— Раз так, то почему мне не сказал?! — чуть ли не орал Алекс.
— Себе дороже было бы. Мне не нужен такой враг, как этот, — грубо кинул Виктор, — что вам с того, что промолчал? Я же отказался от сделки.
— Отказался? А как тогда у Егора оказался ключ от моей квартиры? Это же ты делал дубликат для Яны!
— Я сделал один. Можете спросить в нашем металлоремонте!
— Спрашивал, но ты не такой дурак, чтобы заказывать оба ключа в одном месте. У тебя был весь день, за который ты вполне мог дойти до другого.
— Я этого не делал. Не верите — не надо! — Виктор поднялся со стула и направился к двери, но сразу не вышел, — все равно я собирался уходить, ваша компания на грани банкротства.
К сожалению, Виктор был прав. С каждым днем «Озон Рекордс» несла все новые убытки. Продюсировать артистов с запятнанной репутацией Алекса оказалось слишком сложно. Ни один концертный зал, клуб или дом культуры не соглашался предоставлять свои площадки для выступлений. Не прошло и недели, как мой возлюбленный лишился последнего козыря.
В очередной серый будничный день Алекс приехал ко мне на работу. Он зашел через служебный ход, чтобы не привлекать внимания посетителей выставки, и сразу скрылся в подсобке. По его виду я догадалась — что-то случилось.
— Говори, — сходу начала я, зная, что тянуть резину ни к чему.
— Я был у Жени в офисе, — отчеканил он, и я почувствовала, как по спине пробежали мурашки от упоминания его бывшей жены.
— И…
— Она предложила помощь: занимается раскруткой моего бренда, работает над имиджом и возвращает клиентов «Озон Рекордс», но в обмен я должен с тобой порвать.
— И вернуться к ней?..
— Да.
Внутри словно что-то оборвалось. Грудную клетку больно давило, губы задрожали, а слезы обожгли глаза. Я не могла вдохнуть, понимая, что мой воздух — это Алекс, Алекс, которого у меня отбирали. Молча я развернулась к двери и хотела уйти, но он схватил мою руку.
— Что?! Я не буду ничего тебе говорить. Или просить… — я держалась из последних сил, но все равно чувствовала, как подступает истерика. Нужно только дождаться, чтобы он ушел, и дать волю чувствам, но он не отпускал.
— Я отказался.
Еще через два дня Алекс начал процедуру банкротства.
***
В конце декабря за четыре дня до суда мы с Алексом переехали в новую квартиру. Его шикарные апартаменты пришлось выставить на продажу, чтобы рассчитаться с работниками «Озон Рекордс». Несмотря на банкротство, мой мужчина хотел отблагодарить тех, кто столько лет верой и правдой служил его бизнесу. К тому же, возвращаться в место воспоминаний о той страшной ночи не хотели мы оба. Пока риелторы занимались поиском покупателей, мы нашли небольшую квартирку на окраине столицы. Да, теперь мне приходилось тратить на дорогу до галереи около часа, зато у нас был свой дом, пусть и временный.
Во все времена, творческие люди, в период наивысших переживаний по новому открывали себя в искусстве, которое становилось для них отдушиной. Так случилось и со мной. Я вновь взяла в руки фотоаппарат, но на этот раз моим объектом стала я сама.
Тело после пыток заживало достаточно быстро, но весь торс покрывали мерзкие, малиново-розовые шрамы. Врач старался меня успокоить, говоря, что со временем можно сделать операцию, отшлифовать рубцы и даже восстановить изуродованный правый сосок. Но вид моего тела не мог вызвать ничего кроме отвращения. Ужасающее напоминание о страшных людях… В один из приемов, когда пришла на перевязку, я взяла с собой фотоаппарат.
— Можете меня ненадолго оставить одну? — нерешительно спросила я врача, когда он разбинтовал мой торс.
— Яна, вы уверены?..
— Да. Пожалуйста.
— У вас пять минут. После вас запись.
