(III — 350)
В примечании к последней песне Такэда Юкити еще раз говорит о том, что цикл песен 'Гим вину' связан с личной трагедией Табито — утратой им жены. За внешней канвой песен, восхваляющих вино, скрываются глубокие душевные страдания автора.
Цугита Дзюн подчеркивает, что в этих песнях Табито издевается над определенной группой лжеученых, мнящих себя мудрецами.
Нам же представляется, как было сказано выше, что в основе всех песен лежит конфликт Табито с придворной средой, с императорским двором. И песни следует рассматривать в плане осуждения поэтом чрезмерного увлечения иноземной культурой, что означает, по сути, осуждение внутренней официальной политики двора, поощряющей широкую пропаганду буддизма и китайского просвещения.
Эти песни никак нельзя считать отражением гедонистических настроений Табито и выражением эпикурейской философии. Ведь, восхваляя вино, он всякий раз подчеркивает, что прелесть вина в том, чтобы 'пролить слезу спьяна'. Не случайно в песнях все время повторяется глагол
Нельзя также не отметить, что образованность Табито, его знание китайских и буддийских текстов, реминисценции, допущенные им в песнях, еще не могут служить доказательством их подражательного характера по существу. Кроме того, поэзия вина встречается во многих литературах мира и в разные эпохи, это явление мировой литературы, и, следовательно, поэзию вина Табито также можно считать одним из вариантов или моделей такой поэзии вообще.
Что же касается высказываний о подражании Табито китайскому поэту Тао Цяню, то здесь скорее можно говорить об аналогии и соответствии. Судьба Табито была в какой-то мере сходна с судьбой Тао Цяня. Оба они, хотя и по разным причинам, были в разладе с властью, с придворной средой. Оба были поэтами средневековья и пользовались характерным для мировой средневековой литературы приемом иносказания. 'Осуждение трезвости и поощрение пьянства' имеет у обоих поэтов, разумеется, особое значение [33], является своего рода скрытой формой протеста против существующей действительности. Во всем этом сказывается влияние аналогичных обстоятельств, а отсюда и соответственная душевная настроенность. Важно отметить в связи с этим указание сунского критика Ё Мэн-дэ на причины необходимости привлечения вина для иносказания: 'Поэты боялись преследований в ту жестокую пору' [34]. Данное указание, вероятно, можно отнести не только к творчеству китайских поэтов, которых имел в виду Ё Мэн-дэ.
И в то же время цикл песен 'Гимн вину' Тао Цяня похож на 'летопись жизни поэта. В них и воспоминания начиная с юности, и подтверждаемые многими примерами размышления о том, как должен жить человек' [35].
Между тем в песнях Табито заключено иное содержание и написаны оба эти цикла в разных ключах. Почвой для песен о вине Табито служила прежде всего окружающая его японская действительность. И в этом — полная самостоятельность и самобытность его песен о вине.
Говоря о стиле песен Табито, японские критики упрекают поэта в отсутствии художественности, в чрезмерной простоте и прямоте песен. Моримото, например, отмечает, что пел Табито 'так, как звучал голос его сердца', и невозможно найти у него красоту тонкого искусства [36]. Этот стиль японские критики расценивали чаще всего как недостаток мастерства.
В самом деле, песни о вине Табито написаны удивительно просто. Здесь нет усложненных стилистических приемов, надуманной орнаментики. стиль этого песенного повествования почти разговорный, часто используются выражения из китайской и буддийской литературы, свидетельствующие о широкой эрудиции Табито. Настоящее мастерство поэта проявляется в этих песнях не в отточенности их формального рисунка, а в прямой непосредственной интонации и большой эмоциональной силе, заключенной в них, которую японские критики расценивают как 'мужественный стиль'.
Моримото высказывает предположение, что тоска Табито о родных местах, о столице Нара, звучащая в его песнях, по-видимому, отражала настроения чиновников того времени, заброшенных в глухие места [37]. Эти замечания до известной степени можно отнести и к циклу песен о вине, понимая в данном случае под 'чиновниками, заброшенными в глухие места', всех неугодных двору поэтов и царедворцев, в наказание удаленных за пределы столицы.
О том, что Табито в своей тоске был не одинок, позволяет судить его последняя песня, из которой можно заключить, что он имел 'собутыльников', 'ронявших также слезы спьяна'.
Выражая недовольство существующим положением вещей, Табито не предается отчаянию, не хочет уйти из жизни и не безразличен ко всему.
Табито любит жизнь, любит свою родину, он заявляет, что 'хочет веселиться', но окружающая действительность не дает поводов для этого. Творивший на рубеже двух эпох — на закате древности и на ранней заре средневековья, Табито сохранил в себе жизнелюбие, характерное для жизнеутверждающей поэзии древности, но на его творчестве успела сказаться и печать новой эпохи — средневековья.
Во всяком случае, цикл 'Гимн вину' — это не выражение эпикурейской философии и анакреонтических настроений, не слепое подражание китайским образцам, а действительно 'голос собственного сердца'; это песни, вызванные к жизни прежде всего конкретными условиями, в которых жил Табито.
Как один из образованных представителей своей эпохи, Табито, естественно, тянулся к более развитой культуре Китая, но в то же время он не мог не противиться чрезмерным увлечениям иноземной культурой при дворе. Были здесь, вероятно, еще и другие причины конфликта с императорским двором, поскольку военный род Отомо на протяжении истории не раз оспаривал власть у царствующего дома.
Так или иначе, но в цикле 'Гимн вину' Табито, по-видимому, осуждает, хотя и косвенно, внутреннюю политику двора, и по своему характеру и направленности песни цикла могут рассматриваться как первые зачатки сатиры в поэзии VIII в., т. е. раннего средневековья. Нельзя не отметить также, что поэзия вина Табито — явление именно средневековой поэзии, и в этом ее отличие от поэзии вина античного периода, отражающей гедонистические настроения. Печать эпохи в данном случае определила характер поэтического цикла 'Гимн вину', построенном на приеме иносказания, т. е. характерном приеме средневековой поэзии, а конкретная ситуация определила ключ, в котором звучит эта поэзия и который может быть назван иронией, приближающейся по своему значению к сатире.
СТАРИННЫЕ ЯПОНСКИЕ ПРЕДАНИЯ
Помещенные ниже японские народные предания относятся к глубокой старине. Как и всякие произведения народного творчества, они не имеют точной даты создания. Записи их сохранились в известном японском литературном памятнике VIII в. 'Манъёсю', в особом разделе XVI книги, где собраны 'песни, связанные с преданиями' (
