? Напротив. Не хочу, чтобы у тебя были из-за меня проблемы. Ты права, это я виноват, что твой… что он остался внизу.
— Стас, нет…
Но я не намерен отступать.
— Я не подхожу, Эльф? Скажи: не достаточно хорош для тебя?
Мы оба понимаем смысл сказанных мной слов, и она отводит глаза.
— Вовсе не поэтому.
— Тогда почему? Если тебе нужно, я буду для тебя кем угодно, сестренка. Натурщиком, цепным псом, сторожем. Думаю, я справлюсь. И не уйду, пока не согласишься.
Она колеблется, вновь взглядывает на меня, смотрит с тоской на лист.
— Мне нужно, чтобы ты разделся, — говорит глухо, опуская руку на мольберт. — Только торс, пожалуйста.
Помнится, блондин расхаживал перед ней в одной набедренной повязке.
Ну так ты, Фролов, и не ее блондин. Вот только смириться с этим невозможно.
— Эльф, мне нечего стыдиться. Если нужно, я покажу тебе и все остальное. Можешь не переживать, что это смутит меня. Я не привык стесняться своего тела, пусть и не танцор. Никакой его части. Кажется, так поступают натурщики?
— Нет, не нужно. — Она краснеет и отводит глаза. — Это совсем ни к чему.
— Хорошо, как скажешь. Я сужу по французу.
— Арно не так меня понял, а я не стала ничего менять. Не уверена, что и сама знаю, чего хочу.
— Так расскажи мне, — я наблюдаю как кончики ее пальцев, вздрогнув, ложатся на поверхность бумаги. Медленно скользят по ней, словно оценивая шероховатость. — Попробуй начать со слов.
Она поднимает голову, чтобы снова взглянуть на меня. На этот раз другим взглядом — задумчивым, чуть отстраненным, в котором появляется надежда.
— Со слов?
— Да. У тебя все получится, Эльф.
— Снова, Стас, ты называешь меня этим глупым прозвищем…
Моя улыбка выходит горькой, но ее глаза отвечают. Загораются светом, и я в первый раз вижу, как она улыбается мне. Для меня. Еще робко, чуть приподняв уголки нежных губ. Впрочем, тут же вздыхает, рассеянно пряча волнистую прядь волос за ухо.
— Хорошо, я попробую объяснить, — соглашается, — насколько смогу. Мой Бродяга — молодой мужчина, однажды потерявший то, что уже не вернуть. Я не знаю что это за потеря — человек ли, дом, родина, но это совершенно точно не смерть, иначе горе бы забрало жизнь Бродяги, я так чувствую… Понимаю вот здесь, — прикладывает ладонь к груди, глядя сейчас гораздо дальше моих глаз, — а уловить настроение не могу. Снова и снова пытаюсь, и все впустую. Будь он старше, я бы попробовала отразить печаль. Согнувшее плечи смирение. Возможно, долгожданный покой, наконец отпустивший сердце. А так… я сама не знаю чего хочу.
— Не знаешь?
— Нет. И дело не в одежде или ее отсутствии. Просто детали отвлекают, а я итак не вижу куда идти. Не могу ответить на вопросы. Просто чувствую, что должна дать ему жизнь. Вот здесь, на этом бумажном листе, понимаешь? Это не просто урок и не просто рисунок для меня. Это я сама, вот потому все так сложно.
Господи, до чего же хочется дотронуться до нее. Вновь, как на берегу, распустить длинные волосы, зарыться в них пальцами, найти ее губы, крепко прижать к себе и не отпускать. Больше никогда от себя не отпускать.
Сколько же ошибок я сделал, и как теперь все исправить?
Черт! И откуда только взялся этот смазливый француз? Откуда выскочил между нами, ударив меня о себя, как о стену? Легко размазав Стаса Фролова по ней улыбкой, адресованной Эльфу, впитавшей ее ответный счастливый взгляд. Сейчас я бы без сожаления вырвал ему руки уже за то, что они касались ее. Что познали ее тело.
Любит ли она его?.. Хочет ли быть вместе?.. Была ли уже близка с ним в этой самой комнате?!.. И раньше. Много раз до этого раньше.
Думать о близости Эльфа с другим — невыносимо. Так больно, что душа кровоточит, а взгляд тянется к ней за помощью. За исцелением и слабой надеждой услышать: «Твоя. Я твоя». Признание, услышать которое не заслужил. Когда-то я так хотел ее, что боялся дышать вблизи от худенькой, юной девчонки, чья нежность кожи и взгляд сводили с ума. Не понимая, злясь на себя, как могла эта тощая незнакомка вдруг стать для меня всем? Теперь же расплачиваюсь за прошлые ошибки еще большим желанием, на этот раз твердо зная, что хочу ее видеть своей.
Так неужели она любит другого и то, что я прочитал в ее глазах на берегу, что почувствовал в прикосновении, когда руки нашли меня… что услышал в словах — всего лишь отклик на прошлые чувства? На то признание, что однажды вспыхнуло в груди огнем и осталось гореть, по сей день выжигая меня.
Господи, Эльф, это действительно подобно смерти и ты это увидишь.
Твой Бродяга. Ты права, я всегда был только твоим. С тех самых пор, как ты вошла в мою жизнь.
Я отворачиваюсь, понимая, что сейчас одним движением разрушу все. Терпение — не про меня, кому как ни матери знать своего сына, но страх потери сдерживает похлеще стальных оков.
Впрочем, не уверен, что продержусь долго.
Она просит сесть на стул у стены и подступает к мольберту. Я замечаю неуверенность в ее пальцах, метнувшихся к виску.
— Я постараюсь закончить быстро. Не хочу, чтобы ты устал.
— Брось, Настя. Ты же знаешь, что я могу смотреть на тебя вечно.
