– Александр Данилович! – окликнул его Ванька. – А куда складывать золотой песок и самородки? Специальные мешочки, пошитые Александрой Ивановной и Гертрудой Лаудруп, торнадо украло…
– От рубахи оторви рукава, – посоветовал Егор. – На одном конце каждого завяжешь по узлу, вот и получится – два длинных мешочка.
Первый встреченный им ручей – бурный и звонкий – оказался абсолютно пустым. В том смысле, что по окончанию промывки на дне лотка не обнаружилось ни единой золотой чешуйки.
– Бывает! – высказался Егор, запихал промывочный лоток в вещмешок и зашагал дальше.
Подойти к следующему ручью оказалось непросто: его устье находилось в болотистой низине, густо усеянной корягами и корневищами упавших деревьев. Сапоги противно чавкали в вязкой грязи, каждый шаг давался с трудом. Егор был вынужден использовать грозное копьё в качестве обычного шеста-щупа, предназначенного для хождения по топким болотам.
«Так и ноги можно сломать!», – недовольно пыхтел внутренний голос. – «Чёрт, надо было с Ванькой оставаться. А всё жадность твоя, мол, пять-шесть килограмм золота в месяц на человека – маловато будет…».
Только через два часа он выбрался на твёрдый песок, по которому струилась неторопливая прозрачная вода.
«Ручеёк-то – ерунда полная! Глубина – чуть выше щиколотки. Ширина – метра два с половиной. Вот же, блин горелый!» – начал ругаться внутренний голос и тут же потрясённо замолчал…
Донный песок – под прозрачной водой – был повсеместно покрыт золотистым налётом.
Егор нагнулся, погрузил ладонь в воду, зачерпнув песка с камушками, вытащил из воды, поднёс к глазам.
«Ёлы-палы! Вот это да!», – восторженно ахнул внутренний голос. – «Самородки! Да, какие…. Вот он – ручей Бонанза-Крик! Кстати, слово «бонанза» означает – в переносном смысле – «золотое дно». Ёмкое и правильное определение…
Глава двадцать первая
Дождливая осень, снежная зима
За трое суток они набрали в устье Бонанзы около пуда золотых самородков. Причём, промывочные лотки использовались сугубо в качестве совковых лопат: песок и галька вычерпывались из ручья и укладывались на берега ровными полосами, из которых самородки извлекались вручную.
– В грунте, поднятом со дна, конечно же, есть и золотосодержащий песок. Может, его даже много, – объяснил Егор. – Но этим мы займёмся позже, осенью и даже зимой. К тому времени извлечённого грунта здесь скопится много. Будем его – во время морозов – оттаивать около костров, или возле натопленной печи, и промывать.
Добытое золото они спрятали в просторной пещере, обнаруженной Айной неподалёку: толстыми брёвнышками отгородили в подземном зале угол, и по-простому засыпали его самородками.
– Завтра возвращаемся в Доусон, где и дожидаемся прихода Лаудрупа, – решил Егор. – Во-первых, у нас заканчивается мука. Во-вторых, плотники будут волноваться. Не дай Бог, забросят стройку и отправятся на поиски. А сюда мы обязательно вернёмся: установим палатку, пещеру переоборудуем под зимнее жильё, доставим необходимый запас продовольствия. По крайней мере, уже понятно, где нам предстоит трудиться ближайшие восемь-десять месяцев. Ясен пень, что темпы добычи вскоре упадут, сейчас-то мы сливки снимаем…
К Доусону возвращались прежней дорогой, описав широкую дугу.
«Пусть все остальные думают, что Клондайк место неперспективное – в плане золотодобычи», – поучал внутренний голос. – «Козырные места надо тщательно скрывать от чужих глаз…».
На Медном склоне Егор и Ухов плотно набили пиритом один из мешочков-рукавов.
– Да, вся наша жизнь наполнена дурацкими играми! – высказался Иван. – Особенно там, где присутствует злато…
Время шло, а соратники так и не появлялись. Минуло десятое августа, пятнадцатое. Ржаная мука заканчивалась, блины Егор пёк теперь только через день. Икры нерки было много, но много ли её съешь? В том смысле, что съешь и не заработаешь острой диареи? Поэтому основу пищевого рациона составлял грибной суп, а также запечённые на углях костра зайцы, куропатки и форели, добытые Айной.
