Видела, что касается танца и всего остального, неприкрытого боксерами. Красив, конечно. Вряд ли постоянен телом, но предан душой. Друг, и никогда больше, чем друг.
Арно верен себе и продолжает куражиться. Он нравится многим и не страдает от низкой самооценки, и все же я люблю его за легкий характер.
— Твой брат так смотрел на меня, как будто хотел съесть! Р-р-р, Арно, душка, иди сюда! Я горяч, как сам ад! Р-р-р… А может, крошка Белль, он не тебя ко мне ревновал, а меня к тебе?
Бонне хохочет и падает на кровать. В обычной жизни он нормальный парень, но иногда его заносит. Что ж, я привыкла видеть его разным.
— Не думаю, что Стасу нравятся парни, извини, — улыбаюсь.
— Стейси, — Бонне взбивает подушку и кладет ее под спину, закидывает руки за голову, откидывая плечи на стену, — а кто говорит о том самом? Мне бы только снимок на память. Хорошо бы два! А еще лучше — общий и крупным планом!
— И снова в инстаграмм? Подразнить Леона? Арно, зачем?
— Ну, детка, — мечтательно вздыхает француз, зарываясь пальцами в длинные белокурые волосы. — Разве я виноват, что твой сводный брат оказался восхитительно-брутален! Как герой немецких фильмов о садовниках. Черт, я бы с ним у бассейна текилу попил!
Это звучит с такой грустью и так не про Стаса, что я, наконец, не сдерживаюсь и хохочу, представив его голого с газонокосилкой, улепетывающего от Арно.
Вчера у моего друга был первый в новом сезоне спектакль, перед этим — сложная неделя репетиций, сегодня перелет. Когда я предлагаю Бонне показать город, он напрочь отказывается, сославшись на усталость, лень и отличное настроение, которое намерен разделить со мной. Вместо этого мы три часа гуляем по окрестностям, удивляемся местной красоте коттеджей, заходим в небольшое придорожное кафе перекусить и выпить кофе — здесь, в Черехино, оно оказывается отличного качества. Арно живо и в лицах рассказывает о французской жизни. О своей семье, о труппе, о том, что с Леоном снова все сложно. Что то, о чем он догадывался — оказалось правдой, и ревность Леона к таланту Арно не дает им нормально построить отношения. Признается, что даже был готов бросить балет ради друга, когда узнал, что режиссер отдал ему, а не Леону сольную партию, но Сюзет сумела найти слова, которые убедили его отказаться от такой мысли. Обидно, что у любви оказалась высокая цена. Ведь танец — смысл жизнь Арно Бонне.
— Вот так и спасаемся с Сюзет вечерами. Она милая девчонка и совершенно без комплексов, — без стыда признается. — Меня это устраивает, ее — тоже. Это наша жизнь, детка, и мы ее живем, нравится это кому-то или нет!
— Какой красивый у вас дом, Стейси, — восхищается, когда мы возвращаемся, и я показываю ему двор.
— Он мачехи и отца. И Стаса, — честно говорю. — Надеюсь, у меня когда-нибудь будет свой дом. Правда, вряд ли такой же большой и красивый.
Мы поворачиваем за угол и Арно останавливается. Берет меня за руку, чтобы показать, что именно привлекло его внимание на заднем дворе. Ну, конечно… Мой сводный брат.
Стас стоит возле мотоцикла и что-то смотрит или чинит, не знаю. Он слышит наше приближение, я уверена, но головы не поднимает. Мне редко удается увидеть его вот таким, со стороны, и я невольно засматриваюсь…
— Ну и спина! — шепчет Арно. — Об остальном промолчу. Хочу снимок с ним, Стейси-Белль, хочу! И чего он у тебя такой бука?
У меня. Это звучит непривычно-приятно. Мне вдруг хочется увидеть глаза Стаса — пронзительно-серые под темными ресницами, встретиться с ним взглядом. Почувствовать хоть на секунду его действительно моим.
У меня. Если бы это было так. Но я еще помню его губы на своих и, наверное, буду помнить всегда.
Моя рука вздрагивает от желания коснуться крепких плеч.
— Эй, Стэйс! Привет! — окликает Стаса Арно. Из уважения к парню на английском, который не очень хорошо знает, и получается довольно смешно. — Классный мотоцикл! Может, позажигаем вместе на дороге? Я не против, если ты будешь вести!
Я так и ахаю, и спешу толкнуть смеющегося Бонне в бок.
