говорили разные неприятные люди, но, слушая их, Сержант был почти уверен, что, произнося “свобода”, они имеют в виду нечто другое. Цвет своего лица, быть может… Никто не говорил, что самая страшная несвобода - это невозможность легкости при главном выборе, а не отсутствие нескольких поблажек в пошлых мелочах, сведенных, как выяснилось, к праву носить глупые тряпки, ходить ночью танцевать, а потом днем не работать, а если работать, то черт знает над чем, почем и зачем. Недавно Сержант сделал выбор: ему так казалось, что сделал. Он, мнилось ему, выцарапал себе право не беречь себя и уехал. Но теперь лежал, чувствуя плечом холод бетонной крошки, и скучал - не о ком-то, а пустой, без привязки, вялой скукой. Ничего не происходило. Даже забирать их никто не ехал. - Сколько там времени, Сержант? - спросил Самара, не открывая глаз. - Девятый час, - ответил Сержант, не глядя на часы. До десяти они провалялись почти спокойно, потом заволновались. - Ну, Витя, ну, чудило, молись теперь, - снова начал заводить себя Сержант. - Зарыть тебя мало. Витька молчал. - Иди залезь на дерево и маши платочком, чтоб тебя с базы заметили, - сразу вмешался Вялый. Кряж и Рыжий наблюдали за дорогой: как заступили в четыре ночи, так и не сменялись. - Вялый, смени Рыжего, пора уже, - сказал Сержант. - Чего пора? Я свое отстоял, - откликнулся Вялый. - Вон пусть Витя идет. Вялый помурыжил в голове какую-то мысль, ему хотелось позлее сострить что-нибудь про то, как Витю стоило бы “пользовать”, но ничего толкового на ум не пришло. - И Витя с тобой пойдет, - ответил Сержант и поднялся сам. Это был простой психологический жест: вставать ему никуда не надо было, но если ты на ногах, твои команды действуют лучше, чем поданные из положения лежа. Вообще с такими зверями, как Вялый, лучше держать себя построже и настороже. В пустых песках субординация иногда забывается. Что стряслось-то? - думал Сержант, без толку пройдясь взад-вперед. Куда все запропали… Сигареты скоро кончатся. Кряж уселся на корточки и начал мять пустую консервную банку, превращая ее в блин. Этого Кряжа, вспомнил Сержант, единственного в отряде пугалась полковая овчарка, не боявшаяся даже без устали задиравшего ее Вялого. Хотя Кряж ничего дурного ей не делал. Просто начинал трепать за холку, а потом, незаметно для себя самого, стремился повалить на землю и дальше уже не мог сдержаться, чтоб не поиграть еще: не давал псу подняться, бодал его и подминал тяжелыми руками, пока собака с непривычным, почти на истерике, визгом не высвобождалась. Делала потом широкие круги, косясь на Кряжа глазом напуганным и бешеным одновременно. Кряж стоял тогда без улыбки, не совсем даже разобравшийся, что стряслось, и похож он был на тяжелую и, может быть, подводную коряжину, на которую если наедет лодка, то расколется пополам. - Кряж, я забыл, у тебя дети есть? - спросил Сержант. Он вдруг не без ужаса представил, как Кряж будет играть со своими чадами. Кряж пожал плечами. - Откуда, - странно ответил он. - А ты спроси у Витьки, откуда они берутся, - откликнулся Вялый. - А то ты, наверное, не так пользуешь подругу, напутал все. Кряж хмуро посмотрел в ту сторону, откуда раздавался голос Вялого - самого его видно не было за стеной. - Так ты не женат? - спросил Сержант. Кряж пожал плечами так, словно ему самому было неясно, женат он или нет.
…Самара отвернулся на бок и вроде заснул. Рыжий сидел у стены, привалясь к ней голой головой; странно, что его затылку не было больно.
…Нет большей пустоты, чем в ожиданье. Сержант еще в детстве пытался развеселиться в любую тяготную минуту, говоря себе: “А вот ты представь, что тебе умирать надо сегодня: с какой тоской ты тогда вспомнишь это время, казавшееся совсем нестерпимым… Наслаждайся, придурок, дыши каждую секунду. Как хорошо дышится…” - Достало уже тут лежать! - вдруг поднялся Самара. Сна у него не было ни в одном глазу. - А чего ты? Спи! - предложил Сержант. - Вернешься на базу - все одно будешь спать. - Там - другое дело. Там я буду… спокойно спать. А тут… Машина, что ли, у них сломалась? Сержант не ответил. - Сразу все три? - спросил за него Рыжий. В отряде было три машины. - Ну, уехали куда на двух, - предположил Самара. - Куда? - откликнулся Рыжий. - В Россию? - Откуда я знаю, - отозвался Самара; он сам понимал, что ехать особенно некуда. Он снова упал на спину и лежал с открытыми глазами. - Тошно как, - сказал. Сержант подумал мгновенье и озвучил то, чем сам себя успокаивал в такие минуты и о чем вспоминал недавно. Он вообще избегал отвлеченных разговоров с бойцами - ни к чему, но тут нежданно впал в лирическое настроение. Самара покосился на Сержанта удивленно и не ответил: просто не знал, что сказать. - Сержант, а ты кем работал раньше? - спросил Рыжий. - Вышибалой в кабаке, - ответил Сержант, повернувшись к Рыжему. - А потом? - Грузчиком. - А потом? - А потом опять вышибалой. - И все? - Все. - А… психологом не работал? - Нет. - А ты мог бы. Мозги заговаривать. Да, не надо было, решил Сержант. Не надо этого