— Ну что вы, Машенька, — отмахнулся Антон, — я столько раз был женат, что устал пальцы на руках загибать.
— О, это я уже от кого-то слышала.
— Правда? И от кого же?
— От Юльки, то есть Юлии Васильевны, моей любимой подруги.
— Она тоже была много раз замужем?
— Напротив. Замужем она не была ни разу.
— Почему? Она что, некрасивая?
— Очень красивая и, кстати, такая же рыжая, как вы.
— Что вы говорите?
— Представьте себе. Просто она какая-то несчастливая, что ли.
— Красивая и несчастливая. Не верю!
— Почему? Не родись красивой, а родись счастливой. Закон жизни…
— Это не закон жизни, а ее парадокс. Если женщина несет в жизнь красоту, то жизнь за это должна одаривать ее любовью.
— А она и одаривала ее любовью, только Юлька этого не понимала.
— Она что, никогда не любила?
— Представьте себе, никогда.
— Бедная, — расстроился Антон.
— Она не бедная, — возразила я, — у нее все есть и много еще чего будет.
— Я не в этом смысле, — пояснил Антон. — Любовь, может быть, и не всегда приносит счастье. Но она, как ребенок, должна быть. Как без нее? Вроде бы ты и не жил вовсе и ничего после себя не оставил.
— Но Юлька не виновата. Просто не встретила еще никого, достойного ее любви.
— Это неправильно, — возразил Антон, — так нельзя. Это гордыня.
— Почему? — удивилась я.
— Человек, таким, каким его создал Бог, должен быть открыт для любой любви. Почему, вы думаете, говорят, что любовь — слепа? Она не слепая, она зрячая, она все видит, все понимает, все чувствует. Только живет она на белом свете не благодаря, а вопреки.
— По-вашему, получается, прощать и любить — это одно и то же?
— Понимать и любить — это одно и то же. А прощать? Не знаю, не думаю.
— Значит, вы согласны со мной, — не унималась я, — прощать нельзя даже любимому человеку?
— Смотря что прощать.
— Измену, например.
— Какую измену?
— Обыкновенную. Разве они бывают разные?
— Измена, она и в Африке измена, — улыбнулся Антон, — но я бы остерегся давать советы. У всех все по-разному…
— Вы рассуждаете как мужчина.
— Я рассуждаю как человек.
— И я человек, — сказала я, и голос мой предательски дрогнул, — и разве можно со мной так, не по- человечески?
— Вы так говорите, Машенька, как будто вы уже прошли через это.
— Да, прошла, — коротко ответила я и, подумав, добавила: — и теперь я знаю, как себя вести.
— Я не буду вас ни в чем убеждать, Машенька, — мягко проговорил Антон, — но у меня к вам огромная просьба. Обещайте, что вы ее выполните.
— Для вас, Антон, все что хотите, — легко согласилась я.
— Это очень серьезно. Правда, — неожиданно нахмурился Антон.
— Хорошо, — глупо и не к месту улыбнулась я в ответ.
— Берегите его, Машенька, — сказал уже серьезно Антон, — он хороший.
— Кого беречь, Антон?
— Никиту.
— От кого его беречь?
— Ото всех. А больше всего от себя самого.
— Я вас не очень понимаю.
— Да я и сам, старый дурак, не знаю, что говорю…
— Продолжайте, — подбодрила его я.
— Понимаете, Машенька… У Никиты талант, подлинный, настоящий. Он сам этого пока не знает, но я вижу, чувствую… Еще в академии, когда я у них преподавал, я понял про него все. Это было видно.
— А потом?
— А потом он стал разрушать себя. И чуть было не погиб.
— Как это, чуть было не погиб?
— Это долгая история, мне не надо было, наверное… Но уж все равно.
— Это был несчастный случай?
— Нет, что вы! — замахал руками Антон. — Избави бог. Это было по-другому. Это было внутри его. Он и сейчас мечется, разрывается между заработком и призванием, и деньги портят его, губят.
— А разве нельзя совмещать?
— Мы же говорили уже сегодня, — раздраженно ответил Антон. — Только целиком, полностью, без остатка надо быть в том, что тебе дано. Иначе… — Он остановился, подыскивая слово.
— Иначе, дар уйдет? — спросила я.
— Вот-вот, — обрадовался Антон, — как вы правильно сказали. Дар уйдет!
— А разве дар и признание — это несовместимые вещи?
— Конечно! Это почти одно и то же. Я не верю в непризнанных гениев.
Если Бог дает человеку талант, то он и награждает его энергией для продвижения своего таланта по миру. Но, к сожалению, в нашей северной холодной стране умы развиваются медленно, и порой признание здорово отстает по времени. И за это время талант успевает погибнуть. Взять хотя бы ваших любимых поэтов. Бесконечный список.
— Но это же страшно?
— Это страшно, однако это и прекрасно, — возразил Антон. — Ни одна звезда не уходит с неба, не оставив после себя следа. И мы, когда смотрим на звезды, становимся лучше, добрее и ближе друг к другу.
— Кто это становится ближе друг к другу? — Никита спускался с лестницы, застегивая на ходу рубашку. Вид у него был взъерошенный и разбитый.
— Никита! — воскликнул Антон. — Ты уже проснулся?
— Ну, я бы не сказал, что совсем проснулся, но более-менее…
— Соня, — сказала я, — мы ждем здесь тебя, чай не пьем, кофе не варим.
— Кстати! — спохватился Антон. — Кому чай, кому кофе?
— Мне то и другое, — заявил Никита, — после вчерашнего пить очень хочется.
— А что было вчера такого, чего я не заметила? — спросила я.
— А ничего и не было, — успокоил меня Антон, — просто засиделись за полночь.
— Это сейчас так называется — «засиделись за полночь», — зло усмехнулся Никита, — а на самом деле — напились водки.
— Не преувеличивай, Никита, — возразил ему Антон и добавил, обращаясь ко мне: — Ничего страшного.
— Да, я понимаю… — растерялась я.
— Никита, можно тебя на минуточку? — позвал Антон.
— Хоть на две, — легко согласился Никита, и они вышли на улицу.
После такого утреннего приветствия мне было немного не по себе, и я, чтобы снять возникшее напряжение, решила похозяйничать на кухне. Налив в чайник воды, я поставила его на газ. Потом помыла
