– Скажи мне, – произнес он тихо и настойчиво. Она пыталась избежать его взгляда, пыталась помешать чувству завладеть ее сердцем.
– Очевидно, не слишком часто. Судя по тому, что я не очень-то умею это делать.
Теплая улыбка осветила его лицо, и он прижал свои губы к ее лбу, щекам, подбородку.
– Вы очень хорошо делаете.
– Тогда почему вы остановились?
Когда эти слова сорвались с ее губ, Элоис почувствовала ужасное смущение. Как она могла такое сказать? Как это по-детски глупо, как безнравственно!
Слейтер улыбнулся:
– Потому что этот поцелуй – только задаток, моя дорогая.
Слейтер заметил, как быстро изменилось ее лицо. Подавив улыбку, он взял ее за руку и повел к лошадям, затем поднял и посадил в седло как можно плотнее, опасаясь, как бы она опять не упала. Он заметил, что она не хромала, и подозревал, что Элоис снова попытается убежать.
Взяв в руки поводья обеих лошадей, он пошел назад по той же дороге, затем свернул на юг и двинулся вдоль отвесного берега моря. Наконец Слейтер увидел домик, в котором родился. Глядя на этот дом, он почувствовал острую боль сожаления, ностальгии, горечи и вины.
Почувствовав на себя взгляд Элоис, он отвернулся:
– Мы отдохнем немного.
Она взглянула на него с любопытством. Они отдыхали совсем недавно! Однако Слейтер не обращал на нее внимания. Ему хотелось осмотреть дом.
Часть крыши обрушилась от недавней бури. Дорога к дому густо заросла сорной травой и мхом, стены обвиты буйными зарослями кустарников и диких роз.
Оставив лошадей позади дома, он помог Элоис сойти на землю.
– Где мы? – ее голос слегка дрожал.
– Когда-то в этом доме жили два школьных учителя. Элиас Уотертон и его сын.
Она смертельно побледнела, и Слейтер пожалел, что привел ее сюда. Но было уже поздно.
Элоис высвободила руку и пошла к полуразвалившемуся дому.
Слейтер внимательно наблюдал за ней, стараясь уловить признаки хитрости. Но на лице Элоис отразилось мучительное раздумье. Как будто это место было ей знакомо, но она ничего не могла вспомнить.
Сдавив руками виски, она издала горестный стон, однако продолжала идти дальше. Наклонившись, Элоис прошла под разрушенными балками и очутилась в том месте, где когда-то была библиотека. Следуя за ней, Слейтер убеждался, что дом стал пристанищем лесных обитателей. Под балками располагались птичьи гнезда. Никакой мебели не было, только грязный пол и обвалившиеся стены.
– Где мы? – чуть слышно произнесла Элоис, – куда вы меня привели?
Она смотрела на него широко раскрытыми, испуганными глазами. Слейтер спросил:
– Вам знакомо это место?
– Нет. – Ее глаза говорили, что она лжет.
– Это правда? – настойчиво требовал он ответа.
– Нет, я… я не знаю.
Слейтер схватил ее за плечи, Элоис поморщилась от боли, словно он дотронулся до раны. Но ему нужно знать. Вспомнила ли она это место. Его. Она приходила в этот дом, когда была ребенком. Сидела на этом самом полу и листала книги отца. Она забиралась на колени Слейтера, и он учил ее читать. Ей было пять лет, но не могла же она забыть его!
Элоис закрыла глаза и задрожала.
– Я чувствую такую… такую..
– Что, Элоис? Что ты чувствуешь?
– Боль, – еле слышно проговорила она и побежала к выходу. Густая растительность, плотно опутавшая дверь, не давала ей открыть ее. В отчаянии она оглядывалась вокруг себя, наконец, увидела провал в стене и побежала туда, в кусты.
Слейтер почувствовал стыд. Он поклялся помогать ей, защищать ее, а заставляя Элоис вспоминать о прошлом, он причинял ей боль. Выйдя наружу, Слейтер обнял девушку за плечи, и они пошли к лошадям. Он взял ее на руки и посадил на свою лошадь, а сам сел позади.
– Куда вы меня везете?
Он дотронулся до ее влажного лба и сказал:
– Домой, Элоис. Мы едем домой.
– Кто вы? – тихо спросила она. – Почему вы все это делаете?
Слейтер ничего не ответил.
– Эти драгоценности—мои, хотя я и не выдержала сегодняшнее испытание.
Он продолжал молчать, тогда Элоис дотронулась до его руки.
