– Душно, – пожаловался Беликов, ослабляя узел галстука.

– Душно, – поддакнул легко одетый Саша.

Он хотел сказать, что, наверное, ночью будет гроза, но осекся. В Каире не бывает гроз. Только томящее предчувствие их да вспышки далеких зарниц. И никуда от этого ни деться. Проклятый город. Проклятая работа.

Они пристроились за вереницей пестро одетых негров, ошалело косящихся на каждую белую женщину и даже на эмансипированных египтянок, не носящих паранджу. «О! – постанывали африканцы. – О! О!»

«Вот кому действительно душно», – подумал Саша, проходя сквозь рамку металлоискателя. При этом он неотрывно следил за своим имуществом, выложенным на стол. Тот, кто собирается побывать в Цитадели, должен проявлять не меньшую бдительность, чем сами полицейские на входе. Иначе можно запросто остаться без денег или мобильника. Саша подозревал, что комедия с досмотром придумана специально для того, чтобы обирать доверчивых иностранцев. А однажды он был свидетелем того, как полицейские не пропускали в крепость молодую женщину в джинсах. Они требовали, чтобы она разделась, отказываясь признавать, что детектор звенит, реагируя на металлические заклепки. В какой-то момент она заколебалась, взявшись за пуговицу, и у полицейских глаза вылезли из орбит. Продолжи женщина начатое, они бы скончались на месте от апоплексического удара.

– Давненько я не стаивал в очередях, – признался Беликов, присоединившись к Саше. – Помнишь, что творилось в Москве, когда завозили колбасу, водку или модные шмотки? СССР следовало уничтожить уже за один только постоянный дефицит всего и вся.

– Так они и сделали, – пожал плечами Саша, не уточняя, кого имеет в виду. – Но сначала была перестройка с ее пустыми прилавками, а потом уж все остальное. Разозлили народ, пошуршали перед носом демократическими газетками, отвели глаза, заморочили головы и подвели к пропасти.

– Ты говоришь так, словно жалеешь о Советском Союзе.

– Да ни о чем я не жалею, – спохватился Саша. – После драки кулаками не машут.

– Машут, – возразил Беликов. – Дураки.

Они миновали мечеть Мухаммеда Али, воздвигнутую, разумеется, не в честь знаменитого боксера шестидесятых. За ней обнаружился тихий безлюдный дворик с выщербленным мозаичным полом и резной оградой. Из мечети доносился невнятный гул голосов.

– Странное место для беседы, – пробормотал Саша, озираясь. – Мы тут как два тополя на Плющихе.

– Три, – улыбнулся Беликов. – Три тополя.

И действительно, из затененной колоннады вышел седобородый араб в белом. Свернутый молитвенный коврик в его руках походил на старинный пулемет.

– Минарет? – спросил он, дружелюбно скалясь. – Смотреть? Тогда платить.

– За что платить? – вскинул подбородок Беликов. – Мы сами смотреть. И ходить, – он изобразил на пальцах шагающего человечка, – и ходить сами.

– Сами нельзя. Дэнжероус.

– Опасно?

– Да. Вери-вери дэнжероус.

Пароль, смекнул Саша, уловив нечто неестественное в интонации Беликова и старика. Они вели себя как актеры, играющие не в полную силу. Под непринужденностью угадывалась некая натужность. «Конец? – спросил себя Саша. – Столкнут с башни? Если Галатей просчитал ситуацию неверно, то есть риск пораскинуть мозгами на каменных плитах. Черт! Пошлый каламбур! Паршивая ситуация».

– Идем? – спросил Беликов, вручив проводнику несколько фунтов.

– Идем, – откликнулся Саша и снова взглянул на вечернее небо.

Оно было малиновым, но ассоциировалось не с вареньем, а с пролитой кровью.

* * *

Старик с молитвенным ковриком бодро семенил впереди, то и дело оглядываясь, чтобы произнести что-нибудь ободряющее. Горбачьев. Москуа. Блядь-перемать. Спасьибо. Расшитые туфли с загнутыми носами и без задников заставляли вспомнить старика Хоттабыча, но белые одежды проводника при ближайшем рассмотрении оказались слишком грязными, чтобы принадлежать волшебнику.

