«Бонаквы». – Но одни их тюремные робы чего стоят! Такое впечатление, что тебя одели в пижаму, в которой до тебя скончались человек сто от малярии. А жратва? Один сплошной клейстер неизвестного происхождения. Ни телевизора, ни газет, ни прогулок. Я думал, что свихнусь в этом вольере.
– Издержки производства, – неопределенно хмыкнул Беликов.
Прежде чем ответить, Саша, не отрываясь, осушил бутылку.
– Ох и вредное оно, производство, – сказал он, отдуваясь. – Приплачивать бы надо.
«Приплатят». Невысказанная мысль заставила Беликова улыбнуться. Он молча направил машину в узкий проулок, завешенный простынями. Порой они шлепали по лобовому стеклу, оставляя на нем влажные пятна. Сзади истошно вопили женщины и стелилась по мостовой облезлая дворняга, норовя вцепиться зубами в колесо.
– Мы на тропе войны? – предположил Саша, отметив сложность маршрута.
– Береженого бог бережет, – уклончиво ответил Беликов, поглядывая в зеркало заднего обзора.
«Крайслер», одурманив собачонку сизым выхлопом, выехал на параллельную улицу, где чудом разъехался с черно-белой колымагой такси, а несколько минут спустя был вынужден затормозить перед маленьким, как кролик, осликом, запряженным в немыслимо огромную повозку с почти мельничными колесами. Загорелый возница, восседающий на пирамиде из грязных мешков, жевал лепешку и слушал оглушительный арабский рок, выдаваемый стереодинамиками магнитофона.
– Убери животное, – потребовал Беликов по-арабски.
– Resting, – лаконично пояснил возница. – Отдыхать, отдыхать.
– Дай ему фунт, – посоветовал Саша.
Это было что-то около двадцати центов, но Беликов заартачился:
– Пятидесяти пиастров будет достаточно, – заявил он, выгребая мелочь из кармана.
Возницу предложение оскорбило, в результате чего ослик пошире раздвинул ноги и опустил голову до самой земли. Пришлось отдать не фунт, а целых пять. Вернувшийся за руль Беликов выругался, а вскоре был вынужден платить новый оброк, но уже не владельцу осла, а мотоциклисту, везущему в коляске целый выводок цыплят. Он носил тонированный космический шлем и длинную рубаху-галабею и за право проезда содрал с путников десять фунтов.
Наконец «Крайслер» вырвался на простор, чтобы увязнуть в автомобильном заторе, посреди которого дирижировали полицейские. От рева автомобильных гудков заломило в висках.
– Я должен буду залечь на дно? – спросил поморщившийся Саша.
«А что, – подумал Беликов, – неплохая идея. На дно. С парой гимнастических гантелей на ногах. Но не сейчас. Попозже».
– Поговорим об этом не здесь, ладно? – улыбнулся он, одновременно изобразив немой укор взглядом и бровями.
– Извини, – сказал Саша. – Просто все эти дни даже словом перекинуться было не с кем.
– Да? – вежливо удивился Беликов, снимая «Крайслер» с тормозов.
– Египтяне способны спать сутки напролет. Мой сокамерник с утра до вечера лежал на полу лицом к стене. Если бы не мухи, его можно было бы принять за труп.
Беликов передернулся. Ему приходилось видеть трупы, и он хорошо знал, во что они превращаются на жаре. Отвратительные бледные бурдюки, грозящие лопнуть при малейшем прикосновении. Жуткое зрелище.
– Мухи? – тупо переспросил Беликов. – При чем тут мухи?
– Этот тип просыпался лишь для того, чтобы наловить полную пригоршню мух, – пояснил Саша, – а потом сосредоточенно обрывал им крылышки. Три раза в день тюремщики давали ему анашу. Он выменивал курево на плетеные чехольчики для шариковых ручек. Предприимчивый малый.
– Ты бы тоже мог заняться полезным трудом.
Беликов ухмыльнулся. Саша насупился.
