— Потому что иначе случится непоправимая беда. Вова, не обижайся, но так надо. Тебе ни в коем случае нельзя знать мою фамилию.
— Ладно, обещаю, что не буду читать. Только не понимаю, почему нельзя…
— Просто так надо. Сейчас ты этого не поймёшь. Может быть после…
…Выставка располагалась во Дворце Искусств. Это величественное здание с колоннадой со всех сторон, выполненное в античном стиле, возвышалось над широкой площадью. Стены дворца украшал лепной орнамент. Около входа стояли две скульптуры атлантов, держащих на плечах каменный козырёк над входом.
Вовка вдруг вспомнил, что у него нет денег:
— Кирилл, а как же я туда пройду без билета? У меня ведь денег нет.
Все с удивлением посмотрели на него, а Кирилл ответил:
— Здесь не нужны деньги. На выставки всех пускают бесплатно.
Потом он объяснил друзьям, что в Вовкином Мире даже за вход на выставки или в кинотеатры нужно платить. Ребята очень этому удивились, но не стали подробно расспрашивать о таких странных для них порядках.
В залах оказалось немало посетителей, но не было шумно. Если кто и разговаривал, то очень тихо. Большинство посетителей просто тихо ходили по залам. Они останавливались около картин, подолгу их рассматривали. Картины были разные: пейзажи, портреты, натюрморты…
— Вон, смотрите — тихо сказала Маришка, — там картины Дмитрия Дмитриевича.
Она и Шурик подошли к стене, где висели картины Арсенина. Подошли и остальные. Вовка увидел на тех пейзажах знакомые места: лес, лесное озеро около деревни Кошелиха; а вот и его улица; утопающие в зелени аллеи парка.
Вовка смотрел на картины, как зачарованный. Он знал, что Дмитрий Дмитриевич жил в их городе. Он видел его картины и раньше. Он видел и самого Арсенина, когда тот приходил в его школу. Это было давно, когда жива была его мама, когда жив был художник Арсенин. Но всё равно, эти картины поразили его. Он словно почувствовал, как Дмитрий Дмитриевич тоскует по родным местам, по местам, где он родился жил… и умер…
— Здорово, Кирилл, — услышал Вовка знакомый из далёкого прошлого голос. Все обернулись, Вовка тоже. Пред ними стоял художник Арсенин и приветливо улыбался.
— Здрасти, дядя Дима, — ответил Кирилл.
— Что, понравились картины?
— Ага, здорово написано.
— А мне вот больше нравятся твои. Я тебе даже завидую. У тебя, Кирюха, великий талант. Твои картины нравятся всем. Здесь к кому ни подойди, только и говорят «Картины Мур…» Вовка не понял, что произошло. Только что он с Кириллом и его друзьями был в выставочном зале, и вдруг оказался около замка. У того самого, в которой живут Главный Хранитель и Кирилл.
Вовка дико оглядывался по сторонам и довольно медленно приходил в себя после столь неожиданного перемещения.
— Извини Вова, я просто вспомнил, что тебе пора возвращаться, — сказал Кирилл.
— Уже?
— Да, уже. Не забывай, что тебе надо быть в интернате, чтобы сделать следующий шаг. Кстати, это просто хохма. Знаешь, Гоблин сунулся в вашу спальню, а тебя там нет. Представляешь? — комната заперта, а тебя нет. Он сейчас к директору побежал докладывать.
— Ну вот, ещё одна проблема.
— Никакая и не проблема. Ты снова появишься в запертой спальне. Блинов туда прибежит с Арсением Ильичом, а спальня заперта, и ты там. Представь, что подумает Арсений Ильич. Он подумает, что Гоблин сошёл с ума. А тебе надо сделать удивлённый вид и сказать, что ты всё время находился в спальне. Вот умора будет! Ваш Гоблин к доктору побежит проверяться, к этому, что сумасшедших лечит. Всё время забываю, как он называется…
— Что ли психиатр?
— Во! Точно! К психиатру.
Вовка проснулся… Он лежал на своей кровати точно в том же положении, в котором заснул.
Глава 7. Гоблинёныш
Итак, Вовка проснулся в запертой на ключ спальне. Кто-то дёргал дверь. За дверью слышались голоса:
— Черт знает что! — орал Гоблин. — Я же не запирал! Мало того, что этот моральный урод сбежал, так ещё и с дверью какой-то недоумок балуется!
— Геннадий Олегович, может, вы её сами заперли — машинально? — послышался в ответ голос директора. — Тем более что другого ключа ни у кого нет.
— Я что, из ума, что ли, выжил? — сокрушался Гоблин. — Я, как только побег обнаружил — сразу к Вам. Дверь не запер, а ключи в кабинете оставил.
— Но открывать то всё равно надо. Идёмте за ключом.
Послышались удаляющиеся шаги. Минут через пять Гоблин и директор вернулись. Вовка быстро встал и уселся на стуле около окна. Сделав скучающий вид, он стал смотреть на улицу.
Когда Гоблин открыл дверь и увидел Вовку, он чуть не лишился дара речи. Директор, по правде говоря, тоже. Вовка взглянул на вошедших. Гоблин стоял, открывал рот, издавая нечленораздельные звуки, а потом как заорал:
— Ты где был, сволочь?! Я тебя по всему корпусу искал, все закутки обшарил. Ты что себе позволяешь подонок?! Молча-а-ать!
Вовка продолжал спокойно сидеть на стуле.
— Отвечай, негодяй, когда тебя спрашивают! — орал Гоблин.
— Так мне молчать, или отвечать? Я не понял.
— Хватит придурком прикидываться! Где ты был?!
— Как где? Здесь и был. Вы же сами меня заперли.
— Молча-а-ать! Я видел, что тебя здесь только что не было!
— Интересно, где же я был?
— Вот это ты нам сейчас и расскажешь!
— Извините, Геннадий Олегович, но я не знаю, чего мне рассказывать. Я из-за Вас почти весь день тут просидел, а ещё рассказывать.
— Убью-у-у! — заорал Гоблин и, сжав кулаки, бросился к Вовке.
Вовке показалось, что в комнате мелькнул знакомый силуэт и лицо Кирилла. Но это, конечно же, показалось. А вот то, как Гоблин споткнулся обо что-то невидимое и проехал по полу до самого окна, — это не показалось. Потерявший, наконец, терпение директор заорал на Гоблина:
— Прекрати-и-ить! Поднимайтесь с пола, Геннадий Олегович! И уходите! И чтоб я Вас сегодня больше не видел! Идите домой! Успокойте нервы! Сходите к доктору, наконец!
— Извините Арсений Ильич, не сдержался. Сами бы с этим мерзавцем почаще общались, тоже не выдержали бы. Извините. Ну я пойду?
— Идите, уж! И оставьте мне ключ!
Гоблин ушёл, что-то ворча себе под нос. А Арсений Ильич присел на кровати рядом с Вовкой.
— Ну что, доволен? Довёл человека?
— Что ли я его доводил? Он сам себя довёл. Вы же видите, что у него глюки. Что ли я сумел бы выйти из запертой спальни, а потом вернуться?
— Да, что-то с ним творится… Но всё равно, твоя вина в этом тоже есть. Знаешь, как он перенервничал, когда ты по крыше гулял?
— Знаю, видел. Только он сам виноват. Я теперь точно знаю, что с той сумкой он подстроил. Это он
