| Любимая, ты ль эти жемчуга? | Имо-ва тама ка мо |
| На чистых склонах гор, | Асихики-но |
| Повсюду распростертых, | киёки ямабэ-ни |
| Я рассыпал их сам, — и падали они. | макэба тиринуру |
(VII — 1415)
Надо сказать, что в старинных народных песнях, а затем и в литературной поэзии туман символизирует раннюю весну. Легкая дымка тумана служит приметой наступления этой поры. Кроме того, данный образ часто использовался и в песнях странствования, и в песнях разлуки: считалось, что оставшаяся дома возлюбленная тоскует и от ее вздохов образуется туман, встающий на пути того, о ком тоскуют. Здесь же, в плачах, названный образ, как и уплывающее облако, стал ассоциироваться с погребальным обрядом сожжения:
| Любимая моя, что здесь молвою | Варэ юэ-ни |
| Из-за меня была осуждена, | иварэси имо-ва |
| Туманом утренним | такаяма-но |
| Средь пиков гор высоких | минэ-ни асагири |
| Исчезла ныне навсегда… | сугини кэму камо |
(XI — 2455)
Изменение содержания традиционного поэтического образа под влиянием буддийских представлений, что легко подтверждается многими примерами из антологии, позволило выделить третью категорию песен, включающих образы, подсказанные буддизмом. Это помимо тумана и облака образ ослепительно белых цветов, которыми украшают алтарь и с которыми сравнивают пенистые волны водопада, чистые струи воды и т. п.
| Словно белые цветы, | Сираю у хана-ни |
| Что приносит мне алтарь, | отитагицу |
| Водопадов мчащиеся воды… | таки |
(VI — 909)
| Не белые ль цветы, | Хацусэ мэ-но |
| Что девы в Хацусэ | цукуру юухана |
| Изготовляют для священных алтарей, | ми-Ёсину-но |
| Как будто бы цветут на пенистой волне | таки-но минава-ни |
| У водопада в Ёсину? | сикиникэрадзу я |
(VI — 912)
| Как белые цветы священных алтарей, | Сираюу хана-ни |
