ногу…Или руку!» — распалял себя Октавио, мысленно переносясь в зал суда и обращаясь к ближайшему баку: «Прошу лишить его родительских прав, господин судья!» И тут же, без всякого перехода, начал представлять себе, как вернётся мама (пора уже выглянуть на улицу, не идёт ли она). Они пошепчутся, найдут, где Октавио заработать — можно, например, почту разносить, или ещё что, — а после он, не говоря отцу ни слова, купит у какого-нибудь коллекционера, любителя или нумизмата старые эскудо и положит отцу на стол перед его приходом с работы. Тот сперва подумает, что это мама исхитрилась. И Октавио, разведя руками, просто скажет: «Нет, папочка, это я послал в газету на конкурс свои рисунки, их напечатали, и на гонорар я купил тебе эскудо. Тут даже немножко больше, чем было…»
Вдруг в его гудящей голове возникла совсем уже сумасшедшая мысль: а если эти эскудо, что он испортил, — все или хотя бы частично — были фальшивыми? Может, потому отец и не менял их? Ведь говорил же он маме как-то вечером придушенным шёпотом, что боится новых денег…обмена боится! Да нет, вздохнул Октавио, присев на груду битого кирпича, мой папа — честный человек. А такой шёпот у него всегда, когда речь о деньгах. И нечего искать дурацких оправданий! К чёрту все эти школьные спектакли. А если надо, то и саму школу! Нужно где-то заработать…Но где и как? Мама-то до чего расстроится — не из-за денег, а из-за того, что он это сделал…
И тут у него над ухом прозвучал незнакомый голос:
— Почему ты плачешь? Тебе нужна помощь?
ГЛАВА XIV. КОГДА МУДРОСТЬ БЕСПОЛЕЗНА, ОНА ОСКОРБИТЕЛЬНА
«Очень, — сказал себе Аксель. — Очень вероятно. Да». Но всё-таки он не стал торопиться с выводами, помня, как хитёр и коварен Штрой(который, оказывается, к тому же знает, что по его следу кто- то идёт!) Непонятно только, этот мальчик испанец или португалец? И как его звать по-настоящему — Октавио или Отавью? А как, кстати, зовут самого отца? Жаль, в Индексе нет такой графы…В десятый раз посмотрев фильм (и став, к сожалению, свидетелем вновь возникающих «свеженьких» страниц с именами новых жертв), он ещё раз убедился, что глаза у этого жадюги карие. То есть, не светлые! Значит, и у сына, скорее всего, тёмные…И отодвинул книгу.
Дженни и Кри полностью согласились с его выводами, но, как известно, сколько голов — столько умов. Итоговые мнения разделились. Если осторожный Аксель колебался между Жаном Массаром и Октавио де ла Крус (француз и испанец скорее будут темноглазыми, чем северянин Питер!), то Кри безоговорочно взяла сторону Октавио, а вот Дженни, с сомнением покачав головой, заявила:
— Скорее всего, это фан Донген!
— Почему? — хором спросили противники.
— Именно потому, что на него не подумаешь. А он, между прочим, единственный, про кого мы можем твёрдо сказать, что его похитили духи…Или дух. Похитителя твоего Октавио, Кри, мы вообще не видели. К тому же, судя по последней фразе его истории, ему предложили переговоры. Ну, и что же он — такой идиот, чтобы за горсть устаревших бумажных денег отдать кому-то душу и тело навсегда? И ещё. Белая Маска должен быть отзывчив.
— Даже в первую очередь, — мрачно уточнил Аксель.
— Хорошо. Возня с сестрёнкой, или переживания из-за любящего папочки — это всё очень трогательно. Но Питер фан Донген, заметьте, пожалел не родственника, даже не человека — а рыбу в море. Холодную и безмозглую! Которую ловят тысячами тонн. Как вам такое?..А уж если говорить о Массаре, то он у меня — подозреваемый номер два.
— Дженни, ты можешь бросить все эти словечки полицейской инспекторши? — скривился Аксель. — Здесь тебе не сериал…
— Я говорю, как мне удобно. Лишь дату похищения Массара мы знаем точно!
— Ну и что же?
