Заметки о японской литературе и театре. (часть)

следует читать танусики ва, т. е. толковать песню так: в этом мире суеты радость именно в том, чтобы плакать спьяна. Цугита следует этой трактовке, но Такэда Юкити, соглашаясь с Камо Мабути, оставляет прежнюю редакцию. Мы также придерживаемся первоначальной редакции, так как считаем, что в контексте предыдущих песен она вполне понятна, не вызывает недоумения и потому нет надобности ее менять.

Здесь снова встречается глагол эйнаки суру — 'плакать спьяна'. Табито как бы хочет подчеркнуть, что основная прелесть вина в том, чтобы опьянеть и выплакать горе.

В одиннадцатой песне Табито высмеивает последователей буддизма, верующих в пересение душ и в загробное возмездие за грехи этой жизни — в карму:

Лишь бы на земле	Коно ё ни си
Нам веселье суждено,	танусику араба
В будущих мирах —	кому ё-ни ва
Птицей или мошкой стать —	муси-ни тори-ни мо
Право, все равно!	варэ-ва наринаму

(III — 348)

Кому ё 'будущий мир' трактуется в данном случае как понятие, связанное с буддийскими представлениями о перерождении.

Ёсидзава рассматривает эту песню Табито как один из наиболее ярких образцов гедонизма [31]. Однако, на наш взгляд, эмоциональный акцент в этой песне, конечно, на иронии. Кроме того, если иметь в виду цикл в целом, в выражении 'лишь бы на земле нам веселье суждено' ощущается подтекст, в котором подчеркивается, что поводов для веселья на этой земле, т. е. в окружающей действительности, нет.

Двенадцатая песня как бы развивает тему, затронутую в предыдущей песне, где поэт иронизировал над буддийскими учениями — верой в перевоплощение душ, в загробное возмездие для совершивших грех на земле и т. д. В двенадцатой песне он противопоставляет этой вере свою точку зрения: все, что живет, умирает, нет ни загробного мира, ни возмездий; поэтому, пока живу в этом мире, хочу веселиться. Таким образом поэт подчеркивает свое отрицательное отношение к буддийским вероучениям:

Всем живущим на земле	Икэру моно
Умереть придет пора,	цуи-ни мо синуру
А когда такой конец,	моно-ни арэба
Миг, что длится жизнь моя,	коно ё нару ма-ва
Веселиться жажду я!	таносику-о арана

(III — 349)

Кэйтю приводит в своих комментариях [32] цитату (первые две строки) из 'Ши цзи'. Этим он как бы хочет подчеркнуть истоки поэтических настроений Табито — большого знатока китайской литературы.

В тринадцатой песне Табито снова выражает презрение к придворной среде, к услужливым чиновникам, которые подобострастно молчат, подчиняясь официальным указам, и подражают философствующим конфуцианцам и буддистам. Поэт говорит, что никогда не сравнит их с теми, кто, подобно ему, обречен в этих глухих провинциях опьянять себя вином и плакать от бессилия и отчаяния.

Тех, кто корчит мудрецов	Мода оритэ
И молчание хранит,	сакасира суру-ва
С тем, кто пьет вино	сакэ номитэ
И всплакнет порой спьяна,	эинаки суру ни
Не сравню я никогда!	нао сикэдзукэри