подрывную миссию. Но не исключен иной вариант. Пока Галатей обеспечивает в Каире безопасность Натальи Верещагиной, служба внутренней безопасности СВР России ведет собственное расследование. В этом случае поведение Саши Горовца на допросе в американском посольстве расценивается как безусловное предательство. Тогда действия Беликова абсолютно не согласованы с Галатеем и экскурсия на минарет может закончиться несчастным случаем.
Возможно ли такое? Как ни прискорбно, да. Структура внешней разведки крайне запутана, а полномочия руководителей зачастую пересекаются самым непредсказуемым образом. Конфиденциальность порой играет злую шутку с теми, кто ее соблюдает. Левая рука не ведает, что творит правая. Допустим, директор СВР, подчиняющийся непосредственно президенту, курирует операцию по защите Верещагиной, а один из его заместителей тем временем проводит чистку дипломатического корпуса в Египте. В то же время у обоих других забот полон рот. Они словно гроссмейстеры, ведущие бесконечные сеансы одновременной игры. Один зевнул, другой допустил неверный ход, и – прощай, Саша Горовец, земля тебе пухом…
– Так что? – поторопил он Беликова с ответом. И сел на каменный парапет. Спиной к затягивающей пустоте.
Беликов отметил про себя напряженность Сашиной позы и пришел к выводу, что можно приступать к главному. Парень, несомненно, трусил. Вздумай Саша раскрыться перед Галатеем и признаться в предательстве, то сейчас бы он вел себя иначе. Либо был бы совершенно спокоен, видя в Беликове соратника, перед которым у него совесть чиста. Либо демонстрировал бы чрезмерную оживленность, давая понять, что готов к контакту с иностранной разведкой. Но в том, как Саша сел на бордюр, угадывался неподдельный страх, кое-как замаскированный бравадой. Он подозревал, что его намереваются ликвидировать. Кто? Конечно же, не американцы, поскольку они завербовали Горовца не для того, чтобы избавляться от него столь сомнительным способом.
Рассудив так, Беликов не удержался от усмешки. Знай он, как долго и как тщательно Саша отрабатывал именно такую линию поведения, он не выглядел бы столь самодовольным. Перед ним находился
И вот теперь обоим предстоял поединок нервов, воли, ума, профессионализма. Точнее говоря, поединок уже начался. Как полагал Беликов, с существенным перевесом на его стороне.
– Я хотел сказать, – заговорил он, растягивая слова и паузы, – что всякое может случиться. Может быть, – Беликов вспомнил трюк с кочергой, проделанный Галатеем в посольстве, и хихикнул, – может быть, один из нас сломает ногу в потемках, и его придется нести на носилках. Тогда без Хакима не обойтись.
– Хаким – это старик? – уточнил Саша.
– Ты чертовски проницателен, – съязвил Беликов. Он вдруг пожалел, что не курит. Сейчас бы хорошо достать пачку, не спеша вытянуть из нее сигарету, не спеша прикурить, сделать несколько глубоких затяжек, чтобы выпускать дым долго-долго, терзая собеседника неизвестностью.
Последние годы Беликов постоянно помнил о возможности разоблачения, и это отравляло ему существование. Пусть теперь другой испытает на своей шкуре, каково это – быть двойным агентом. Добро пожаловать в клуб изменников родины! Или врагов народа, как сказали бы полвека назад. Но времена, они меняются, и жизнь не стоит на месте. Глядишь, через каких-нибудь пять-десять лет врагами народа станут как раз те, кто тем или иным образом противодействовал распространению демократии. Враги американского народа, вот как это будет звучать. Враги прогресса, противники либерализма, подлые приспешники тоталитаризма. А тому, кто не хочет попасть в команду проигравших, нечего выкобениваться и строить из себя благородных рыцарей.
Саша же Горовец продолжал валять дурака, рассчитывая выйти сухим из воды.
– Что за тон? – недовольно спросил он, поднимаясь во весь рост. – Слушай, мне не нравится ни твое поведение, ни место встречи. Галатей знает о нашем разговоре?
