— А, значит, приехали? — Он держался чопорно и отстраненно. Складывалось впечатление, что он принадлежит несколько иному миру, нежели его сын и златовласая гостья.
Огромные — во всю стену, от пола до потолка — окна с частым переплетом пропускали в комнату много света. Стеклянные створчатые двери выходили на веранду, выложенную изразцовыми плитками и украшенную цветущей геранью.
— Разреши представить тебе Джулию Манро, — сказал Грант. — Ее отец, Стэн Манро, директор заповедника, живет рядом со мной, в соседнем бунгало.
— Ах да, ты говорил. Как поживаете, мисс Манро? Вы также сейчас работаете на выставке и рассказываете посетителям о жизни заповедников и национальных парков?
— Нет, — поспешила с ответом Джулия. — Я случайно оказалась в Питермарицбурге. Мой отец лежит в больнице, а я временно гощу у тетушки.
— Ах вот как. Да, да… Грант рассказывал о вашем отце. Он проходит обследование, правильно? Надеюсь, ничего серьезного? Диета и отдых — лучшие лекарства?
— Спасибо, у него все неплохо.
Слуга-африканец в белых брюках и наглухо застегнутой куртке бесшумно вошел в кабинет и поставил на низкий столик у окна серебряный поднос с бокалами.
— Хотите чего-нибудь выпить перед ленчем? — спросил Джеймс Тайлер, указывая на поднос. — Или же вы предпочитаете выпить аперитив в другом месте? — произнес он так небрежно и в то же время требовательно.
— Мама приказала мне провести Джулию по всему дому. Лишь после этого мы сможем приступить к аперитиву. Скорее всего, мы посидим с напитками на веранде.
Молодые люди вновь очутились в холле.
— Ну, с чего начнем осмотр? — задумался Грант. — Что же тебе показать? Ладно, отправляемся в гостиную.
Джулия расцвела улыбкой. Нет, этот парень нравился ей все больше и больше!
Грант отвесил игривый поклон, и Джулия прошла в чудесную комнату. Створчатые, с частым переплетом стеклянные двери вели на веранду.
— Боже, как красиво! — воскликнула Джулия, с восторгом разглядывая белый мраморный камин и прелестные обтянутые темно-красным атласом стулья в стиле Людовика XV.
— Мама считает, что невысокий белый камин смотрится намного лучше, чем огромный, массивный, — заметил Грант. — Между прочим, я придерживаюсь такого же мнения.
— Как красиво! — повторила Джулия, глядя по сторонам.
Она медленно прошлась по гостиной. Цвет стульев удивительно гармонировал с бледно-голубой и нежно-розовой обивкой мягкой мебели, с длинными, до пола, занавесями приглушенных тонов, с белым ковровым покрытием, поверх которого лежали узорчатые персидские ковры.
Джулия невольно вспомнила крытое соломой бунгало Гранта, комнату с простой плетеной мебелью. Она ничего не понимала.
— В этом ты разбираешься, — произнес Грант нарочито скучным, безжизненным голосом. — Посмотри, отсюда хорошо видна вся прилегающая к дому территория, — глухо, невнятно пробормотал Грант. — Плавательный бассейн, теннисный корт, розовый сад. Проблем, между прочим, хватает. Порой молочная ферма, земля, хозяйство оборачиваются сплошной головной болью. Бесконечные хлопоты, тяжелая работа… Мой отец редко проводит время, сидя за столом в кабинете и потягивая прохладительные напитки со льдом. У меня тоже на это не будет времени, когда я все возьму в свои руки. Возможно, мне придется вкалывать намного больше, чем в Умкамбо.
— К чему ты мне все это рассказываешь? — спросила Джулия. — Ты думаешь, меня бросит в дрожь при одном упоминании о молочной ферме, выпасе, коровьих лепешках?! Тебе кажется, я начну трепетать от ужаса и отвращения, шлепнусь в обморок?
— Можешь и не шлепаться, это дела не меняет. Большинство девушек воротят нос от фермы.
— Стэн… мой отец никогда не говорил тебе, что он был фермером? — осведомилась Джулия, подавив приступ гнева. — Фермеры, рейнджеры заняты примерно одним и тем же? До смерти матери я жила на ферме. Жаль, что мне пришлось уехать оттуда.