– Издеваешься? – спросил он. – А вот мне, представь, не до смеха. Знаешь, как выглядит суд, который выносил мне оправдательный приговор? Три усатых дядьки, похожих на членов военного трибунала. Заседание велось на арабском языке, но судьи тараторили так быстро, что было трудновато сообразить, отпускают меня на свободу или оставляют за решеткой. Обвиняли меня не просто в драке, а в тяжком преступлении против народа Египта. Звучит? Уголовное дело № 1789/ 2008.
– Его закрытие обошлось казне в три тысячи долларов, – вздохнул Беликов. – Но все позади.
– Позади, – согласился Саша, откидываясь на спинку сиденья.
«А вот и нет», – мысленно возразил ему Беликов.
На подъезде к месту «Крайслер» едва не врезался в мотоцикл, владельцу которого вздумалось бросить руль, чтобы жестами выразить восхищение какой-то блондинке, переходившей дорогу.
– Господи, как же я хочу домой! – воскликнул Беликов с надрывом.
Такая горячность была объяснима. Возвращение на родину в обозримом будущем не предвиделось. В необозримом – тоже.
– В гостях хорошо, а дома лучше, – подтвердил Саша, выбираясь из машины. – Зачем мы приехали в Цитадель? Со мной хочет встретиться Галатей?
– Хочет, – кивнул Беликов, включил электронные запоры «Крайслера» и добавил: – Но сперва побеседуем с глазу на глаз.
– Почему здесь?
– Почему нет?
Саша посмотрел на желто-розовый горизонт с алым солнечным шаром и отстраненно подумал, что было бы обидно умереть под этим неописуемо красивым и непередаваемо чужим небосклоном. Впрочем, умирать обидно везде и всегда. Окружающий антураж не имеет значения.
– Насколько мне известно, – сказал Саша, – здесь вотчина наших американских друзей.
– Крепость большая, – подмигнул Беликов. – Всем места хватит.
«Большая» – это было явное преуменьшение. Цитадель, считающаяся главной достопримечательностью Каира, была огромной. В двенадцатом веке, когда началось ее строительство, Саладин планировал возвести стены вокруг всего города до берегов Нила. Замысел так и не был осуществлен, но сооружение получилось внушительным. Внутри крепости помещалось множество казарм, складов, дворцов, мечетей.
– Только не веди меня в мечеть султана Хасана, – шутливо взмолился Саша. – Как только я попадаю внутрь, мне хочется запеть «Аве, Мария».
– С какой стати? – наморщил лоб Беликов.
– Акустика. Ты любишь эхо?
– Я не люблю эхо, а мусульмане не любят шумных иностранцев. Как-то одному россиянину вздумалось отколупнуть кусочек от Алебастровой мечети, ну, чтобы убедиться в том, что она действительно алебастровая…
Последовала многозначительная пауза.
– И что? – не выдержал Саша.
– Чуть не получил пожизненное, – с удовольствием произнес Беликов. – Оправдательный приговор обошелся ему…
Он вздрогнул, наткнувшись взглядом на черную фигуру, преградившую дорогу. Судя по хламиде и большим влажным глазам, это была женщина. Волос и лица у нее практически не осталось. Глаза и оскаленные желтые зубы. Плюс к этому рука, протянутая за милостыней. Скрюченная и тонкая, как птичья лапа.
Саша и Беликов одновременно полезли в карманы за мелочью, но заставить себя вложить деньги в раскрытую ладонь не сумели. Один положил подношение у ног уродливой нищенки. Второй предпочел монеты бросить, и они со звоном покатились по булыжникам.
– Тсэнк ю, – клацнула зубами женщина с черепом вместо головы. – Гуд лак. Би кар-рефул.
Визгливо засмеявшись, она присела, чтобы собрать монеты.
Облившиеся ледяным потом мужчины поспешили прочь, опасливо оглядываясь на ходу. Пожелание удачи прозвучало как проклятие, а призыв быть осторожными наполнил сердца ноющей тяжестью.
