Его печаль; порыв не проявился, Хоть скрыть его была не в силах внешность, И нависал над жизнью, сокровенный, Как молния, таящаяся в туче, Чтобы потом исчезнуть, чтобы ночь Все затопила, но дневное солнце Пока еще не покидало леса, И сумрачные тени поглощали Дол тесный. Там громадные пещеры В подножья гор заоблачных вгрызались, И рев, и стон высмеивая эхом, Листва и ветви встречные соткали Тенистый сумрак над стезей поэта, Которому Бог, греза или смерть Искать велели колыбель ее, Ему могилу тем предуготовив; Сгущались тени. Заключал могучий Дуб в суковатые свои объятья Ствол буковый, а пирамиды кедров, Казалось, образуют храмы в дебрях, И облаками в небе изумрудном Готовы плыть акация и ясень, Трепещущие, бледные, а змеи Лиан, огнем и радугой одеты, Тысячецветные, ползут по серым Стволам, и смотрят их глаза-цветы, Невинно шаловливые, впиваясь Лучами в беззащитные сердца Любимых, чтобы жизнь сосать оттуда, Завязывая свадебные узы Нерасторжимые. Листва прилежно День темно-голубой со светлой ночью Сплетает, сочетая в тонкой ткани Причудливой, как тени облаков, И это только полог над поляной Душистой, мшистой, чьи цветы-глазенки Не хуже крупных. Самый темный дол Благоуханьем розы и жасмина Беззвучно приглашает приобщиться К прелестной тайне; сумрак и молчанье На страже днем; лесные близнецы Полузаметны, мглистые, а в темном Лесном пруду светящиеся волны Все до малейшей ветки отражают, И каждый лист, и каждое пятно Лазури, что в тенистый омут метит; Купает в жидком зеркале свой образ Звезда непостоянная, сверкая Сквозь лиственные ставни до рассвета, И расписная ветреница-птица, Которой сладко спится под луною, Да насекомые, которых днем Не видно, чтобы крылышки во мраке Тем праздничней, тем ярче засветились, И сквозь полупрозрачную преграду Волос глаза поэта тускло-блеклый Свой свет узрели в темной глубине Воды; так человеческое сердце Сквозь тьму могилы видит сон: свое Лукавое подобье. Слышал он, Как листья движутся, и как трава Трепещет перед ним, и как ручей Журчит, в тенистых водах возникая Из родников, и виделся ему Дух рядом с ним, одет не светотенью Лучистою, не мантией сиянья, Дарованного таинствами зренья, Виденьем или прелестью приметной, Но трепет листьев и молчанье вод, Прыжки ручья и сумеречный вечер Ему причастны были, словно нет Иного… но… когда вознесся взгляд, Задумчивостью движимый… два глаза, Вернее, две звезды во мраке мыслей Улыбкою лазурною светились, Маня его. И задушевный свет Его повел извилистой лощиной, Где своевольная дикарка-речка Стремглав от одного к другому логу Зеленому текла под сенью леса, Срываясь иногда, скрываясь в пышных Мхах, где напев ее неуловимый Глубок и темен, а среди камней, Обтесанных теченьем непрерывным, Она плясала и, смеясь по-детски, Равнинами струилась безмятежно И каждую склонившуюся к ней Травинку отражала. 'О речушка! В таинственных глубинах твой исток, А где твое загадочное устье? Ты, жизнь моя в причудливом теченье? Твой тихий сумрак, блеск твоей струи, Твои глубины, твой непостижимый Путь — все меня являет мне; и небо, И море мрачное скорее скажут, В каком летучем облаке, в какой
