Герасимов Сергей
Небесное тяготение
Сергей ГЕРАСИМОВ
НЕБЕСНОЕ ТЯГОТЕНИЕ
Автор определеннно заявляет, что все персонажи данного рассказа выдуманы от начала до конца и всякое их сходство с людьми, реально живущими, является случайным.
Родион Попыкин был благодетелем человечества. Сам он об этом не знал, из скромности, но, конечно, догадывался. Всю жизнь ему хотелось сделать что-нибудь особенное, направленное на благо людей; иногда это желание становилось настолько сильным, что Родион Попыкин хватал первое попавшееся под руку и совершал благо.
Однажды майским багровым вечером он сидел на стуле у окна, качаясь и поскрипывая, изнывая от страсти к благому делу. Тикал розовый будильник в форме закругленного квадрата, стрелка прыгала с секунды на секунду как блоха, и каждая секунда пропадала для человечества зря - потому что под рукою ничего не было, кроме пуговицы на собственной рубашке. Оторвав пуговицу, Родион Попыкин поднес ее к глазам и присмотрелся: пуговица была маленькая, с полосатой перламутровостью, не имевшая ни какого значения для человечества. Из-под оторванной пуговицы выглянул освобожденный животик, будто бы спрашивая, нет ли чего-нибудь поесть? Готовить ужин Родиону было лень, поэтому он решил спать и заснул очень быстро.
Ему снились странные сны и, как человек интеллигентный, он, не просыпаясь, объяснял сам себе их тем, что заснул на стуле. Его голова кружилась во сне, но не в горизонтальной плоскости, как это обычно бывает, а вертикальной, поэтому Родион Попыкин всю ночь напролет испытывал довольно неприятное чувство переворачивания. Однажны он даже проснулся и, находясь в геометрическом центре ночи, увидел перед собой совсем черное небо с единственной звездой (Альфабараном, других названий он не знал отроду) и услышал неутомимое щелканье часовой блохи. Было необычное чувство легкости во всем теле и оттого хотелось сорвать с неба Альфабаран и подарить неблагодарному человечеству. Он пошвелил в воздухе руками как желто-яркий утенок шевелит крылышками и почувстовал, что летит. Правда летел он медленно, потому что Альфабаран не приближался, и снова захотелось спать. Уже на опушке утра он больно ударился головой о что-то, но не проснулся, потому что голову имел крепкую и твердую. Проснулся он намного позже.
Было бело, холодно и твердо. У самого носа сидел паук, состоявший из восьминогой головы и хвостика. Поверхность была мелкобугристой и слегка знакомой. Где это я оказался? - подумал Родион Попыкин и встал на ноги. Паук, видимо испуганный движениями Родиона, сделал вещь совершенно недоступную для обыкновенных пауков: он начал подниматься на своей паутинке, которая торчала снизу как спица и остановился на уровне плечей Родиона. Попыкин нагнулся и взглянул на паутинку - на вид она была совсем обыкновенной, но, наверное, жесткой как стальная - паук спокойно уселся на ее верхушке.
Ну и ну! - подумал Родион и посмотрел по сторонам. Комната была чужой и прохо приспособленной для жилья: потолок был деревянным с прикрученным к нему пианино, столом и стулом. Стол висел над самой головой, на нем лежала книга по социологии, не падая. Родион Попыкин поднял руку и взял книгу.
- Ага! - сказал он, наконец-то разобравшись в обстановке, - книга-то намагничена.
Он выпустил книгу из рук и она снова прилипла к столу. В этот момент он почувстовал странное движение в кармане - такое, будто там завелась живая мышь. Он сунул в карман руку, чтобы проверить на месте ли ключи. Ключи выпорхнули из кармана и прыгнули на потолок. Родион Попыкин обижено огляделся еще раз и узнал свою квартиру. Квартира была перевернута вверх тормашками.
Родион огорчился, взглянув на свои, еще вечером безукоризненно черные брюки. От лежания на потолке они покрылись белыми неравномерностями и потеряли парадный вид, положенный брюкам благодетеля человечества. Носки тоже стали белыми, но, так как и раньше были они укоризненной чистоты, Родион оставил их без внимания. Как потомственного русского интеллигента его гораздо больше волновал вопрос 'что делать?'.
Для начала он посмотрел в окно и убедился, что перевернулась не только квартира, но и вся земля. Город, по крайней мере. Деревья были такими же как вчера, но росли все сверху вниз, будто сговорившись. Грязые тряпки висели на балконе и покачивались легким ветерком будто полевые цветы. Родион Попыкин открыл форточку, которая находилась на уровне колен и, основательно нагнувшись, просунул в нее голову. За окном была голубая бездна. В бездне плавало мутное солнце, широко растопыривая желтые плавники. По спине пробежал холодок.