— Стэн никогда не рассказывает о себе. — В голосе Гранта скользнули нотки удивления, но чуткость и внутренняя деликатность не позволили ему пуститься в расспросы.
Джулия дала волю своим чувствам.
— Точно, — начала она, не узнавая свой тихий, сдавленный голос, — он не любит говорить о себе. — В ее зеленых глазах мелькнула странная неуловимая тень. — Он отвернулся от жизни… и от меня… когда мама ушла из его… из нашей жизни. Он забыл обо мне, с этим мне пришлось мириться и жить дальше. Естественно, это была шикарная школа для избранных. Отец полагал, что находится передо мной в долгу. И сделал то, что считал правильным и нужным. — Она подняла руку и медленно провела по шее и затылку, пытаясь снять напряжение. — По-моему, он был бесконечно одинок. Он потерял себя. Но ему повезло. Он обрел покой и умиротворение в той жизни, которую для себя выбрал. Одинокой и потерянной оказалась я. Представь: одна на всем белом свете, без дома, без семьи… Много, много лет подряд. Только одна шикарная школа сменялась другой. — Джулия резко отвернулась. — Не знаю, зачем я тебе это рассказываю. Нет, кажется, знаю! Хочу тебя кое о чем спросить. Неужели ты всерьез осуждаешь меня лишь за то, что я хотела переделать, украсить свой дом, который, наконец, у меня появился впервые за целую вечность? — Она сделала несколько шагов, откинула за спину волосы. — Идея отдать меня в пансион принадлежала отцу. Я стремилась угодить ему и не стала с ним спорить. Он отправил меня в «Сад азалий». Именно такой способ он выбрал, чтобы, как ему казалось, крепче привязать меня к себе. Он не хотел потерять меня, хотя в реальности нас ничего не связывало. Он боялся лишиться дочери так же, как лишился жены. Он превратился в одержимого человека, как ты в женоненавистника! — Джулия осеклась.
— Ты что-то сказала о женоненавистнике? — Голос Гранта звучал сухо и холодно.
Джулия подняла на него испуганные глаза.
— Прости! Я сморозила дикую глупость. Прости меня, мне ужасно жаль! У меня что-то шалят нервишки.
Воцарилась тишина. Минута за минутой проходили в гробовом молчании. Длинные занавеси колыхались на ветру, с тихим шорохом скреблись по плотной поверхности белого покрытия.
— Что за ферма была у Стэна? Чем он занимался?
— Выращивал тростник на северном побережье. Там повсюду были змеи. Родители даже питона видели. Он ползал в зарослях тростника. Я помню дом с толстыми стенами, высокое крыльцо с колоннами, массивную входную дверь, тишину и прохладу комнат.
Внезапно Джулия осознала, что Грант стоит близко-близко и смотрит на нее, печально и ласково.
— Пойдем, я провожу тебя наверх, — тихо и спокойно промолвил Грант. — Если хочешь…
— Хочу, — пролепетала она. — Твоя мать показала мне свои апартаменты. Потрясающее зрелище! И спальня, и гардеробная с множеством шкафов и ящиков.
— Когда отец с матерью переедут в новый дом, эту комнату никто не займет. Она предназначена невесте, которую я, как родители надеются, когда-нибудь найду. Возможно, их это сильно разочарует, но комната будет долго пустовать. — Он пожал плечами. — Когда осмотришь все наверху, можно будет пропустить по стаканчику. После ленча я вернусь к маленьким крокодилам. А ты? — Вопрос повис в настороженной тишине.
— Я? — наконец переспросила Джулия, прищурившись. — У меня все по плану: во второй половине дня буду помогать Леону на выставке.
— Понятно. Значит, все по плану. Ну ладно, пойдем.
Аперитив ждал их на боковой веранде. Они устроились на плетеных табуретках с красными подушками. Бар находился возле стеклянных дверей, ведущих в гостиную, и Джулия вновь уловила запах персидских ковров. Грант налил ей шенди, а себе пива.
Дремотно шелестел сад. Солнечные лучи пронизывали шпалеру, увитую ползучими растениями. По изразцовому полу веранды скользили зыбкие тени и теплые блики.
