И, наконец, против первой надписи:
Обедавшие помещались поперек лож и несколько наискось, так что голова каждого лежащего ниже (начиная от изголовья) приходилась, примерно, на уровне груди его соседа, возлежавшего выше.
Надо сказать, что эти столовые при своих малых размерах были очень неудобны: в них буквально негде было повернуться и нельзя было встать, не беспокоя соседей. В богатых домах уже I в. н. э. начали устраивать столовые большего, чем обычно, размера: в доме Кифареда, например, это комната размером в 7x11 м, в доме Пансы — размером в 7,5x10 м. Они выходили обычно в перистиль и назывались греческим именем «oicos», т. е. «дом». Одним из видов такой комнаты был «коринфский ойкос». Отличительная его особенность состоит в том, что вдоль стен комнаты шли колонны, перекрытые коробовым сводом; потолок между колоннами и стеной был обыкновенным, плоским. Комната, таким образом, приобрела вид басилики с ее тремя нефами: в среднем нефе находились обедающие, у которых теперь было достаточно пространства, чтобы вставать и проходить к своему месту, не тревожа остальных; в боковых стояли прислуживающие рабы.
Очень любопытно устройство столовой в доме Серебряной свадьбы (ил. 34); это просторная (13x6 м), продолговатая комната, явно разделяющаяся на две части: в задней четыре восьмигранных колонны, очень близко поставленные к стенам, поддерживали коробовый свод; это и была собственно столовая; передняя часть предназначалась для рабов, которые, обычно в большом количестве, должны были прислуживать за столом. Этим комнатам стремились придать с помощью росписи и мозаик особо парадный вид. Одна из таких самых великолепных помпейских столовых находится в доме Корнелия Тегета. Это большая комната, широко открытая на перистиль и находящаяся прямо напротив летнего триклиния. Пышность стенной росписи дополняется еще прекрасным полом. У порога почти во всю длину комнаты мрамором выложена пестрая дорожка, от которой в центр комнаты и переходя за него идет другая, более широкая. Почти в середине находится мозаичный квадрат (размером 0,9x0,9 м) изумительной работы из кусочков дорогого разноцветного мрамора. Геометрический рисунок (ромбы, шестиугольники, круги, треугольники, входящие между собой в разные сочетания) оживлен растительным орнаментом: стилизованными чашечками распустившегося цветка. Мозаика эта замечательна еще тем, что здесь впервые видим мы применение разноцветной (красной, синей, зеленой, белой и золотистой) стеклянной пасты, из которой сделаны розетки, вписанные внутри четырех шестиугольников, находящихся по углам квадрата. Квадрат этот, производящий впечатление яркого коврика, был предметом особой заботы хозяина, приказавшего прикрыть его толстым свинцовым листом, который снимали только в торжественных случаях. Эта мера предосторожности, необычная для Помпей, спасла редкую мозаику, стеклянные части которой иначе погибли бы от раскаленного пепла и падающих камней.
Кухни. Скажем еще несколько слов о помпейских кухнях. Они помещались, обычно в задней части дома, занимая иногда пристройку. Это маленькое помещение (редко бывает 15 кв. м), загроможденное при этом очагом, столом, а иногда еще водоемом и печью; оно не всегда правильной формы: бывают кухни в виде трапеции или в виде узкого вытянутого коридора. Освещается кухня плохо: внутренними окнами или люками в крыше. Так как здесь находится очаг, то тут же часто помещается и ларарий. В кухне устроен сток для грязной воды, по которому она попадает в уборную, расположенную обычно рядом с кухней. Иногда кухни устраивали в подвале, иногда в верхнем этаже. Варрон говорит, что столовые из первого этажа часто переносили наверх; может быть, с тех времен остался еще обычай устраивать лестницу в верхние помещения именно на кухне. Поблизости от нее делали кладовую или чулан с провизией.
