Как поутру | кэну бэку номи я |
Белоснежный иней? | токи наси-ни |
И без срока тосковать по милой, | омоиватараму |
Обрывая жизни этой нить? | ики-но о-ни ситэ |
(XII — 3045)
Как эта белая роса, | Юбэ окитэ |
Что упадет вечернею порою, | асита ва кэнуру |
А поутру исчезнет, - | сирацую-но |
Так и я… | кэнубэки |
(XII — 3039)
Как выпавшая белая роса, | Оку цую-но |
Могу исчезнуть так же я… | кэнубэки вага ми |
(XII — 3042)
Но все же и буддизму принадлежит доля участия в создании этих образов. Разница лишь в том, что художественная система народной песни опирается на представление о тождестве природы и человека. Буддизм же внес в поэзию новую основу: идею бренности, тщеты всего земного. В результате одни и те же образы из конкретных постепенно превратились в отвлеченные символы. Слова как будто остались прежними, но начали звучать в ином ключе:
Жизнь, как роса… | Оку цую-но иноти |
(IV — 785)
Словно пена на воде, | Минава насу |
Жизнь мгновенна и хрупка… | мороки иноти |
(V — 902)
Выраженное в некоторых песнях желание покинуть этот мир, возможно, тоже в известной степени подсказано буддизмом.
Не лучше ли исчезнуть навсегда, | Сирацую-но |
Как исчезает белая роса… | кэ ка мо синамаси |
(X — 2254, 2256, 2258)
И пускай теперь | Оку цую-но |