Доусон постепенно строился: один из домов был подведён под крышу, почти завершён – без учёта дверей и окон – просторный склад, плотники начали возводить сруб бани.
Егор и Ухов трудились наравне с крепостными, и только изредка, чтобы не вызывать нездоровых подозрений, посещали Медный склон, принося с собой новые порции пирита.
Только двадцать девятого августа на водной глади Юкона показалась большая эскадра: две корабельные шлюпки, три катамарана и семь индейских каяков – с грузовыми плотиками.
– Приветствую вас, господа и дамы! – пафосно воскликнул Йохансен, ловко выпрыгивая из шлюпки и помогая выбраться на береговую косу адмиралу Лаудрупу. – А почему вы все такие похудевшие и чумазые?
Егор вкратце поведал о неприятной встрече с торнадо.
– Чего только не случается на свете! – восторженно подёргал швед кончиками длинных усов. – Никогда не слышал ничего подобного!
– Извините, что мы задержались! – начал смущённо оправдываться Людвиг Лаудруп. – Кто же знал, что с вами случилось такое?! Мы, кстати, вдоль русла Юкона заложили пять надёжных продовольственных складов – для зимних упряжек. Это тоже заняло немало времени….
– Вы же должны были подойти по раздельности! – непонимающе поморщился Ухов-Безухов. – Вы, адмирал, полторы недели назад. Вы, капитан, на три-четыре недели позже…. Впрочем, не отвечайте, и так всё ясно. Хотели – как лучше. Всем вместе – оно веселей. А приказы, они писаны не для вас…. Весь картофель остался в Александровске? Понятное дело, он же ещё не созрел! Да, деятели торопливые…
Пока шли разгрузочные работы, а адмирал с капитаном знакомились со строящимися объектами, Егор отвёл в сторону Лаудрупа-младшего и поинтересовался:
– Как твои дела, Томас? Удалось узнать что-нибудь интересное?
– Удалось, Александр Данилович! – браво отрапортовал юный датчанин. – Шведы весной будут возвращаться в Европу. Они в русском Охотске узнали, что Карл Двенадцатый серьёзно ранен и прикован к постели. Поэтому Йохансен и Ганс Шлиппенбах решили: выполнить королевский приказ – то есть, до весны заниматься добычей золота, после чего следовать в Лондон. Там узнать, что происходит в Швеции и кто сидит на троне. И, уже исходя из полученной информации, принимать дальнейшие решения.
– А как тебе сам Йохансен?
– Сложный вопрос, сэр командор. Когда у капитана хорошее настроение, то он душа-человек: компанейский, разговорчивый, славный. А когда у него, к примеру, болит голова, или просто – встал с левой ноги, то превращается в настоящего зверя. Однажды вечером Йохансен до смерти – без видимой на то причины – избил гренадёра. А утром проснулся, и сам этого не помнил. Потом капитан ходил к гренадёру, извинялся…
«Нам только неврастеника не хватает!», – подметил внутренний голос. – «Да, надо со шведами, что называется, расходиться краями. Это в том смысле, что в противоположные стороны. Разные у нас нынче с ними цели и задачи…».
Егор это важное дело не стал откладывать в долгий ящик, и вечером того же дня пригласил шведа на серьёзный разговор.
Они прошли с четверть мили вдоль русла Юкона, развели уютный костерок, сели на прибрежные валуны – друг напротив друга.
– Я почему-то был уверен, сэр командор, что вы решитесь на этот разговор только по весне, – непонятно усмехнулся Йохансен. – Впрочем, готов вас выслушать со всем вниманием.
– Между мной и шведским королём Карлом была заключена договорённость о разделе добытого золота. Вы, капитан, в курсе?
– О, да! Всё, что нашли – пополам.
– Предлагаю следующее: делёжку осуществлять уже весной, в Александровске, перед погрузкой на корабли. Если доживём, конечно, до весны…. А пока пусть русские хранят золото отдельно. Шведы – отдельно. Как вы смотрите на это?