Объяснений произошедшему Родион Попыкин нашел два. Первое состояло в том, что он, Р. Попыкин, не изменив себе, остался тверд, а земля позорно перевернулась в течение ночи с ног на голову. Это объяснение было приятно и правдоподобно, ведь Родион никогда не изменял себе. Воторое объяснение предполагало, что мир остался нормален, а перевернулся Родион.
- Почему? - спросил он сам себя и сам же себе ответил:
- Небесное тяготение.
Нет, не зря он всю жизнь, с детсадовского стульчика и по сей день тянулся к добру и к добрым делам. Он тянулся к небу, в то время как все остальные занимались своими мелкими земными делами, нисколько не думая о своих ближних. Вот настало утро, когда небесное тяготение победило земное.
Решив этот вопрос, Родион Попыкин снова вернулся к предыдущему, 'что делать?'. Для начала нужно было выйти из квартиры и осмотреться. Родион подошел к двери, оставляя следы на потолке, и попробовал открыть дверь. Замок расстегивался в противоположную сторону, что было неприятно - как будто надел на себя женскую рубашку.
Выйдя на лестничную площадку, он заметил до чего неудобно устроены дома: там и сям из потолков торчали балки, которые приходилось перешагивать. Перешагнув очередную балку, он поскользнулся и съехал вверх по наклонной плоскости белого цвета, усеянной черными пятнышками, из которых росли сгоревшие спички. Он ударился плечом и чуть было не выпал из окна.
Родион попробовал снова подняться к своей квартире, но это оказалось невозможным. Квартира оставалась незапертой и доступной для воров, поэтому нужно было думать быстро. Он переступил через порожек и съехал вверх, сидя на том месте, которое я стесняюсь назвать. Теперь он оказался на этаж выше и собирался, вызвав лифт, вернуться домой. Лифт, к сожалению, не работал. Родион сел и принялся размышлять.
Двери проскрипели и над головой появилась старушка с решительным выражением лица. Стаушка шамкала нижней челюстью и вела красную овчарку на поводе. Овчарка подняла голову и радостно вспомнила о том, что она хищник. Родион Попыкин понял это по ее глазам.
Собака прыгнула и щелкнула зубами, выхватив кусок рубашки в районе выпуклого живота.
- Альфа, возьми его! - закричала старушка. Альфа попыталась взять, но не смогла. Тогда старушка вернулась в квартиру с явно недобрыми намерениями. Овчарка последовала за ней, гавкнув на прощание. Родион вскочил на ноги и бросился вниз, то есть, вверх. Проехав два лестничных пролета и едва не сорвавшись на железные зубья перил, он услышал за спиною шум погони. Преследователей было несколько, они кричали одновременно и этим несколько затрудняли себе выработку приемлемого решения. Наконец, кто-то заметил следы на потолке. К этому времени Родион Попыкин юркнул в чердачный люк.
Юркнув в люк, Родион Попыкин сразу же пожалел об этом. На расстоянии метра в два от его босых ног светилась солнечная бездна. Ему стало так страшно, что перо (т.е. клавиатура IBM) бессильно описать это чувство. По спине побежали капли пота и впитались в поясок брюк. Шум погони приближался. Родион качнулся на руках и с остервенелой безнадежностью прыгул. Он упал неудачно и услышал хруст в ноге. Часто-часто забилось сердце и к горлу подступила тошнота.
- Вон он лежит! - послышался крик. - Несите палку! Да не эту, длинее!
Бездна была неравномерно сине-белой, вся в случайных облаках. Облака имели только нижние края, а верхними сливались с синевой. Мелкая птица проделывала вольные упражнения хвостом вверх. Родион Попыкин вспомнил свой детский страх перед зеркалами...
...Он положил зеркало на пол и осторожно подошел к нему. Зеркало вырезало в полу большой прямоугольник, под которым была еще одна комната, перевернутая. Он лег на пол животом и, вытянув шею, заглянул в зеркало. С детства он боялся зеркал, положенных на пол - они слишком глубоки. Наверное, это было предчувствие. Он преодолевал себя: клал зеркало и переступал через него, закрыв глаза. Но теперь зеркало было таким большим, что его не переступишь. Из нижней комнаты на него смотрело его собственное лицо: острый носик, маленькие глазки, узкий рот с тонкими губами, волевой взгляд - настоящее лицо непризнанного вождя. Вдруг лицо высунулось
