снова поднялась. Резать веревки стоя оказалось намного проще. Но сперва…
Мэлами не удержалась и вновь приблизилась к мертвому Туйку-Туйку.
— На тебе! — взвизгнула она и пнула остывающее тело.
Только сейчас до нее дошло, что несколько минут назад могло случиться непоправимое. Запоздалая истерика сотрясла ее озябшую грудь. Откуда-то из живота поднялись сдавленные рыдания. Захотелось вцепиться себе в волосы и закричать изо всех сил. Уже не воинственно, а в отчаянии. Слезы таки полились из глаз, и принцесса отвернулась, чтобы не увидела Прудди. Но девушка не зарыдала. Проглотила колючий комок, несколько раз глубоко вздохнула. Затем слегка наклонилась над Туйком и выплюнула что-то ему на окровавленную грудь.
— Вот. Можешь забрать с собой в могилу.
Мертвый варвар, понятное дело, не смог ей ответить.
— Неушели ты думал, што я смогу проглотить твою дрянную серешку? — спросила принцесса. Она говорила очень медленно — чтобы предательский груз рыданий не вырвался нечаянно из легких. — Я ее за щекой держала.
Когда-то Мэлами читала в одной книге, что некий узник спасся из тюрьмы, перепилив железную решетку подобной серьгой. То, что принадлежавшая Туйку безделушка была полностью круглой и без какой-либо режущей кромки, девушку не интересовало. Кроме того чихать она хотела на то, что книга о побеге относилась к новоизобретенному в Преогаре жанру литературы. А именно — к фантастике.
Серьга не пригодилась. Но принцесса была твердо уверена, что нашла бы выход из сложившейся ситуации даже в том случае, если бы не появилась оперативница.
'Я ведь по любому выиграю. В любом случае, — думала девушка'.
На то она и подросток, чтобы допускать подобные мысли. Кроме того каждый человек имеет немного наивности. Что и говорить о молоденькой принцессе, кому еще и двадцати не стукнуло.
Клинна медленно передвигалась от дерева к дереву. Впереди высилась широкоплечая фигура дежурившего симиминийца. Взгляд оперативницы то и дело цеплялся за редкие металлические всполохи, когда варвар двигался и отблески небольшого костра плясали по его топору. Еще четверо воинов, среди которых находился и вождь, полукругом лежали около огня.
Симиминийцы, как и многие дикие племена, населяющие это Отражение, еще не додумались до спальных мешков. На сооружение временного жилища или хотя бы палатки, у них не имелось времени. Потому все мужчины просто лежали на земле, подстелив под себя срубленные сосновые и ольховые ветки. Накрылись они по-простому — краешками плащей. Их бочкообразные груди и животы высоко вздымались под плотной тканью. Раздавался крепкий храп.
Каждый спал с какой-то своей особенностью. Следопыт свернулся калачиком — сразу видно бывалого человека. Чем меньше площадь тела, тем меньше теряется тепло. Баблу-Булл сладко причмокивал во сне, словно кушал что-то донельзя вкусное.
'Небось ему снится, что исследует местность, — подумала Клинна. Перед глазами по-прежнему стояла сцена с дегустацией медвежьих нечистот. — Вот же интересный человек'.
Один из симиминийцев раскинулся на животе, изредка ерзая бедрами. Со стороны любой бы догадался, что бедняге срочно требуется женское внимание. Другой варвар не спал. Он только что проснулся и, немного подумав, грохнул первого по груди кулаком.
— М-н-н-н-мы… — промычал ушибленный, жадно вдыхая воздух.
— Не шурши там, бабник! — прикрикнул на него второй. — Вскоре доберемся до сотни Кутлу-Катла. А там уже и Киринти недалеко. Будут тебе девки.
— Му-н-м-н-на… — последовал ответ.
Словно ничего не заметив и не ощутив удара, ушибленный симиминиец повернулся набок и захрапел.
Айфос-Фук беспечно развалился на спине. Он храпел довольно тихо. Но как храпел! Открыл почти до отказа рот, с уголка губ свисала тоненькая паутинка слюны. Приложил правый кулак к левому уху, защищая щеку от нападений вездесущих комаров. И занимался настоящим искусством. По-другому этот храп у Клинны язык не повернулся бы назвать.
— И-и-и-и-и-пи-пи-пи-пи-пи, — невероятно тонким голосочком заявлял Айфос-Фук, вдыхая воздух. Тоньше смогла бы только мелкая полевая мышь.
При вдохе горло надувалось, а широкие отверстия ноздрей трепетали, словно крылья экзотической птицы. Набрав чем побольше воздуха, да так что было видно закатившиеся под веками глазные яблоки, рункур останавливался на несколько секунд. Немного насладившись тишиной, симиминиец выдыхал.
— Аграба-гра-ба-гра-ба, — важно раздувшись в щеках, густым басом провозглашал он.
Казалось, что страшный низкий голос звучит откуда-то из-под крышки гроба. И уж никак не из распахнутой пасти, истекающей слюнями в бороду.
— Ург-гы-ы-ы-ы, — заканчивал свою руладу Айфос-Фук.
— Во дает, — про себя восхитилась оперативница. — Прямо чемпионский храп.
Она и не представляла, что ее предположение верно. Рункур считался одним из наиболее знаменитых храпунов Симимини. Самой настоящей звездой и кумиром Богини Сна. Еще никто не смог за последние десять лет побить его лучший рекорд — стать трижды победителем самого важного состязания своей страны. А именно — Конкурса Художественного Храпа, ежегодно проводившегося среди симиминийцев.