— А то! Штрой хочет, чтобы мы решили, что Массара украли первым, вот и не стали трогать дату. Ну, и, стало быть, что Белой Маской он никак быть не может. Знаете, как это называется? Психологический барьер! Да и тип, который его похитил, очень уж не похож на духа. Даже, я бы сказала, слишком…
Брат и сестра переглянулись. Заумно немножко, а всё же, если вдуматься…Пожалуй, и комиссар Хоф вряд ли смог бы возразить. «Догадка Кри про Штроя и маргиналии — ещё сложнее, — напомнил себе Аксель. — Однако это наверняка правда!» Он и сам не мог бы объяснить, почему уверен, что девятилетняя девочка верно разгадала план старого, коварного волшебника, но принял её объяснение так, словно услышал его от самого Гуго Реннера.
— Ладно! — объявил Аксель, вздохнув. — Хватит гадать! А коли так, умнее всех опять оказалась Кри.
— Да? — подняла бровь Дженни. — Это почему же?
— Потому, что она как раз не гадает. Просто ей кажется, что тот, кого мы ищем — Октавио де ла Крус…Хотя это не значит, что её мнение лучше твоего.
— Мерси. Кри, поздравляю тебя с таким братом!
— Спасибо, — ответила Кри, улыбнувшись Акселю.
— Ладно, первый этап нами пройден! — закончил последний и слегка покраснел. — А дальше нам без Титира всё равно не продвинуться…Так что давайте отдохнём от этой гадости, искупаемся и пообедаем, как люди.
Предложение было принято с энтузиазмом — тем более, что купание оказалось превосходным, не хуже, чем в Сан Антонио. Правда, под сводами Третьего Яруса царствовал вечный штиль, и вместо яркого южного солнца над головами купальщиков висело светлое марево. Но зато под водой можно было спокойно разглядывать большущих рыбин, которые и не думали пугаться, и даже давали взять себя в руки. Вот только осьминога так ни разу и не удалось увидеть, хотя Кри утверждала, что однажды её ногу задело холодное щупальце — когда она особенно далеко заплыла в сторону гигантского тома, перегородившего Центральную Спираль. Аксель тут же предложил поплыть к арке и понырять под её сводами, но девочки отказались, сославшись на усталость.
Затем все пообедали и как-то притихли. Очень уж угнетающе, оказывается, действовала на нервы полная тишина — теперь, когда работа была окончена, это стало заметно. Акселю даже вспомнились затихшие перед бурей Альпы…Но делиться своими воспоминаниями он ни с кем не стал, а вместо этого забрался в беседку и уснул. Девочки поступили так же, условившись с ним, что вечером, до отплытия, ещё разок все вместе перечитают три истории (с обязательным видеопросмотром).
Проснулись они одновременно — как от толчка. У берега стояла лодка, а на корме в светлых сумерках горбилась знакомая фигура. Но дети сразу заметили, что господин Титир ещё более замкнут и угрюм, чем нынче утром.
— Не собирайтесь! — поднял он руку, когда Аксель, Кри и Дженни, высыпав из беседок, заспанные и взъерошенные, поспешили к нему. — Вы остаётесь здесь. Так будет безопасней…
— Как? Почему? — посыпались вопросы.
— Вас ищут всё настойчивее. Сам Кья здесь! Кольцо сужается… — вздохнул старик, выбравшись на берег. — К счастью, Подземный Мир велик. Думаю, завтрашний день у нас ещё есть. А вечером мы уйдём… вы — на Сан Антонио, я — к Франадему.
— Вам, наверное, будет не хватать всего этого, господин Титир, — с сочувствием сказал Аксель, оглядывая лагуну и каналы.
— Э, как сказать…И да, и нет, мой мальчик. Я всегда считал: когда мудрость бесполезна, она оскорбительна. Пусть всё уйдёт под воду, туда и дорога…А я начну собирать всё это сначала, и буду иметь хоть какую-то цель.
«Когда мудрость бесполезна, она оскорбительна… — повторил про себя Аксель. — Это я точно запомню!» — Знаете, — взволнованно сказал он вслух, — вам надо обязательно поговорить с одним моим другом! Он согласился бы с вами.
— Ты, вероятно, имеешь в виду комиссара Хофа? — усмехнулся Титир. — Да, наверное…Но его человеческий век слишком короток для некоторых вещей. И хватит об этом! Все ваши вещи уже в