— Господи, Арно, да ты с ума сошел! Нашел с кем шутить!
Но к моему облегчению угрюмый профиль Стаса говорит о том, что нас не расслышали.
— Пошли в дом, чудо ты французское! — тороплюсь увести друга от греха подальше. Не заметно для себя перейдя на русский язык. — Он же шуток не понимает! А уж намеков — тем более!
Мы проводим с Бонне еще час в обществе мачехи и отца, а после снова уходим в мою комнату. Время бежит неумолимо, у меня не окончена работа над рисунком бродяги, и я прошу Арно мне помочь. Груно Лесовский не терпит халтурного отношения к урокам и заданиям. То, что сейчас здесь мой друг — просто находка для меня. Лучшего натурщика, чем Арно — не найти!
Я ставлю мольберт, развожу краски и готовлю кисти, продолжая с французом болтать о своем. Надеваю фартук, оцениваю незаконченную работу грустным критическим взглядом и прошу парня раздеться. Сесть на стул у стены, что он и делает. Правда, понимает мою просьбу чересчур буквально и вслед за футболкой на пол летят джинсы…
— Арно, я просила оголить только торс.
— Это для достоверности, малышка, — включает режим «супермена». — Я привык свою работу делать качественно.
Ну да ладно. Я бросаю Арно полотенце и прошу прикрыть бедра. Я не Сюзет, чтобы созерцать его нижнее белье.
Так проходит еще час или больше, в котором я рисую, болтаю с другом, но никак не могу уловить то самое настроение, о котором говорил маэстро Лесовский.
Все не то. Не то. Не то.
Так чего же я хочу? Что именно мне нужно?
Кто ты — мой бродяга? Что ты? Зачем ты?.. Я все никак не могу угадать, и черты лица Бонне совсем не ложатся на лист.
Я сминаю рисунок, выбрасывая его в корзину.
— Что? Не получается? — сочувствует француз, и я со вздохом признаюсь:
— Совершенно.
— Нечего, Белль, не отчаивайся! Я видел твои рисунки и знаю, что ты лучшая! Подожди, сейчас на минутку отлучусь в одно место и мы продолжим. У нас с тобой еще вся ночь впереди!
Вся ночь, это верно.
Но когда проходит пятнадцать минут, а друг все не возвращается, я устаю с беспокойством оглядываться на дверь, снимаю с себя фартук и выхожу из комнаты. Спускаюсь по лестнице, окликая Бонне. Не найдя парня в ванной и гостиной, заглядываю на кухню, но вижу там только Стаса. Одного, со стаканом в руке. Он набирает воду из-под крана и мне остается удивленно спросить:
— Привет. А где Арно?
— Блондин с голыми яйцами, обмотанный полотенцем?
— Ну…хм, да.
Стас выдерживает паузу, заставляя меня ждать.
— Ушел.
— Как ушел? — я на секунду теряюсь, глядя на парня. — Куда ушел? Раздетый?!
Стас молчит, отходит к окну, медленно отпивая воду из стакана… Не собирается мне отвечать, и я подбегаю к нему, чтобы развернуть к себе лицом и заглянуть в глаза.
— Куда ушел, Фролов?! Ты что… ты его выгнал?!
В ответ молчание и только желваки тяжело ходят на скулах.
— Сумасшедший! — изумляюсь. — Это чужая страна, он же тут никого не знает!
— Мне все равно.
— А мне нет! — сама не замечаю, как ударяю кулаком в крепкое плечо. — Мне — нет! За что ты с ним так?!
Я разворачиваюсь и выбегаю из кухни, но Стас ловит мое запястье, задерживая в прихожей. Серые глаза, в которые я снова так хотела заглянуть, находят мои.
— Значит, почему не искал? Почему любил других?! Да, Эльф?! Ответь! Расскажи еще раз, как твой смазливый друг владеет телом, а я послушаю…
— Пусти!
Дверь открыта, и я выбегаю босиком на улицу. Бегу к воротам, распахиваю их и вижу белокурую голову француза, усевшегося на поребрик у цветочной клумбы.
— Арно, извини! — подбежав к парню, беру его под локоть и помогаю подняться. — Мой сводный такой дурак! Пошли в дом, тебе нужно одеться.
— Мне нужен лед на сердце и желательно малышка Сюзет в кровать, — вздыхает блондин. — Стейси-Белль, как тебя угораздило заиметь такого братца?
