Глава 16. Луна, факел и что-то будет
Сковырнувшись с жердочки верхнего мира, я впечатываюсь в палубу непотопляемой галоши Морехода. Хорошо хоть не лицом. И хорошо, что не в корму. Потому что корма покрыта... рыбой. И даже не столько рыбой, сколько отвратительными существами утробно-розового цвета и червеобразного вида, безглазыми, слюнявыми и верткими. Худые жадноротые чайки - и те шарахаются от черверыбок, которые, оказавшись с пойманной рыбой в одной заднице, не отвлекаются от излюбленного занятия - и лезут, лезут к бьющимся о настил рыбьим тушкам, ввинчиваются им в рот и в жабры, пенясь оптоволоконными кабелями слизи, и душат свои жертвы, и жрут их изнутри и снаружи.
Миксины. Охотники на обреченных. На пойманных в сеть и на крючок, на больных и мертвых. Мастерицы ускользать от хищников, завязывая тело в узел и превращая воду в сопли.
- Твоя добыча? - брезгливо интересуюсь я, вышвыривая за борт розовую пакость вместе с ее защитными механизмами. - Ты что тут, на глубине тралить вздумал?
- Не нравится глубинная фауна? - посмеивается Мореход. - А как же разнообразие всего сущего и «каждому свое»?
Освободив место от разнообразного сущего, хмуро усаживаюсь на банку и начинаю шарить по карманам в поисках сигарет.
- Я, конечно, понимаю: в природе не существует облико морале и деления на красивое и некрасивое. В природе существует только деление на съедобное и несъедобное. Но какого черта ты натащил сюда всякой дряни? Из просветительских побуждений?
- Так ведь это ты мечтала в бездну заглянуть, не я! - переводит стрелки Мореход. - А миксины - бездна в действии. Чем глубже, тем миксинам привольнее. На большой глубине вообще ничего нет, одна вечная тьма, холод и эти милые зверюшки, жрущие разлагающихся китов и дохлых дайверов.
- Врешь. - Проведя с Мореходом немало времени, я заметила, что у него два метода слива информации: лживый и тенденциозный. - Как всегда, врешь. На глубине не только падальщики, паразиты и тьма. Есть свет, который тамошние обитатели рождают, а потом им же разговаривают, охотятся, любят и убивают. Биолюминесценция. Самый древний сотворенный свет. Так же и с подсознанием. Есть тьма, холод, небрезгливое дерьмоедство, но и свет тоже есть.
- Который для природы то же, что и миксиновые слюни, - возможность съесть, не будучи съеденным, - парирует он.
- Как говорится, вся природа - это бесконечное склонение глаголов «съесть» и «быть съеденным»! - огрызаюсь я. - Нашел, чем удивить. Так что если ты пытаешься напугать меня кошмарами из нижнего мира...
- Нет. Не пытаюсь. - Мореход протягивает мне свою зажигалку.
Руки у меня все еще дрожат и прикурить никак не удается. Волны хлещут в борт, шипят и пенятся, как молодое пиво. Ветер срывает огонек с зажигалки, а турбонаддув включать я еще не научилась. С чувством «кругом одни предатели!» рвусь в бой. С незажженной сигаретой в зубах.
- Тогда что за тварь ты из меня выудил?
- Которую? - изумляется Мореход. Картинно так изумляется: рот полуоткрыт, ресницы хлопают. Кларк Гейбл.
- А новенькую! Суккубиху!
- Не придирайся, нормальная тетка! - хохочет он. - Вот увидишь, она тебе еще пригодится!
- Да она чуть Гер... Дубину не сожрала, - передергиваюсь я.
- Это она от обалдения. Вылезла на свет божий и обалдела. Дубина для нее что для тебя бутерброд. Если бутерброд примется танцевать на тарелке, распевая «съешь меня, любимая»...
- Я немедленно приглашу съемочную группу и уйду в рекламу! - рычу я. - Не виляй! Я пообещала Викингу, что больше не стану вмешиваться в их с Дубиной жизнь. И что мне теперь делать? Сидеть и смотреть, как их лопает всякая нечисть, понабежавшая из подсознания? Моего подсознания, между прочим!
- А вот это и есть судьба истинного наблюдателя: сидеть и смотреть, как одни лопают других. И прикури уже бога ради свою сигарету, ты ее наполовину сжевала!
- Моя сигарета! Хочу - курю, хочу - с кашей съем!
- Вот именно! И Дубина - человек Викинга. Хочет - спасает, хочет - с кашей ест!
Надувшись, точно повздорившие супруги, мы отворачиваемся друг от друга и прожигаем взглядом горизонт.
Конечно, Мореход прав. Под килем его посудины, в недрах моря Ид, полным-полно отвратительных тварей вроде миксин. И полным-полно восхитительных тварей. Причем не всегда ясно, где одни, а где другие. И как спасать вторых от первых, и надо ли вообще.
Я понимаю: это все комплекс вины. Я виновата перед Викингом, которую искалечила с цинизмом компрачикоса. Нет мне прощения в ее глазах, и никакие планы по апгрейду маменькиной дочки до неубиваемой суки не вернут ощущения правоты и чистоты намерений. Я могу лишь наблюдать за последствиями событий, запущенных с моей помощью. Это похоже на камнепад: сталкиваешь камушек со скалы, чтоб посмотреть, как он летит, сверкая на солнце и весело бумкая по склону, а потом узнаешь, что осыпью накрыло деревню со всеми жителями... Я такой же криворукий демиург, как и все.
- И кстати, - голосом оскорбленного в лучших чувствах людоеда осведомляется Мореход, - почему ты решила, что это Я вытащил из тебя суккуба? Кажется, опять вмешался таинственный незнакомец? Или ты полагаешь: все таинственные незнакомцы в твоей жизни - мои альтер-эго?
- Боже избави, - ворчу я. - Поучительного морского путешествия с тобой наедине для девушки вполне достаточно.
- Время покажет, кто и зачем проделал это с тобой, - миролюбиво заключает Мореход. - Время покажет.
* * *
Чтобы отвлечься от неразрешимых проблем верхнего мира, стоит вернуться в мир окружающий. Тем более, что возле моего уха битый час что-то рокочет Дуби... Герка.
- И понимаешь, Аделинда там больше не работает, там теперь эта девушка, Хелене. Соня сказала, ее имя значит «факел», «луна» и «тайно сбежать», неужели правда? Но ей подходит...
- Стоп-стоп-стоп! - бормочу я, вынимая изо рта изжеванную сигарету. - Еще раз и внятно. Аделинда свалила, оставив достойную смену?
Герка краснеет. Он вообще легко краснеет. Моего племянника этот факт бесит, сколько ни объясняй, что мужчина его комплекции может позволить себе и не такие проявления чистой и кроткой души. Но в моем присутствии можно краснеть невозбранно.
- Аська, ну чем ты слушаешь, я же тебе все объяснил! Что мне, с начала пересказывать?
- Уж перескажи старой глухой тетке, не сочти за труд! - развожу руками я.
- Значит, так. Я пошел в тот магазин...
- В котором продаются феечки из папье-маше, дневники в обложках с цветочками, думочки с вышитым «Их либе дих» и прочие товары, совершенно необходимые крутому пацану вроде тебя...
- Вот именно. - Герка невозмутимо пресекает мою неуместную иронию. - А там она, Хелена. Ну... и всё.
- Как это «всё»? Ты узнал, что ее зовут