Подальше от рункура дрых измученный Трешка. Толстяк храпел совершенно немелодично и не мог тягаться с изящными напевами Айфос-Фука. Зато выигрывал в мощности и глубине звука. Несомненно, кабан имел все шансы, чтобы получить какой-нибудь приз зрительских симпатий или же специальный подарок 'за старание' от организаторов главного симиминийского конкурса.
Клинна превратила Каратель в заточенный с обеих сторон боевой серп. Девушка на цыпочках придвинулась к одному из варваров. От чужого взгляда ее защищала тень от поникшей карликовой березки, выгодно произраставшей возле самого костра. Деревце было настолько жалким и так глубоко потонуло ветвями в болоте, что бородачи пощадили его и не бросили в огонь. Мало толку — береза влажная насквозь. Тепла много не получится, больше дыма.
Присев на корточки над спящим варваром, который лежал на боку, оперативница призадумалась. Сейчас ее интересовали только два вопроса.
'Как ему перерезать глотку так, чтобы он не захрипел?'
Ответ на первый вопрос она не знала. Такие вещи не преподавали ни на Курсах Самых Младших Офицеров, и ни на одной кафедре Большого Университета Сил Добра и Зла. Подобную дисциплину могли рассматривать только на факультативе Училища Убийц, но туда Клинна никогда в жизни не поступила бы. Из-за принципа. Ходили слухи, что женщинам с дипломом убийцы запрещается красить ногти и пить чай с подругами по субботам. Но особенно оперативницу пугали слухи о том, что дипломированный ассасин на всю жизнь отказывается от сладкого, чтобы хранить фигуру и без труда пробираться во всякие лазейки. Отказаться от заварных пирожных и медовых улиток из Второго Круга? Такого ужаса девушка не вынесла бы. Потому ломала сейчас голову.
Второй вопрос казался попроще. И ответ у него был один.
'Что делать, если варвары проснутся и увидят ее с занесенным для удара клинком? Тем более — над одним из соплеменников'.
Ответ — драться. Именно так определилась оперативница.
Поскольку ранее ей не приходилось перерезывать глотки, она немного помедлила. Затем смахнула с лица спящего мешающий локон слипшихся волос. Откинула бороду, обнажив подрагивающих кадык. Глубоко вдохнула и примерилась, изобразив пробный замах. Затем еще раз отрепетировала удар. И еще несколько раз.
Лишить кого-то жизни с такого расстояния? Да еще спящего! Как же это страшно и неблагородно. Она же совсем не из этих… Потом еще будет являться к ней призрак. Вот такой ужасный: с закрытыми глазами, приоткрытой раной рта в бороде и с располосованной глоткой.
Еще один пробный замах…
Айфос-Фуку снились родные горы. Во сне он видел родного отца. Как тот играл с ним на пороге Главного аула. Смутное пятно без лица — мать. Ее он не видел никогда. Пустота в сердце, отсутствие тепла с момента рождения. Но чувствовал: она где-то рядом. Он слышит ее мелодичный голос, ощущает легкое прикосновение маминой руки. Рункур счастливо улыбнулся и даже рефлекторно махнул рукой, чтобы пососать большой палец. Впрочем, подсознание взрослого варвара подавили желания маленького мальчика. Потому рука не дотянулась до рта и безвольно упала обратно на плащ. Мама…
Сон принес ему счастливое воспоминание детства. Первые шаги, несмелые взмахи двуручным мечом. Непривычно шершавая рукоять в нежных детских пальчиках. Запах звериной крови, бешеный бег по скалистому утесу. Коза не должна убежать… Драка за девушку. Разбитый нос и слезы. Девушка досталась победителю, она стояла, обняв того парня за талию и криво улыбалась Айфос-Фуку.
'Я самая красивая женщина в поселке. И буду встречаться с самым сильным мужчиной'.
Взрослые слова, сорвавшиеся с губ девушки-подростка ранили Айфоса поглубже, чем противник, расквасивший нос. С того самого дня будущий рункур будет помнить обиду. Больше ни одна девка не посмеет издеваться над ним!
Пробитый череп соперника под ногами… Страх и мольба в глазах девицы.
'Теперь самый сильный мужчина — я!'
Она ревет, размазывая слезы. И убегает.
Пробитый череп за разбитый нос. За обиду он ответил болью. За страшную обиду надо ответить смертью. Так должно быть! Таков Закон его страны.
Но больше ни одна женщина не посмеет бросить ему насмешку.
Во время сна счастливая улыбка резко сползла с лица Айфос-Фука. Ребенок убежал, оставшись по соседству с молодым отцом, у которого еще не зиял страшный шрам на животе. Маленький мальчик печально стоял на холме около Главного аула и держался за руку бесформенного пятна — матери.
Взрослый варвар во всю прыть несся на коне, твердыми коленями сжимая податливые бока животного. Взмахивал топором, и отрубленная голова какого-то безымянного селянина катилась прочь. А потом появилась принцесса. Она стояла перед ним, вызывающе приподняв подбородок и насмехалась. Тыкала пальцем. В него! Самого сильного и невероятно грозного предводителя симиминийцев после его отца — Большого рункура. Она смеялась ему в лицо. И он ударил ее. Никто не посмеет обижать Айфос-Фука!
Выбитый зуб…