Как только за доктором закрылась дверь, я взяла свой кенон и подошла к большому зеркалу. Мое отражение пугало. Бледное, измученное лицо было неприметно на фоне изуродованного тела. Проведя ладонью от груди до низа живота, я почувствовала слишком тонкой новой кожей неприятное щекотание. Один рубец переходил в другой, шрам пересекал шрам и между ними так мало нетронутой светлой кожи. Правая грудь была похожа на исполосованный кожаный мешок, не имеющий ничего общего с частью женского тела, которой можно вскормить ребенка.
С того самого случая Александр не видел меня обнаженной. Я не разрешала ему присутствовать на перевязках, и теперь была уверена, что не смогу показать свое тело таким. Пусть мое уродство видит только врач и мой фотоаппарат.
Дрожащими руками я взяла кенон и сделала несколько снимков отражения. Но что-то в них было неправильным… Чего-то не хватало. Я снова взглянула в объектив и поняла, что кадр остается неполным, если в нем нет моего взгляда. Опустив фотоаппарат чуть ниже, я посмотрела на себя в зеркало и сделала снимок, за ним еще один и еще, пока руки не перестали слушаться от накрывшей меня истерики. Теперь в кадре было все! Мой взгляд кричал о чувствах: боль, отвращение, страх, ужас, разочарование, безысходность. Глядя на маленький экранчик кенона, я видела не себя, а другую глубоко нечастную женщину, которой никогда не стать красивой. В тот момент я решила брать фотоаппарат с собой на каждую перевязку, пока мне не разрешат снять бинты. Тогда я стану снимать себя дома.
Это случилось в день нашего с Алексом переезда. Врач осмотрел меня и разрешил больше не прикладывать мазь, дать телу немного отдыха, чтобы потом начать работу над восстановлением кожи. По пути к дому я заглянула в небольшой магазин и купила несколько тонких водолазок, одну из которых сразу надела. Теперь эта одежда станет моей второй кожей.
***
Чем был ближе день суда, тем усиленнее работал наш адвокат. Юрий Алексеевич ежедневно репетировал со мной и Алексом показания, которые предстояло дать в суде, обсуждал варианты ответов на вопросы обвинения. За нас должны были выступить Кирилл Андреевич, который активно шел на поправку и находился уже на домашнем стационаре, и Вероника. Также в качестве свидетелей привлекли сотрудников автопроката, где Алекс брал машину. За их показания адвокат не ручался, но был уверен, что врать о Серебрянском не станут — себе дороже.
К сожалению, судья, которому предстояло вынести решение по делу Алекса, оставался для нас темной лошадкой. Из трех кандидатур, с двумя из которых Юрий Алексеевич знал, как работать, нам достался третий.
— Мы не можем предложить ему взятку, потому что я не уверен, берет он их или нет. Также не имею понятия, за кого он выступает: за справедливость или Абрамова, — вздохнул адвокат, — в любом случае, мы проходим по сто восьмой.
— Какая разница сто восьмая или сто пятая, если в результате Алекс может попасть в тюрьму! — не выдержала я, — что это за чертовы законы?! Почему не защищают нас?!
— Яна, сейчас не время отчаиваться. Мы должны бороться.
— Юрий Алексеевич прав, — хрипло произнес Алекс, он тоже понимал, что наши шансы на победу призрачны, но сохранял спокойствие.
— Бороться… Мы будем бороться, разве у нас есть выбор? — грустно улыбнулась я.
В это сложное время нас поддерживали друзья. Кристина, Ваня, Алина и Лена ежедневно навещали нас с Алексом, старались как-то отвлечь или просто проводили у нас вечера. Их компания действительно помогала ненадолго забыться, но потом мы возвращались в суровую действительность.
Накануне суда, в день католического Рождества мы с Алексом достали елку и новогодние украшения. Я приготовила праздничный ужин, и под приятную музыку мы стали украшать нашу двухкомнатную хрущевку.