– Нет, – улыбнулся Беликов.
– Тогда какого черта? – возмутился Саша. – Что ты себе позволяешь? Сомневаюсь, что, пока я сидел за решеткой, тебе поручили возглавить операцию.
– Правильно сомневаешься. Такие вещи с бухты-барахты не делаются, а за решеткой ты провел всего ничего.
– Что?
– Что слышал. – Беликов заложил руки за спину и качнулся с пятки на носок. – Я в курсе твоих похождений. Даже раздвижное креслице видел своими глазами. Ну и видеосъемку твоих показаний. Представляешь, что сотворит с тобой твой любимый Галатей, если узнает, как ты его подставил?
Саша затравленно посмотрел по сторонам, словно надеясь, что происходящее всего лишь дурной сон. Словно из фиолетовой мглы, постепенно окутывающей Каир, могли возникнуть добрые ангелы, спешащие ему на помощь. Но не протрубили трубы, не прозвучал глас господень, не запылали на небесах знаки, подсказывающие правильный путь. Нужно было выкручиваться самостоятельно. Ни на секунду не забывая о том, что беседа ведется не в кабинете, а на высокой башне, выход из которой охраняет затаившийся в темноте Хаким. Преклонный возраст не помешает ему вонзить нож в спину. А дипломатический лоск не помешает Беликову нанести подлый удар, после которого жить Саше в режиме свободного падения секунду с небольшим.
– Никого я не подставлял, – набычился он.
– А как это называется? – поднял брови Беликов. – Ты выложил Стейблу все, включая то, о чем тебя вообще не спрашивали. Рассказал, кто, как и почему опекает Наталью Верещагину, выдал кучу наших внутренних секретов, продиктовал коды, фамилии, явки…
– Наших внутренних секретов, – с горечью повторил Саша. –
– Но ведь мы служим России, м-м?
– Отчизны верные сыны, ага.
– Оставь этот скепсис, – посоветовал Беликов. – И замогильный тон тоже оставь. Назвался груздем, полезай в кузов.
– Ты, – спросил Саша, – притащил меня сюда, чтобы похвастаться знанием народных поговорок?
– Никто тебя никуда не тащил. И даже не пытал, заметь. Ты сам сделал свой выбор. Под давлением обстоятельств? – Беликов сам ответил на свой вопрос: – Да. Но на кого не давят чертовы обстоятельства? Может быть, на меня? – Он ткнул себя пальцем в грудь и покачал головой. – Увы, Саша. Я такая же подневольная птица, как и ты. Все мы кому-нибудь подчиняемся. Жене, начальству, родителям, Господу Богу, наконец. Так устроен мир, и лично я по этому поводу закатывать истерики не собираюсь. Тебя что-то не устраивает? Так прямо и скажи.
– Галстук у тебя идиотский, – проворчал Саша. – А в остальном все нормально.
Беликов обиделся.
– Мой галстук стоит больше, чем ты тратишь на все остальные шмотки, понял? И бумажник полон, и здесь, – Беликов похлопал себя по лбу, – не пусто. Потому что я приспосабливаюсь лучше и рефлексирую меньше. Короче, – он вперил в Сашу тяжелый, немигающий взгляд, – ты готов работать или кокетничать будешь?
Сашины кулаки чесались от почти непреодолимого желания пройтись по ненавистной физиономии. Сцепив пальцы и зубы, он процедил:
– Проверочку, значит, решили мне устроить? На предмет благонадежности? Так вот, никакого Стейбла я не знаю и в порочащих связях замечен не был. Сперва докажи, а потом обвиняй. Где факты? Факты у тебя есть, я спрашиваю?
Демонстративно зевнув, Беликов отвернулся и как бы нехотя произнес условную фразу. Пароль был назван Саше перед возвращением в тюрьму и звучал он буднично:
– А не поужинать ли нам вместе? Признаться, я проголодался как волк.