Внутри мечети, куда он привел русских, царил полумрак, пахло кошками и гашишем. За колоннами и по углам угадывались шушукающиеся тени. Одна из них бросилась наперерез идущим, вцепилась в рукав Беликова и запричитала:

– Мистер, мистер, лук хир, лук хир.

Он подчинился и посмотрел на выпростанное из балахона плечо с гноящейся язвой, принадлежащее то ли юноше, то ли женщине. Удовольствие обошлось ему в два фунта. Проследив, как деньги исчезают среди складок чужой одежды, седобородый проводник пришел в неописуемую ярость. Он затопал ногами и, потрясая сухими кулачками, проорал нечто такое, отчего тени по углам как бы растворились в темноте, а существо с язвой поскакало прочь, шлепая по полу босыми пятками.

Следующим просителем оказался одноглазый имам в тюрбане. Заслоняя вход на лестницу, он выставил перед собой какой-то плакатик и сурово потребовал денег на восстановление храма. Саша дал немного. Имам, ничуть не смягчившись, указал пальцем на его сандалии и на порядком запылившиеся туфли Беликова. Проход обутыми стоил 10 фунтов с каждого. Пока шел оживленный торг, седобородый проводник успел помолиться, оглаживая лицо, как при умывании.

– Местных тугриков больше нет, – предупредил Саша, начиная восхождение по истертым каменным ступеням, – только баксы. Ими расплачиваться не стану, учти.

– Будут целы твои баксы, – буркнул Беликов.

Он подозревал, что рубашка после этой прогулки потеряет элегантный вид, и переживал по этому поводу. Снятый галстук змеей свисал из кармана пиджака.

Чтобы ни о чем не думать, Саша принялся считать ступеньки. Их было 178. Лестница закончилась неровной круглой площадкой, откуда открывался вид на головокружительные городские дали. Прямо внизу находился военный музей, во дворе которого стояли крохотные пушки, а возле них лежали горошины ядер. Саша прикинул высоту ступеньки, умножил на 178 и поежился.

– Зачем ты потащил с нами этого старикана? – спросил он, оглянувшись на дверь, за которой остался проводник.

– Инструкция, – пожал плечами Беликов. – Кроме того, без аборигена нам пришлось бы заплатить в три раза больше.

– Он и обратно нас поведет?

Задав вопрос, Саша напрягся. Он хотел и боялся определить по тону ответа правду. Как воспримет Беликов местоимение «нас»? Не выдаст ли свои истинные намерения случайным словом или косым взглядом? С одной стороны, Саша стремился проникнуть в замыслы собеседника, но, с другой стороны, он предпочел бы до последней секунды пребывать в наивном неведении.

Паранойя? У шпионов она бывает двух видов. Первая – это профессиональная паранойя, которой в той или иной степени должен быть подвержен опытный сотрудник. Клиническая мания преследования развивается из профессиональной паранойи и уже не способствует работе, а препятствует ей, доводя человека до психиатрической лечебницы. Вторая стадия естественно проистекала из первой, и мрачная ирония судьбы заключалась в том, что, когда разведчику всюду мерещилась слежка, за ним и в самом деле кто-нибудь да наблюдал. Замкнутый круг.

– Обратно без него доберемся, – ответил Беликов, выждав несколько томительных секунд. – Если, конечно…

– Что? – вырвалось у Саши.

Еще никогда ему не доводилось играть столь сложные двойные роли. Приходилось изображать напускной испуг, но при этом скрывать настоящий страх. Демонстрировать притворное спокойствие и одновременно сохранять полнейшее хладнокровие.

Если Галатей верно определил расстановку сил противника, то Беликов работает на американцев и привел Сашу в это безлюдное место для того, чтобы окончательно перевербовать его, поручив ему

Вы читаете Глаз урагана
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату