курток, ни свитеров он никогда не носил. Как бы ни злобствовала погода. И в холод, и в ветер, и в дождь Фостер ходил в одной майке. Потел он при этом, как прохудившаяся плотина, а светлая бизонья шевелюра спускалась ему чуть не до плеч.
-- Привет! -- Голос громыхнул так, словно стеклянная дверь была сделана из бумажной салфетки. -- Что тут у вас творится?
Я открыл дверь и увидел перед зданием фургон. Огромный, странный и похожий на заснувшего допотопного зверя.
-- Ну, вот и я, -- сказал Фостер, обхватил меня одной лапой и крепко прижал к себе. В другой его лапе находилась бутылка виски -- половины виски в ней уже не было.
-- Ну, как оно у тебя, малец? Держи хвост морковкой. Фостер приехал. Эй, вот вам и
Вайда не выдержала и разулыбалась. Я понял, что Фостер ей понравился с первого взгляда.
Подумать только, как успокоилось ее тело за те несколько месяцев, что мы провели вместе. Она все еще была немного неуклюжа, но теперь это выглядело не увечьем, а поэзией, и неимоверно очаровывало.
Вайда подошла и обняла Фостера. Он притиснул ее к себе и предложил глотнуть из бутылки.
-- Тебе полезно, -- сказал он.
-- Ладно, попробую, -- согласилась она.
Величественным жестом он обмахнул горлышко и протянул ей бутылку. Вайда сделала крохотный глоток.
-- Эй, малец. Попробуй это пойло. От него на твоих книгах шерсть вырастет.
Я тоже отпил.
Ни фига себе!
-- Где ты нашел это виски? -- спросил я.
-- Купил у мертвого индейца.
Ничья от сего числа
-- Веди нас, -- сказал Фостер.
Одной рукой он обнимал Вайду. Они пристроились друг к другу, как две горошины в стручке. Я был очень рад, что они так хорошо поладили. Мы пошли ко мне в комнату -- расслабиться и разработать тихуанский план.
-- Где же ты была всю мою жизнь? -- спросил Фостер.
-- Явно не в резервации, -- ответила Вайда.
-- Изумительно! -- сказал Фостер. -- Где ты нашел эту девушку?
-- Сама пришла, -- ответил я.
-- Почему я не библиотекарь? -- сказал Фостер. -- Зачем мне пещеры? Я выбрал не тот край карты. Хей-хей, какая же ты хорошенькая -- я таких в жизни никогда не встречал. Господи боже мой, ты даже лучше, чем фото моей мамочки.
-- Это от виски, -- сказала Вайда. -- Я всегда выгляжу лучше сквозь янтарную жидкость.
-- Черт, действительно вискач. Ты у меня все 86 градусов выпила. Давайте, я возьму ненадолго библиотеку в свои руки, а вы, ребятки, поезжайте в пещеры, стряхните пыль с этих чертовых книжек. Там в самом деле славно. Только не проболтайтесь никому, что меня знаете. Иисус Христос и старина Фостер им надоели до чертиков одновременно. Меня только и спасает, что я симпатичный.
Тихуанский план
Мы вернулись ко мне в комнату, сели все вместе на кровать, немного попили виски и составили тихуанский план. Обычно я не пью, но сейчас прикинул, что нынешнее состояние нашей жизни заслуживает нескольких капель.
-- Значит, у нас будет абортик, так? -- сказал Фостер. -- Вы твердо решили?
-- Ага, -- ответил я. -- Мы все обсудили. Так нужно.
Фостер посмотрел на Вайду.
-- Да, -- сказала она. -- Мы еще не настолько созрели, чтобы заводить ребенка. Нас только собьет с толку, а ребенку от этого никакой пользы. На этот свет и так трудно рождаться -- что говорить, если у тебя незрелые и сбитые с толку родители. Да, я хочу аборт.
-- Тогда ладно, -- сказал Фостер. -- Бояться тут совершенно нечего. Я знаю хорошего врача -- доктора Гарсию. Он сделает небольно и без осложнений. Все будет хорошо.
-- Я тебе верю, -- сказала Вайда.
Она взяла меня за руку.
-- Расклад очень простой, -- сказал Фостер. -- Сядете здесь на самолет. Он вылетает завтра в 8:15 утра до Сан-Диего. Я взял вам билеты в оба конца. И позвонил врачу -- он будет вас ждать. В Тихуану прибудете до полудня, а немного погодя все уже и закончится.
Вернуться можно в тот же вечер, если будете в силах, но если захотите переночевать в Сан-Диего, я вам забронировал номер в «Зеленом отеле». Я знаю парня, который им управляет. Хороший парень. После аборта будет слегка покачивать, поэтому сами решите, останетесь там или вернетесь. Все зависит от того, как ты будешь себя чувствовать, но если станет дурно, не напрягайся -- ночуйте в отеле.
Иногда доктор Гарсия пытается задирать цену, но я сказал, что у вас только 200 долларов, а больше нет, поэтому он ответил: «Ладно, Фостер, сойдет». По-английски он говорит так себе, но очень добрый и очень хороший. Настоящий врач. В прошлом году сильно меня выручил с той индейской девчонкой. Вопросы есть -- или еще чего-нибудь? Черт! Какая же ты симпотная!
И он трогательно обнял Вайду.
-- Похоже, ты обо всем позаботился, -- сказал я.
-- Вайда? -- сказал он.
-- Нет, я тоже больше ничего не могу придумать.
-- А как же библиотека? -- спросил я.
--
-- Кто за ней присмотрит? Здесь кто-то должен быть. Это важно -- кто-то должен находиться в ней двадцать четыре часа в сутки, встречать и принимать книги. Это основа библиотеки. Мы не можем ее закрыть. Она должна работать.
-- Ты про меня? -- сказал Фостер. -- О нет. Я человек пещерный. Придется подыскать другого мальчонку.
-- Но здесь кто-то должен остаться, -- сказал я, пристально глядя на него.
-- Нет-нет, -- сказал Фостер.
-- Но, -- сказал я.
Вайду наша беседа очень развлекала. Я хорошо отдавал себе отчет, что она не понимает моей привязанности к библиотеке. Но каким бы странным ни казалось мое призвание, я обязан был это делать.
-- Я -- пещерный человек, -- повторил Фостер.
-- Это наша работа, -- сказал я. -- Для этого нас наняли. Мы должны заботиться о библиотеке и людях, которым она нужна.
-- Знаешь, что я тебе скажу? -- сказал Фостер. -- Платят тут неторопливо. Я, например, уже два года ничего не получаю. А полагается $295.50 в месяц.
