звякала, и это меня ужасно раздражало. Когда я закончила, он некоторое время молчал, а я начала томиться. – Понимаю, в такое поверить непросто, – не выдержала я, он вскинул голову и усмехнулся.
– День сегодня полон неожиданностей. Рано утром пришло сообщение о бойне, которую кто-то учинил в здании фонда, кстати, того самого, о котором вы рассказали. Жуткое зрелище, скажу я вам. Девять трупов и один свидетель. Он хоть физически совсем не пострадал, но рассудка лишился и ничего толкового поведать не может. Даже свою фамилию назвать не в состоянии. Зато очень эмоционально повествует о том, что видел чудовище, монстра, который разорвал на куски девять человек. Врачи говорят, это последствие шока. О том, что там было на самом деле, остается только догадываться, но девять трупов – это слишком. К тому же все погибшие были вооружены до зубов, что тоже наводит на размышления. А к обеду в моем кабинете появился Павел Самсонов и рассказал совершенно невероятную историю. О стрельбе в здании фонда он уже слышал, думаю, это и заставило его прийти к нам. Теперь вот вы… И что я буду докладывать начальству? То-то оно обрадуется.
– Сочувствую, – буркнула я. – Только как бы скверно вы себя сейчас ни чувствовали, поверьте на слово, мне еще хуже.
Он кивнул, вроде бы соглашаясь:
– История, прямо скажем, фантастическая.
– Другой нет. Я хочу знать, кто я, то есть кем я была четыре месяца назад.
Савушкин достал из кармана фотографию и протянул мне. На снимке был Геннадий Андреевич. От его самоуверенности и следа не осталось, совершенно безумная физиономия.
– Знаете его?
– Да, – со вздохом призналась я. – Именно он выдавал себя за командира какой-то сверхсекретной группы, в которую якобы входили я и Павел.
– А если это действительно так? – помедлив, спросил Глеб Григорьевич. – Конечно, глядя на вас, трудно представить, что это правда, но… чего только в жизни не бывает. Это я к тому говорю… это я к тому, – с невеселой улыбкой продолжил он, – что мы ненароком можем влезть со своим расследованием в такое дерьмо…
– Так вот что вас беспокоит, – разозлилась я.
– Марина Геннадьевна, – он поднял руку в предупредительном жесте. – Я человек маленький, у меня начальство есть, пусть оно и ломает голову.
– А у меня подруга, которую убили, и шеф, который тоже погиб.
– Вот именно. Значит, кроме Самсонова, у вас свидетелей нет.
– Вы что, в убийствах меня подозреваете? – ужаснулась я.
– Я обязан проверить всех, в том числе и вас, Марина Геннадьевна, это моя работа. Все четыре убийства совершил один и тот же человек. По крайней мере, об этом свидетельствуют оставленные им записки. Скажите, среди ваших знакомых нет мужчины высокого роста, бритого наголо, с большим количеством татуировок? По показаниям свидетелей, не только руки у него покрыты татуировками, но и шея, и даже затылок.
Я невольно усмехнулась:
– В день своей гибели мне звонила Ирина и сообщила, что накануне познакомилась с молодым человеком. По ее словам, он выглядел необычно. Все тело у него покрыто татуировками. Я еще сострила, что их знакомство оказалось слишком близким.
– Соседи видели ее с этим парнем, он провожал ее до подъезда. Для человека, задумавшего убийство, он вел себя слишком самоуверенно, – вздохнул Глеб Григорьевич. – Возле антикварного магазина, незадолго до преступления, также видели высокого мужчину с татуировками. Он разглядывал витрину, как будто нарочно привлекая к себе внимание. Теперь что касается вашего шефа. Один из жильцов его дома столкнулся в подъезде с молодым человеком, тот выходил из лифта. Одет был в ветровку, на голове бейсболка. Он на ходу застегивал «молнию», и свидетель обратил внимание на его руки, сплошь покрытые татуировками.
– Я видела похожего парня, – кивнула я. – Правда, на татуировки не обратила внимания, он держал руки в карманах. Задел меня плечом, нарочно задел. И усмехнулся.
– У вас не создалось впечатления, что вы встречали его раньше?
– С уверенностью могу говорить только о последних четырех месяцах. За это время мы с ним ни разу не встречались.
– На автоответчике вашей подруги осталось сообщение. Довольно странное. А еще записки. Убийца, безусловно, пытался привлечь чье-то внимание.
– А если он просто псих?
– Допустим. Но сути дела это не меняет.
– Предположим, он жаждал вашего внимания.
– Тогда стоило обратиться к адресату во множественном числе.
– А если его интересует кто-то конкретный? Я имею в виду следователя?
– И этот вариант мы рассматривали. По нашей базе данных человека, подходящего под это описание, нет, так что вряд ли его интересует кто-то из нашего ведомства.
– Он мог изменить внешний вид. Допустим, раньше он был с волосами до плеч и без татуировок, – предположила я.
– Мог, – кивнул Савушкин. – Если он все еще разгуливает по городу, мы его найдем. С такой колоритной внешностью в толпе не затеряться. А теперь что касается вас. Я могу вам предложить только одно: завтра утром в моем кабинете написать официальное заявление.
Я усмехнулась, а он пожал плечами:
– Согласитесь, глупо ожидать от меня другого.
– И что произойдет после того, как я напишу заявление?
– Будем работать. Не стану скрывать, что ваша история особого доверия не внушает. Подтвердить ее может только Самсонов, но и на его слова я бы не стал полагаться.
– Почему? – нахмурилась я.
– Я сделал запрос по месту его жительства и очень скоро получил ответ. Правоохранительные органы давно к нему приглядываются, и для этого есть серьезные основания. Не будь он везунчиком, сейчас бы отдыхал в тюрьме. И чтобы такой тип добровольно явился в следственный комитет…
– Что вы хотите сказать? – не поняла я.
– Я хочу сказать, вполне возможно, что он сделал это под давлением.
– То есть попросту оговорил себя?
– Бывают разные обстоятельства… У него есть жена, правда, бывшая, и ребенок. Так вот, я позвонил коллегам, и они отправились к ней домой. По словам соседей, женщина с сыном живет на даче. Кстати, соседка сказала, что Самсоновой, то есть Омельченко Ларисой Олеговной, интересовались работники милиции, мужчина и женщина. Коллеги связались с участковым, и он съездил в деревню, где у Самсоновой дом. Ни женщины, ни ребенка там нет, хотя соседи пару дней назад ее видели. Видели также машину, «БМВ». Это случайно не та самая, что стоит сейчас возле входа в кафе? – усмехнулся Савушкин.
Я покосилась на Алексея, он сидел с отрешенным видом, вроде бы к разговору не прислушиваясь.
– После того как мы расстались с Павлом, я его искала. А его жена решила нам помочь, – не очень убедительно соврала я.
– Добровольно? А где она сейчас?
– В двадцати километрах от города. Мы не держим ее под замком, в этом вы сами можете убедиться.
– Если честно, очень бы хотел убедиться.
– Тогда поехали, – вздохнула я. Он поднял брови, демонстрируя удивление и недоверие одновременно, а я добавила: – Никаких сюрпризов, можете мне поверить. Завтра она собиралась вернуться домой.
– Надеюсь, что это так.
– Скажите на милость, зачем мне врать? Я ведь сама пришла к вам за помощью.
– Что ж, едем, – кивнул Савушкин и покосился на Алексея, который его взгляд попросту проигнорировал. Сомнения Глеба Григорьевича были мне понятны, ехать с нами он вряд ли считал удачной идеей, однако своих переживаний по этому поводу не демонстрировал.