всего было говорить, сам ведь знаешь… - Хорошо, Рыжий, я подумаю, - ответил спокойно. - У меня имя есть, - сказал Рыжий, полузакрыв глаза. Сержант вперил в него ясный свой взор, но Рыжий не реагировал. - Я так понимаю, именем тебя будут называть два человека: твоя мама и я, - сказал Сержант. - У меня нет мамы. - Ну, значит, я один. - Ты один. Сержант сглотнул злую слюну. - Встань, рядовой, - сказал он Рыжему. Рыжий открыл ленивые глаза. - И будь добр, рядовой, объясни мне, в чем дело. Тебя что-то не устраивает? - Да, меня… - Встань сначала. Рыжий медленно поднялся и стоял, опираясь спиной о стену. - Меня не устраивает, что у нас не заряжены рации. Сержант кивнул головой. - И ты должен был это проверить, - закончил Рыжий. - Я услышал тебя, - ответил Сержант. - Можешь написать рапорт на имя начальства по данному факту. Еще есть вопросы? - Пока нет. - Тогда иди и проверь сигналки и растяжки. Черт его подери, подумал Сержант, проводив Рыжего взглядом. Что с ним стряслось такое… Кто его вообще Рыжим прозвал? - попытался он вспомнить и вдруг вспомнил. Ничего особенного: была у них, еще там, в далекой России, обычная попойка, а этот все сидел в стороне: он недавно пришел в отряд. - Чего ты там сидишь все время, с краю? - поинтересовался главный отрядный балагур, зампотех, худой и говорящий чуть гнусавым голосом, по прозвищу Жила. - Что ты как рыжий? Само по себе это было не смешно, но в приложении к блестящей, лишенной волос голове показалось забавным. Все захохотали пьяно. - Какой ты остроумный, - ответил тогда Рыжий негромко. - Острый язык твой. У меня карандаш есть - заточишь? - Я не карандаш заточу, я тебя задрочу, - ответил Жила весело, и все снова весело обнажили пьяные клыки и языки розовые. - Ладно, Рыжий, не гнуси, - сам прогнусил Жила вполне доброжелательно. - Иди, выпьем на брудершафт за твое новое имя. При всей своей забубенной веселости он был жестоким, Жила, и умел обломать, и любил это делать. Так и повелось: Рыжий. - Чего он? - весело спросил Самара у Сержанта. - Иди, с ним сходи, - ответил Сержант, быстро успокоившийся. - А то он… бросится там сейчас на растяжку. Последи, чтоб… Самара, весело ухмыляясь, вышел на улицу. - Автомат возьми, куда ты со своим веслом побрел! - крикнул вслед Сержант. Самара вернулся и поставил в угол снайперскую винтовку, взял “калаш”. - Что у вас тут? - появился Вялый. Сержант пожал плечами. - Все нормально, Вялый, - ответил, улыбаясь. - Или тебя тоже больше Вялым не называть? - Да, называй меня Скорый, - зареготал он в ответ. Прошел еще один муторный, на одной ковыляющей ноге, час. Рыжий вернулся и молча сидел, глядя перед собой. Его обходили, словно неживого. - Сержант! - позвал Вялый. - Поди на словечко. - Слышишь, что этот говорит? - кивнул Вялый на Витьку, когда Сержант подошел. Сержант вопросительно мотнул головой. - Он ночью слышал, как стреляли. В районе села. Сержант перевел глаза на Витьку. - Немного, минуты две, - ответил Витька быстро. - Даже минуту, наверное. - А ты с кем стоял? - спросил Сержант. - С Самарой? Он отчего не слышал? Спал, что ли? Самара уже образовался за плечом с виноватым видом. - Сержант, я клянусь: не спал. Задремал на минуту. Меня Витька толкнул, когда начали стрелять. - А чего вы меня не разбудили? - Так прекратили сразу. Сержант постоял недолго, глядя в бойницу, в лицо задувал ветер… и вышел на улицу, за блокпост. Думал там, втаптывая ногой камешек. И чего делать? Оставить пост, идти на базу?.. Нет. Кого- то одного отправить на базу или двоих, чтобы узнали, в чем дело? Кого? Вялого и… Витьку. Да. Или всем сразу идти? А пост оставить? Кому он нужен… Нет, нельзя… Он развернулся, чтобы войти в блокпост, и тут вдалеке раздался такой явственный грохот, словно разорвалось огромное брезентовое полотно, и оттуда начался камнепад. Глухо било и отдавалось эхом в земле. Из блокпоста выскочили разом и Витька и Самара, заполошные, как с пожара. Стали на месте, потому что бежать было некуда. Все смотрели в сторону базы: грохотало там. - Нас штурмуют, пацаны, - сказал Сержант, не очень узнав свой голос, как-то непривычно прозвучавший. - Их штурмуют, - сказал Кряж - он тоже вышел, труба гранатомета за спиной. - А нас - еще нет. - Нас и не будут, - ответил Сержант и сразу повысил голос: - Ну-ка, на хер все, давайте в блокпост, вылетели… Несколько минут они слушали явный шум боя. - Собираемся, - велел Сержант. - Цинки возьмите. Гранат, кто сколько сможет. Уходим на базу. Все, кроме Рыжего, начали застегивать разгрузки, перевязывать натуго ботинки, собирать гранаты - они постоянно лежали на блокпосту в двух зеленых ящиках. - А пост? - спросил Рыжий. - Собирайся, рядовой, - сказал Сержант. - Пост мы оставляем. Я так решил. Сержант взял бинокль и минуту разглядывал местность вокруг блокпоста, сначала в одну бойницу, потом во вторую. - Пошли, все. Крепкой трусцой они сделали пробежку до перелеска, негусто стоявшего в ста метрах от блокпоста. - Стоп, - скомандовал Сержант. Все присели на вялую травку. - Машина… Машины