Ларарий. Италийский дом вообще и помпейский в частности немыслимы без места, посвященного ларам, без места их почитания — без ларария. Лары — это духи-покровители дома, с которыми связана вся его жизнь. К ним обращаются с горем и с радостью, в знаменательные для семьи дни, в праздники и в будни. Хозяин, приезжая в свое имение, прежде всего приносит им жертву; за каждым обедом им ставят в крохотных блюдечках на очаг еду и затем бросают ее в огонь; трижды в месяц (в календы, ноны и иды{22}) хозяйка кладет венок на очаг, который всегда поддерживается в чистоте, потому что это алтарь ларов, и простые, грубо вырезанные изображения их стоят около очага. Поэт Тибулл,[71] отправляясь на войну, трогательно просит домашних богов:
Им молятся при отъезде и при возвращении, в день рождения и свадьбы, а также по выздоровлении. Юноша, вступая в совершеннолетие, приносит им в дар золотой медальон, который носил мальчиком; девушка — свои детские игрушки. Жизнь каждого члена семьи и всего дома тесно связана с ларами, и борьба первых христианских писателей с культом ларов свидетельствует о том, как долго и прочно держался он в сердце античного человека.
Первоначально местом почитания ларов был атрий с его очагом. Впоследствии, когда очаг перенесли на кухню, туда переместился и ларарий, а затем его стали помещать в разных местах дома: в крыльях, в перистиле, в триклиниях, во входных сенях. Ларарий представляет собой или нишу, квадратную, четырехугольную или полукруглую с арочным сводом, или настоящую маленькую часовенку, колонны которой опираются на невысокий пьедестал и перекрыты обычно двускатной крышей. Иногда просто на стене имелось изображение ларов. Перед этим изображением стоял постоянный или переносной алтарь, куда клали венки и цветы, где жгли ладан и совершали возлияния. Один из самых интересных ларариев найден в доме Веттиев. Это часовенка («эдикула» — буквально «храмик») высотой в 3,7 м, очень неглубокая, в противоположность обычным помпейским часовенкам. На прочном основании, несколько выступающем из стены, утверждены две коринфские полуколонны, на которых покоятся архитрав и фронтон. Часовенка украшена лепными рельефами и расписана красной, желтой и голубой красками. Лары изображены на стене ниши: на белом поле стоят, приподнявшись на цыпочки, в легкой позе танца, двое юношей в белых туниках с пурпурной перевязью через плечо и чашей в форме рога в руках. Между ними — молодой человек в тоге с красной полосой. Дело в том, что вместе с ларами обычно изображали божественного спутника и помощника хозяина дома — гения. Так же как и ларов, семья чтит гения своего главы: гению хозяина приносят жертвы, ему посвящают дары, им клянутся. Изображение его, которому иногда придают черты портретного сходства с самим хозяином, помещают в ларарий. У Веттиев, однако, по мнению некоторых, между ларами нарисован гений Нерона: в лице закутанного в тогу юноши с полным лицом усматривают сходство с портретом императора; при империи культ императорского гения был широко распространен; изображение в домашней часовенке его гения вполне соответствует духу времени. Внизу под ларами нарисован свивающийся кольцами змей — это символ гения. Змея была животным, ему посвященным; иногда вместо гения изображали просто змею. Она ползет к алтарю, где лежат яйцо и плоды, чтобы вкусить от предложенной жертвы.
Помпейский дом показался бы нам почти пустым, а древний италиец пришел бы в ужас от загроможденности наших квартир. У античного человека мебели в доме было мало, и стол — главная принадлежность нашего комнатного убранства — играл в его жизни роль значительно меньшую, чем у нас. Письменных столов древние вовсе не знали, так как занимались и читали лежа. За столом обедали; красиво отделанный стол был декоративной мебелью, украшавшей атрий и перистиль, и, наконец, столом пользовались еще, чтобы на него ставить разные вещи: он заменял нашу этажерку. Обеденный стол, по свидетельству Варрона, был квадратным; потом его стали делать круглым. Помпейские обеденные столы
